Орёл, несущий копьё

      Кто-то услужливо подсунул ему новый стакан взамен опустошённого, и Макс не задумываясь сделал глоток. Он давно перестал понимать, который теперь час или день. Время утратило прямой ход, оно было для Макса словно воронка после крушения корабля, непрестанно вращающаяся, сжимающаяся вокруг него, не давая вырваться. Впрочем, он и не пытался — просто пил, пока разум не отупевал настолько, что всё случившееся сглаживалось в нём, становилось не более реальным, чем сон, почти забытый через считанные минуты после пробуждения.       Однако сейчас, очнувшись после некоторого времени забытья — часов или минут? Макс не понимал, — он почувствовал, что самосознание и трезвость мысли почти вернулись, и немедленно стал исправлять это крепким местным пойлом, которое щедро подливал ему бармен.       Но всё же на сей раз мозг был отвратительно настойчив в нежелании забываться. Мысли, от которых Макс так старался отгородиться, нахлынули на него.       «Это моя вина, — исступлённо повторял он себе. — Моя вина… Я должен был его остановить. Семёрка ему не место, я ведь это знал, я ведь знал…»       В соседнем зале притона курили опиум, и от барной стойки, где сидел Макс, было видно дурманящий дым, зависший в дверном проёме, не пропускаемый дальше завесой чар. В тот зал Макс не ходил, хотя слышал, что производные мака способны облегчить любую боль.       Тот, кто виновен в смерти брата, не имеет права на облегчение. А Макс был виновен.       Как старший брат он должен был оберегать Георга, держать его в стороне от центра опасности. Но нет, вместо этого он сам привёл брата на базу Семёрки, привёл его к Адлеру и согласился закрыть глаза, когда тот предложил Георгу вступить в их группу. Он был далеко, когда Гриндевальд бросил брата в гущу событий, поручив взрыв на вокзале Кингс-Кросс. Он не возражал, когда Георг стал участвовать в рейдах и операциях, когда стал рисковать своей жизнью во имя дела чужака…       Душно. Как душно в этом подвале, полном красноватого марева, полном запаха выпивки и человеческой плоти, разгорячённой, немытой. В это скотское место, где прожигают дни и ночи отбросы и гниль общества, Макс не зашёл бы никогда, если бы не острая нужда остаться неузнанным, одиноким. Он окружил себя чарами, скрылся артефактами и знал наверняка, что его не найдут.       Сделав глоток и поставив стакан, Макс прикрыл глаза, помассировал их двумя пальцами. Как же страстно он желал буйствовать и мстить. Вновь почувствовать ярость, что владела им после похорон, в порыве которой он метался по отчему дому, всё круша, давая выход эмоциям. Тихая апатия, когда мука души накрывает с головой, когда боль так сильна и пронзительна, что хочется выть и стенать, но не имеешь сил подать голос, куда хуже.       Хуже…       Макс отнял руку от лица, уставился перед собой невидящим взглядом. Из глубины сознания поднялась и встала перед мысленным взором картина: ему самому лет пять, брату меньше, и они оба стоят перед отцом — у него тогда ещё не было седины на висках.       «Будьте эгоистами во всём, — вновь зазвучал его сильный голос в ушах Макса, — за исключением дел семьи. Здесь на эгоизм вы не имеете права. Никто из нас не имеет».       Сделалось так жгуче-стыдно, что даже боль отошла на второй план. Макс всегда клялся себе, что будет следовать этому правилу неукоснительно, но когда пришло время страшного испытания, когда он действительно был нужен дома, он не был там.       Задрожали губы, но слёз не было; они — признак слабости, а он и так показал себя эгоистичным трусом. Нужно исправить то, что ещё можно исправить, сделать то, на что он способен — вера в это заставила Макса подняться на ноги, бросить кошелёк бармену и медленно, стараясь держаться прямо, выйти на улицу, откуда сразу же трансгрессировать, не рассмотрев даже, день сейчас или ночь, дождь или ясный день.       Минуты спустя он поймал себя на том, что стоит и бездумно пялится, запрокинув голову, в светло-серое небо, с которого прямо ему на лицо падает крупными хлопьями снег. Сбросив наважденье, Макс неспешно поднялся по двум ступенькам к задней двери своего венского дома и вскоре шагнул в тепло. Он закрыл дверь, когда перед ним возник эльф-домовик.       — Хозяин! С возвращением, хозяин! — эльф торопливо подхватил плащ, который Макс не глядя скинул с плеч.       