Сэндвичи с курицей

Стайлз был досадным, вертким и болтливым недоразумением, плотно обосновавшимся в заново отстроенном особняке. На взгляд Питера, у несносного, нечеловечески бодрого по утрам мальчишки не было ни малейших причин для того, чтобы притаскиваться сюда едва ли не каждый божий день, греметь кастрюлями на кухне, звонким, как гонг в домах начала прошлого века, голосом созывая стаю на завтрак. Кажется, Стайлзу было совершенно нечем заняться и, несомненно одной из причин было то, что по собственной бестолковой несобранности он не успел вовремя отправить документы в колледж, и этот год вынужден был просиживать в Бэйкон-хиллс, строча рефераты для старшеклассников и первокурсников разных колледжей. Редкостно идиотское применение вполне сносным мозгам. Хотя, если учитывать, что эти самые мозги по вселенскому недоразумению оказались упакованы в нечто по имени Стайлз Стилински, наверное, единственно возможное. Дерек устал с этим бороться очень быстро. В кои-то веки племянник берег свои и чужие нервы, перестав оглашать дом раздраженным рыком в то время, когда солнце еще и не думало показываться из-за горизонта. Обычно примерно в этот час Стайлз, насвистывая, пересекал порог особняка. Стилински утверждал, что он старается двигаться тихо. Что он старается не шуметь. У обоих Хейлов начинала болеть голова только от мысли, что бывало, когда Стайлз не был столь милостив к окружающим. Удивительно, но на самом деле, Стайлз не разбил ни одной чашки, ни одной тарелки и ни одного блюдца, несмотря на то, что по утрам казалось, что по кухне носится смерч. Стайлз рассеяно разбивает яйцо на рубашку цвета индиго, выругивается, идет в подвал, где включает стиральную машинку и это, честное слово, похоже на пришествие Дикой Охоты. Волчатам все равно нужно вставать рано - кому-то на учебу, кому-то на работу, - а Питеру это сомнительное удовольствие совершенно не сдалось. Стайлз скребется в дверь и просит плечики, потому что все девчонки уже умотали по делам, а он слишком любит эту рубашку, чтобы позволить ей сохнуть как попало. Питер рычит так, что пацана сдувает из-под его двери. Хейл слышит дробный топот сбегающих по лестнице ног и веселое "жадина", выкрикнутое с первого этажа. Бесполезно пытаться дождаться момента, когда Стайлз свалит хоть куда-нибудь, он безапелляционно заявляет, что ему лучше всего работается здесь, в тишине, почти на свежем воздухе. Иногда он разваливается прямо на дощатом полу веранды с ноутбуком и часами стучит пальцами по клавишам. Этот стук настолько уже въелся в атмосферу, что Питер научился полностью от него абстрагироваться. Иногда он кидает на Стайлза плед - прямо сверху, на прогнутую поясницу, - потому что возиться с застудившим себе все внутренности ребенком - сомнительное удовольствие, а Питер ни капли не сомневается, что делать это придется. Стайлз будет таскаться сюда до тех пор, пока будет в состоянии передвигать ногами. Стилински улыбается и что-то напевает, ставя перед Питером чашку с кофе и подсовывая молочник, хотя знает, поганец, что молоко Питер не терпит. - Сонный зомби-дядюшка. Питер, я должен тебя сфотать, потому что никто и никогда не поверит, что ты можешь быть милым. - Рискни, - Питер забирает чашку. - Я забью камеру в твою глотку. - Я серьезно, бэдвульф. Может, тебе стоит побольше спать? Чтобы ты не успевал к вечеру превратиться в плюющуюся ядом ехидну? - Стайлз умудряется обезоруживающе улыбнуться и продолжить: - Хочешь сэндвич с курицей? Еще остались. И, не дожидаясь ответа, лезет в холодильник, выуживает оттуда тарелку и идет за Питером, уже успевшим дойти до зала. Бряцает тарелкой о столик, снова улыбаясь, и быстро сваливает в направлении кухни, продолжая напевать какую-то навязчивую мелодию. Питер дожидается, пока мальчишка займется мытьем посуды, и аккуратно приподнимает верхний кусок хлеба, рассматривая начинку. Эрика, когда готовила сэндвичи, просто смазывала пару кусков хлеба майонезом, шлепала между ними холодную курятину и на этом свой вклад в завтрак считала законченным. Стайлз майонезу предпочитал плавленый сыр и умудрялся впихнуть еще пару ломтиков маринованного огурца, ломтик помидора и аккуратно вырезал по форме хлеба салатный лист. Вообще-то запах плавленого сыра Хейл учуял и без визуальной проверки, но он точно знал, что стая на завтрак получила омлет. А омлеты Питер не любил. Кажется, Стилински, прекрасно усвоивший постулат про то, что "сытый мужчина - добрый мужчина", снова подходит лишь тогда, когда Хейл допивает кофе, отставляя чашку в сторону, и снова заводит свою шарманку о плечиках. - Иди, возьми в шкафу. И не шарься по моим вещам, - Питер на мгновение угрожающе оскаливается, но Стайлз этого уже не видит - уносится наверх. Возвращается дюжиной минут позже, оббежав, кажется, весь дом. - А что такого ты прячешь в своих вещах, что по ним нельзя шариться? - Стайлз не возникает за спиной неожиданно, а Питер не вздрагивает, вовсе нет. Просто волк настолько уже привык к шуму, производимому подростком, что не обращает на него внимания, не чувствует опасности. - Тебе бы я все равно не сказал, поверь. - Стайлз - лучший поверенный во всех секретах, - доверительно сообщает Стилински, так, будто собирается сейчас же всучить Хейлу визитку и годовой абонемент с