Исключение из правил

Первое воспоминание – как Ли ходил за ним хвостом не хуже Мистера Пикуля, когда Гарри объявился после успешно пройденных испытаний. Будто боялся, что тот снова исчезнет. Врать Ли в глаза – глаза, смотревшие на него так, как если бы их разделяла не пара лет возраста, а все промежутки между датами рождения и смерти высокородных предков Гарри, вместе взятые, – было невозможно. Более того: это было бы бесчестно. Не всякий новоиспечённый рыцарь мог бы похвастаться человеком, доверяющим ему столь безусловно. Поэтому Ли вынужден был удовлетвориться ответом, что сообщать правду запрещают правила. Кто бы мог предугадать, что в этом ответе для Ли будет звучать столь многое? Что мальчишка с именем коротким, как дефис между именами наследников знатных домов, мальчишка, которому форма колледжа была нужна, чтобы запачкать углём в сарае, а форма морпеха – чтобы кадрить девчонок на дискотеке, – что он будет мечтать стать частью чего-то элитарного, скучного закрытого клуба, обеспечивающего досуг состоятельным джентльменам? Следующее воспоминание перекатывается в пальцах, словно холодная бусина невидимых чёток, – раз уж прикидываться праведником, в насмешку над своим освящённым в веках паролем: Галахад. Воспоминание осязаемо, у него вкус первого глотка коньяка, вяжущего в горле, и горчащего осознания того, что знаешь лишь одного достойного кандидата на вступление в эту игру для избранных. Круг прервался, но возьмёмся за руки вновь, теперь тебе водить. – Это первый случай, когда агент выдвигает своего… приятеля по колледжу, – Артур роняет недвусмысленную паузу, но Гарри… нет – Галахад не поводит и бровью. Он от многого отказался, чтобы обрести это имя. От роскоши доверять кому-то свои эмоции – в первую очередь. Ли не отказывается ни от чего. Ещё картинка из памяти: после одобрения кандидатуры они пьют. Пьют, как в колледже, – Ли настоял на виски из супермаркета, настолько дешёвом, что Артур побоялся бы протирать им ботинки. Виски отдаёт выхлопом дедушкиного форда, но Гарри всё равно, его переполняют одновременно гордость и страх, обречённая радость и ощущение совершённого им предательства – он не понимает, в какой момент; он наотрез отказывается рассказывать, как он сам стал кингсменом, но не замечает, как проигрывает Ли «правду» в фанты. – Выдай мне какой-нибудь секрет своей шпионской организации? Всё равно я скоро их узнаю. – Агенты Кингсмен никогда не нарушают правила, – неубедительно настаивает Гарри. – Иначе разрушится самое главное, и… – Сделай исключение из правил. Гарри видит его взгляд – взгляд, который поверит сейчас в любую ерунду – и его передёргивает от дурацкого видения: будто он целится в Ли в упор, а тот смотрит сквозь прицел в ответ – и не понимает, какая опасность нависает над ним. Или – понимает слишком хорошо. Гарри чувствует с только пьяным доступной чёткостью, что этот человек – человек, который уже верит, что воля Гарри Харта распахнёт перед ним золотые врата в новый мир – последнее испытание пройти не сможет. И он совершает ошибку. – Иногда пули бывают холостыми, – произносит Гарри, наклонившись вперёд. – Это главный секрет. Память листает картинки торопливо, как листочки блокнота перед исповедью – первой и последней. Раз уж всё равно идёшь в церковь, отчего бы не покаяться? Но кто теперь разберёт – желал ли он ему не принадлежавшего? Завидовал ли? Гордыня, тщеславие… Случайная встреча в коридорах тренировочной базы. – Уже выбрал себе собаку? Какую, если не секрет? – Мне сказали… что… кинг-спаниель. – Кавалер кинг чарльз спаниель. Ты не мог выбрать собаку покороче? – У мамы на рождественском настенном календаре была такая собака… Тогда они ещё понимали друг друга с полуслова. Их маленький секрет помог Ли превратиться в Ланселота. Хотя бы – количеством букв. Но любое доверие рано или поздно не оправдывается. Незыблема только вера в святых и прочих предсказуемых мертвецов. – А если бы ты не знал – ты бы выстрелил? – Галахаду всё равно, но Гарри любопытствует, и Ли, не Ланселот, смотрит на него с удивлением. – Нет. Я бы не догадался. Стрелял бы в пол, наверное. А ты? Неужели ты выстрелил? – Я – да. Гордость, страх, предательство. Ли подскакивает, как от выстрела над ухом. – Но почему? Гарри растерян, но Галахад не оправдывается. Он безупречен, он слишком многим пожертвовал, чтобы оправдываться. – Потому что у агента не должно быть привязанностей, Ли. Никаких слабостей, которые могут его погубить, – объясняет Галахад. – Представь, что тебе нужно спасать страну, а ты лезешь на дерево снимать своего котёнка. – К чёрту страну, – упрямо цедит Ли побелевшими от ярости губами. – А в дерево целится вражеский снайпер. – К чёрту всё, Гарри! Моя жена ждёт ребёнка! И мне плевать, насколько я ценный агент, – если они будут в опасности, спасать я буду их. А тебе легко говорить! – Почему мне – легко? – спрашивает Гарри очень медленно. – Потому что ты – педик, Гарри, тебе семья не нужна! И ты не знаешь, что такое ответственность! Потому что ты никого не любишь и можешь рисковать головой направо и налево – просто так, чтобы чувствовать себя крутым… С тех пор их разговоры были сугубо официальными – до того самого дня, когда Ланселот нарушил правило. Он не мог пожертвовать столь многим, чтобы оставаться рыцарем своей страны, – и выбрал пожертвовать собой. Но это воспоминание, застрявшее в горле вторым глотком коньяка, как шрамом от осколка, Гарри пролистывает, не останавливаясь. Нет времени. Оно и так слишком часто являлось во снах, и каждый раз он не успевал всего на долю секунды. Пусть лучше будет другое – свежее, не поблёкшее, не замаслившееся от прикосновений. Анвин-младший разглядывает опасные гаджеты, по-отцовски забывая моргать – а ткань и фасон Гарри выберет сам. По образу и подобию собственного костюма – эта блажь, пожалуй, не грех? Раз уж кресло Ланселота стало их собственным Гибельным местом – пусть его расколдовывает фея Персиваля. А Эггзи будет носить имя Галахада. Аминь. Гарри входит в церковь, чтобы исправить ошибку. И он уже выдал главный секрет – что пули бывают холостыми.