Не обращая внимания на его лопотание, Макс прошёл по коридору в холл, к парадной лестнице, но возле неё остановился.       — Где моя жена?       — Хозяйка в гостиной на первом этаже, — мгновенно ответил эльф.       Макс кивнул сам себе, собирая решимость. Прежде чем представать перед родителями, стоило испытать свои силы на этой части семьи.       Уже подходя к комнате он услышал голос, заставивший его замедлить шаг, а затем и вовсе остановиться на пороге.       — Но что потом сбылось со мной —       Не помню… Свет казался тьмой,       Тьма — светом; воздух исчезал;       В оцепенении стоял,       Без памяти, без бытия,       Меж камней хладным камнем я;       И виделось, как в тяжком сне,       Всё бледным, тёмным, тусклым мне;       Всё в мутную слилося тень;       То не было ни ночь, ни день,       Ни тяжкий свет тюрьмы моей,       Столь ненавистный для очей:       То было — тьма без темноты;       То было — бездна пустоты       Без протяженья и границ;       То были образы без лиц;       То страшный мир какой-то был,       Без неба, света и светил,       Без времени, без дней и лет,       Без Промысла, без благ и бед,       Ни жизнь, ни смерть — как сон гробов,       Как океан без берегов,       Задавленный тяжёлой мглой,       Недвижный, тёмный и немой.       В гостиной все шторы были задёрнуты и сухо потрескивал поленьями горящий камин. Эльза читала вслух, а Локи лежал рядом на диване, положив голову ей на колени; пальцами свободной от книги руки Эльза рассеянно водила по голове дога, и тот, прижав уши к голове, уныло и тихо дышал.       — Господи, — прошептала Эльза, её едва было слышно за треском камина, — пусть он вернётся, прошу, прошу…       Глубоко вздохнув, сосредотачиваясь, Макс сделал несколько движений палочкой, снимая с себя защиту. В тот же момент Локи вскинул голову, навострив уши, принюхался и сорвался с места так резко, что заставил Эльзу вскрикнуть от удивления. Пёс бросился к Максу и принялся метаться вокруг него, бешено виляя хвостом. «Вот преданный друг», — подумал Макс с усмешкой и погладил Локи, а после перевёл взгляд на жену.       Она поднялась с дивана, положила на сидение книгу, делая это медленно, будто во сне, — и смотрела на него, смотрела, смотрела, и в глазах её заблестели слёзы. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а затем Эльза бросилась Максу на грудь, уткнулась лицом, заливая рубашку слезами.       — Не стоит, — сказал Макс и только тогда заметил, как загрубел его голос от долгого молчания. — Запачкаетесь в грязи места, где я был.       — Ничего, — прошептала Эльза, обнимая его крепко, изо всех сил, будто боялась, что если отпустит, он исчезнет вновь. — Это ничего…       Её порыв, такой глупый, но искренний, стал неожиданным бальзамом, слегка прикрывшим рану на сердце. Макс ощутил благодарность, быть может, даже толику нежности, а потому обнял Эльзу в ответ, прижал к себе хрупкое горячее тело жены.

***

      Приняв необходимые зелья, Макс тщательно вымылся и побрился, расчесал волосы, после чего спустился в столовую. Эльза, сменившая платье, ждала его там, улыбаясь с облегчением. Теперь, в дневном свете, Макс заметил, как она осунулась, обратил внимание на впалость её щёк, тени под покрасневшими от слёз и недостатка сна глазами. Локи вновь лежал рядом, возле её стула: словно оберегал.       Эльфы подали обед, и Макс принялся за него, даже не пробуя восстановить в памяти, когда в последний раз нормально ел. А вот Эльза к содержимому своей тарелки не притронулась — лишь глядела на Макса как-то странно, будто бы желала заговорить, но никак не решалась.       — Вы хотите что-то сказать?       Супруга кивнула, однако затем смешалась и сказала явно не то, что собиралась:       — Я могу сообщить о вашем возвращении вашим родителям? Они беспокоятся.       — Я сам напишу им, — отозвался Макс; свою вину перед семьёй он должен был заглаживать без помощи. — Завтра с утра мы с вами отправимся в Швейцарию и останемся там на некоторое время.       — Как вам угодно, — покладисто произнесла Эльза и добавила: — Кстати, мой кузен изъявлял желание узнать, когда вы вернётесь.       При упоминании Адлера Макс помрачнел. Единственный, кто больше него мог быть виновен в случившемся с Георгом — это Гриндевальд. «Именно он втянул брата в нашу игру. Именно он стал давать ему боевые задания, хотя и знал превосходно, что Георг как боец ниже нашего уровня. Именно он повёл брата в Министерство».       