пятнадцатипроцентной скидкой. Питер привычно отмахивается. От Стайлза легко отмахиваться, он не делает из этого трагедии, он к этому привык. Улыбается, забирая тарелку с чашкой со стола, и Питер устало рычит: - Оставь, я сам уберу. Иди... занимайся своими делами. У тебя же есть дела? - Есть, - голос становится на тон более блеклым. – Конечно, есть. Слушай, бэдвульф, скоро Рождество. Питер подозрительно щурится, поднимая взгляд на человека. Стайлз внезапно выглядит очень взрослым и очень уставшим. - Вы ведь празднуете Рождество? - Не знаю, - Питер старается не вдаваться в подробности насчет того, что в прошлое Рождество, он, собственно, трупом с разодранной глоткой лежал под полом особняка. Этого самого, кстати, особняка. Питер брезгливо обходил стороной восточный зал на первом этаже. - А... хочешь? - темные чернильные пятнышки родинок резко и как-то болезненно выделяются на бледной коже, а в медовых глазах совершенно нет привычного янтарного блеска - они темные, почти страшные. Первый, пришедший в голову вопрос - почему ты спрашиваешь об этом меня? - Питер не задает. Стайлз пожмет плечами, улыбнется, потом скажет что-нибудь глупое - привычное состояние судорожно-веселой гиперактивности будет набирать обороты, - и пойдет на веранду, сидеть в кресле-качалке, обмотавшись пледами, в обнимку с ноутбуком. Второй вопрос - что случилось? - Питер тоже не задает, но не потому, что ему совсем уж нет дела до Стилински, а потому, что ему не должно быть дела. А Стайлз не должен делать эти чертовы просто божественные сэндвичи. - Не буду против, если ты не зальешь мой ноутбук чем-нибудь приторным и слабоалкогольным. Стайлз морщится - подобное имело место быть, когда волчата праздновали день рождения Скотта. Питеру мучительно хочется подвергнуть Маккола допросу с пристрастием и выпытать у него подробности тех времен, когда Стайлз безуспешно, провально даже, ухаживал за Лидией Мартин. Останавливала Питера не Женевская конвенция, а вполне конкретное подозрение, что ответы ему не понравятся. "Убийство не принесет тебе мира", - прокомментировал бы Стайлз. Питера чуть передергивает от мысли о том, что он точно знает, какую фразочку ввернет Стилински. На самом деле, Рождество Питер проводит в одном из баров - наблюдает за ритмично извивающейся у шеста девицей, цедит виски и не имеет никакого желания возвращаться в особняк, где волчата, под предводительством Стайлза, затеяли суету, готовку и прочую предпраздничную дребедень, к которой у Питера совершенно нет тяги. Бар закрывается около пяти утра. Питер возвращается к особняку в начале седьмого, с удивлением отмечая, что на кухне то ли еще, то ли уже горит свет. И без удивления находит там Стайлза, сидящего за столом со стаканом виски в одной руке и ломтиком лимона в другой. Стилински должен быть чертовски пьян, судя по тому, что бутылка Чивас Ригала полна лишь наполовину. Но Стайлз не настолько пьян, насколько бы ему хотелось, судя по взгляду. - Как прошел вечер? - Питер выуживает из сушки один стакан, со вздохом отмечает скол на кромке и отправляет его в мусорное ведро, доставая следующий, целый. - Весело, - равнодушно тянет Стайлз, подносит стакан к губам, но не пьет - замирает. - Реально, было весело. Даже Дерек, кажется, улыбнулся. Я не уверен, но мне так показалось. Питер хмыкает, пробегаясь взглядом по забитому едой холодильнику. - Почему не праздновал с отцом? Стайлз вздрагивает, будто от пощечины, и отвечает тише и глуше: - Он на работе. Очень много работы. - Почему не идешь домой сейчас? - Питер отходит от холодильника, не найдя ничего, что подошло бы к восемнадцатилетнему Ригалу. - Его есть кому встретить, - Стайлз натянуто улыбается. - Я предупредил, и позвоню ему попозже. За половину стакана виски Питер узнает, что у шерифа появилась женщина, но Стайлз с ней не очень ладит, хоть и старается это тщательно скрыть от отца. - Но я рад за папу, честно. Она не плохая женщина, просто я... Я шумный, я много болтаю, я... - Стайлз взмахивает рукой, грустно вздыхая. Питер перегибается через стол, взъерошивая темные пряди отросших волос. Стайлз замирает, тихонько всхлипывая, но когда поднимает голову, глаза у него абсолютно сухие, а губы улыбаются. Глаза не улыбаются. Питер достаточно часто, особенно после того, как вернулся с того света, чувствует себя уставшим и старым. Ему еще нет сорока, а он успел два раза умереть - так себе показатели. Стайлзу нет и двадцати, но что-то в нем перегорело, и Питер не успел заметить, когда. Стайлз хрипло дышит, когда Питер вжимает его, обнаженного в свою постель, тихонько стонет, почти скулит, цепляясь за шею Питера, и слабо хнычет, подкидывая бедра навстречу. Губы горчат алкоголем и лимонной цедрой, запах горчит тоской, но тело сладко дрожит, выгибаясь в долгой оргазменной судороге, а член жарко и туго сжимает гладкими, пульсирующими мышцами.

***

Питер просыпается, разумеется, один, а Стайлз уже вовсю хозяйничает на кухне и от него пахнет чем угодно, но только не Питером. Это хорошо, на взгляд Хейла. Стая перешучивается и скалится, слишком шумные и бодрые, слишком живые, молодые и по-своему счастливые. Дерек выбивается из этой компании. Питер вообще в нее не вписывается. Стайлз идеально шумный и идеально бодрый. И молодой, конечно же, молодой.