Ненависть, жгучая ненависть захлестнула его, и Макс стиснул кулаки, почти не чувствуя, как впиваются в кожу рёбра ручек столовых приборов.       — Я не желаю слышать о вашем кузене, — отчеканил он, смерив жену яростным взглядом. — Также я требую, чтобы вы прекратили поддерживать переписку с ним.       Эльза тихо вздохнула.       — Вы злы на него, я понимаю причину. Однако…       — Разве я неясно выразился, Эльза? Не желаю ничего слышать.       Недолго она помолчала, не отводя взгляд.       — Однако, — продолжила Эльза ровно, — вам необходимо поговорить.       Макс раздражённо отбросил салфетку.       — И что, по-вашему, мы должны обсуждать?       — То, что случилось, — ответила Эльза, — а также то, что будет дальше. Не стоит обрывать все нити плодотворного сотрудничества, даже не поговорив.       — Благодарю за совет, — процедил Макс ядовито. — Приму к сведению ваше мнение по данному вопросу.       Видя его настроение, Эльза молча поднялась из-за стола и, вежливо склонив голову, направилась к выходу. В дверях, однако, она остановилась, вновь повернулась к нему, при этом положив руку на живот в жесте, который прежде Макс у неё не видел никогда.       — Прошу вас, Максимилиан, — произнесла она голосом мягким, глубоким, — встретьтесь с Адлером, я полагаю, у него есть, что сказать. Не он погубил вашего брата, хотя доля вины на нём есть. И всё же долгие годы вы с Адлером были товарищами — ради этого вам стоит хотя бы выслушать его. Быть может, он раскаивается в том, во что втянул Георга, — это дало бы вам над ним преимущество.       Не став дожидаться ответа, Эльза вышла, оставив Макса одного. Бегло отметив странности в поведении своей обычно лишённой сантиментов жены («С чего она вдруг начала верить в то, что Адлер способен на раскаяние?»), Макс оставил это на потом, вернулся мыслями к её словам. Приглушив раздражение и постаравшись размышлять, как прежде, он взглянул на ситуацию со стороны.       Приходилось признать, что выглядело его поведение откровенно жалко.       «Нужно взять себя в руки, — сказал Макс себе и встал. — Ради семьи».

***

      Весь день Адлер пребывал в странном, словно подвешенном состоянии. Не то чтобы ему было нечем заняться, скорее наоборот: дел, требовавших его участия, было в достатке, — и всё же он никак не мог усадить себя за них. Благо, большую часть на себя взял Влад, когда понял, что Адлер не расположен к работе.       Адлер же с самого утра словно чего-то ждал. Сам не знал, чего именно; может быть, письма от союзников или врагов в Британии или на континенте? Сообщения о неком происшествии? Подтверждения, что его планы работают, что жертвы заглотили наживки, а марионетки пляшут в точности так, как он велит им, управляя невидимыми нитями?..       — Всё возможно, — прошептал Адлер, поигрывая палочкой и глядя в окно. На дорожке, ведущей к дому, показалась тёмная фигура в плаще, узнать которую невозможно было из-за валящего стеной снега.       Впрочем, его невысказанное любопытство вскоре удовлетворили.       — Прибыл господин Максимилиан, — сообщил Тилль, появившись в малой гостиной.       — Вот как? — Адлер отвернулся от окна, вскинув брови. «Почему Эльза не написала мне? Потому что не знала о его возвращении или по более вероятной причине?.. Ну разумеется, скорее она просто не хотела дать мне время подготовиться». — Пригласи его подняться ко мне. И подай что-нибудь выпить.       — Как прикажете, хозяин, — Тилль поклонился и переместился прочь.       Адлер чарами сложил в аккуратные стопки разбросанные на столе бумаги таким образом, чтобы не было видно ничего существенного, после чего убрал палочку в держатель. В коридоре зазвучали шаги.       Кажется, именно их он и ждал весь день.       Макс вошёл как всегда поступью короля, взгляд его скользнул вначале по комнате, словно выискивал что-то, а затем встретился со взглядом Адлера. «Так он и вправду способен страдать», — отметил Адлер и, обменявшись приветственными кивками с товарищем, пригласил его сесть возле наиболее свободного от бумаг столика, где домовик уже поставил бутылку с огневиски и пару стаканов.       — За Георга.       Они выпили, и Макс сразу отставил стакан; его рука подрагивала.       — Я рад, что ты вернулся, — произнёс Адлер. — Надеюсь, ты смог хотя бы немного прийти в себя.       — Немного, — проронил Макс. — Но оставим это, я здесь ради обсуждения дел.       В целом он казался таким, как раньше. Казался. Адлер чувствовал, что нечто в Максе надломилось, что в броне его появилась брешь. «Превосходно», — подумал Адлер и заговорил, внимательно следя за реакцией Макса:       — Дел так дел. Знаешь, я много размышлял в последнее время. То, что происходит сейчас в Британии, по сути является моделью одного из вариантов развития грядущих событий во всей Европе. И лично мне такой вариант не по душе.       Макс ничего не сказал на это, и Адлер продолжил:       — Политика Тёмного Лорда рискует оставить после себя выжженную землю с жалкой горсткой волшебников, обитающей на ней. Но каким будет это новое общество? Сомневаюсь, что полноценным: эта война уже уничтожила и ещё уничтожит столько талантливых и умных, столько магической крови пролила и прольёт… А кто заменит павших? Сложно сказать, потому что молодое поколение в опасности; по большей части оно заперто в Хогвартсе, и во время битвы за замок, которая не за горами, по случайности или в бою погибнут многие. Ну а те, кто уже закончил школу, участвуют в сражениях с обеих сторон и гибнут от недостатка мастерства, или опыта, или везения. Вот и выходит, что общество становится искалеченным. И я задаюсь в последние дни вопросом: правилен ли путь, по которому Тёмный Лорд идёт к господству?       — С каких пор ты стал задумываться о правильности, а не о выгоде и конечном результате?       — Со дня смерти твоего брата, — ответил Адлер серьёзно. — Тогда я осознал, что мы не можем, не должны навечно остаться мальчишками, не думающими о последствиях своих дел. Мы обязаны научиться заглядывать в будущее и просчитывать перспективы, чтобы не допускать повторений подобного, — он заглянул в глаза Максу и всё же произнёс слова, в целесообразности которых до последнего момента сомневался: — Ведь Георг погиб из-за того, что Тёмный Лорд живёт лишь исполнением сегодняшней цели.       Повисла пауза, полная неподвижности и молчания. Затем Макс поднялся и прошёлся по комнате.       — Мы должны пересмотреть наш стиль действий, — Адлер вновь перешёл в атаку, рассчитывая дожать собеседника. — Чтобы больше не пришлось…       Макс вновь повернулся к нему. По его глазам Адлер понял, что Макс не верит ни единому его слову.       Они выхватили палочки почти синхронно, и первые вспышки блеснули в зале одновременно. Вовремя перекатившись через подлокотник кресла, в котором сидел, Адлер быстро спрятался за его спинку под свист чар над головой и оттуда, вскочив на ноги, выкрикнул:       — Авада Кедавра!       И увидел, что попал. И злое бессилие, мелькнувшее на лице Макса перед тем, как он безжизненно повалился на пол.       Опёршись обеими руками на спинку кресла, Адлер отбросил с глаз волосы и отдышался. Осознание содеянного приходило неспешно, и Адлер почти наслаждался им.       «Подумать только, а ведь когда-то мы дружили», — отстранённо заметил он себе. На ум пришла старая колдография, одна из тех, что он забрал из дома Батильды: молодые Геллерт и Альбус, самоуверенно улыбающиеся миру, преисполненные гордости за свои таланты и умы. Это сравнение показалось ему смешным, и Адлер захохотал.       «Смотрите, дражайший прадедушка! — весело подумал он, подняв голову к потолку, мысленно видя за ним небо. — Вы не успели убить бывшего друга и отвратить от себя опасность… а я успел!»       Торопливый стук в дверь заставил его осечься и повернуться к вошедшему Владу.       — Я будто бы слышал бой, — пробормотал он, извиняясь за вторжение; затем он заметил тело. — Макс?!..       Влад бросился к нему, но Адлер остановил своего адъютанта, махнув рукой.       — Оставь, Влад, ты ему не поможешь.       Успевший уже упасть на колени рядом с телом и потянуться к нему, чтобы проверить пульс, Влад вздрогнул и поднял взгляд.       — Что… что случилось? — полушёпотом спросил он.       — Я переоценил свою способность к убеждению, — ответил Адлер будничным тоном. Он и в самом деле мало что чувствовал в тот момент; адреналин боя спал, весёлость остыла, а сожаление… его не было.       «Хорошо это или плохо?» — спросил себя Адлер, но тут же тряхнул головой: вместо бесцельных размышлений ему необходимо думать, что делать дальше.