Рельсы (Двое против всех)

Дома все было по-прежнему. Вернувшись из школы, я распахивала окно, ставила чайник, часто забывала нетронутый чай на подоконнике, а вечером уходила с Ван Гогом. Словом, я медленно привыкала к окружающей обстановке и даже пыталась обжиться в комнате, что пока так и не стала моей. Стены в ней были абсолютно голыми, занавески на окнах отсутствовали. Стараясь хоть чем-нибудь разбавить унылый интерьер, я рисовала картинки и клеила их на стены. Мрачные, в холодных тонах изображения расплывчатых силуэтов, Ван Гог, наброски видов из школьных окон – все, что цепляло мой взгляд. Среди немногих изображений людей был портрет Джозефа. Неумелый и практически не имеющий сходства с фотографией, по которой был нарисован, тем не менее, он нравился мне больше остальных. На рисунке парень увлеченно следил за бейсбольным матчем. Эту фотографию я случайно заметила в школьной газете. Кадр был действительно удачный: Джозеф не смотрел в объектив; он был сконцентрирован на игре. Затвор сработал именно в тот момент, когда команда, за которую так болел парень, положила противника на обе лопатки. Такой искренней радости на фотографиях мне никогда не доводилось видеть, и потому я, вдохновленная запечатленным моментом, взялась за карандаш. Так появлялись многие мои рисунки. В каком-то необъяснимом порыве. Я все чаще ловила себя на мысли, что с каждым днем становлюсь все больше похожей на сестру. Рисование служило для нее главным способом выражения эмоций. И для меня тоже. Однажды, в один из сравнительно погожих дней, мы с Джозефом после уроков отправились в парк. С того первого дня мы, как я и предполагала, сильно сдружились… если, конечно, под словом «дружба» подразумевается бесконечная болтовня о музыке и вечерние переписки в социальных сетях. Довольно странно для человека вроде меня, необщительного и замкнутого, но, тем не менее… Я чувствовала, что этот парень не дает мне увязнуть в депрессии и была благодарна ему за это, недоумевая, что привлекательного он нашел в общении с такой меланхоличной и раздражительной натурой, как я. Конечно, Джоуи предпринимал попытки познакомить меня со своими друзьями или вытащить на какую-нибудь вечеринку, но до сих пор все они заканчивались плачевно. Я лишь отстраненно качала головой, затягиваясь и выпуская колечки сизого дыма. А порой у меня отпадало желание общаться и с Джозефом, и я окончательно уходила в себя. Дело было не в нем… Просто я остро нуждалась в уединении. Но, как ни странно, Джоуи и к этим моим причудам относился с пониманием. За две недели я так привыкла к его присутствию, что мне казалось, будто мы знакомы уже очень давно. Решив не обзаводиться друзьями, я нарушила собственное решение, когда поняла, что действительно привязалась к этому парню. Мы шли по мокрой аллее, вдыхая влажный, пропитанный солью воздух, и болтали о всякой ерунде. Впервые за долгое время мне не хотелось бросить все и запереться в комнате, оклеенной вместо обоев десятками набросков. В компании Джоуи одиночество все чаще казалось мне… страшным. Ведь, оставаясь одна, я непременно начинала травить себя мрачными мыслями. Собственноручно затягивала петлю у себя на шее. Рядом с Джозефом эта петля становилась практически незаметной. - Ты шутишь! Калифорния – родина твоей любимой музыки, и ты ни разу в жизни не была на концерте?! – не веря своим ушам, воскликнул парень. – Кай, это срочно надо исправлять! - А что, есть на примете клубы, которые можно разнести? – усмехнулась я. - Есть, пожалуй парочка. Я промолчала, раздумывая, но Джозеф прервал мои размышления. - В крайнем случае, можем завалиться ко мне. У нас давно не было репетиций. – С этими словами парень изобразил гитарное соло, заставив меня улыбнуться. - Ты играешь в группе? - Да. И мой отец тоже. У нас это, похоже, семейное. - Здорово, когда родители понимают тебя… - задумчиво проговорила я, опустившись на лавочку, и достала из рюкзака блокнот для рисования. - Да. Пожалуй, так и есть, - согласился Джоуи, присев рядом. – А твоей маме разве не нравится твое увлечение? - Думаю, она и не подозревает об этом. Ей сейчас не до меня. Чувствуя, что сболтнула лишнее, я прикусила язык и сосредоточилась на эскизе. На сей раз это был уголок парка, в котором мы находились сейчас. Тихий и отдаленный. Мне нравилось проводить время здесь. Понимая, что я не хочу продолжать разговор о семье, Джозеф принялся следить за тем, как линии на листе постепенно складываются в нечто узнаваемое: ветви деревьев и пасмурное небо над ними. Я обозначила его парой темных штрихов и растушевала пальцем. Поверх мрачного пятна наметились крючковатые ветви. Пейзаж в блокноте получался темнее реального. - Как ты это делаешь? – не отрывая взгляда от листа, недоуменно спросил парень. Я пожала плечами, но все же попыталась ответить. - Думаю, это похоже на музыку. Она ведь тоже складывается из множества деталей. У каждого инструмента своя партия, у каждого штриха – свое предназначение, но в итоге они преследуют общую цель. Рисунок казался бы плоским, если бы я обозначила одни контуры. Но я добавила тени, рефлексы и блики… примерно то же, что и бас, ритм и ударные, понимаешь? Джозеф улыбнулся. - Интересное у тебя понятие о живописи. - Знаешь, я не так давно увлекаюсь этим. Примерно с тех пор, как мы переехали сюда, так что… - Значит у тебя врожденный талант, - заключил парень, и его слова показались мне некой метафорой к собственной жизни. Потеряв сестру, я перестала быть близнецом, осталась одна и с переездом в новый город сильно переменилась. Это было похоже на второе рождение. Жаль только, что новая жизнь пока не оправдывала надежд… Я продолжала ощущать себя частью чего-то безвозвратно утраченного и отчаянно нуждалась в дополнении. К сожалению, даже Джоуи не удавалось заполнить мою пустоту, но, по крайней мере, он отвлекал меня на какое-то время от этого назойливого ощущения собственного несовершенства. - Ну так что? Придёшь? – с надеждой переспросил Джозеф, заглядывая мне в глаза. Смущенная такой открытостью, я опустила ресницы. Искренние люди всегда вводили меня в замешательство, сбивая с толку и одновременно притягивая своей искренностью. Джоуи был именно таким. Если ему было весело, он смеялся, если что-то возмущало его, он говорил об этом. Он вообще всегда говорил все, что думает, не боясь осуждения или непонимания, и это вызывало у меня… восхищение. Ведь сама я привыкла подавлять в себе любые проявления эмоций. Мне казалось странным, что такой человек, как Джозеф, обратил внимание на меня, но я была благодарна ему за это. Он не давал мне окончательно увязнуть в унынии. И попытка пригласить меня на репетицию группы была одним из способов отвлечь меня от тоски. «Решайся…» - проговорил внутренний голос, и я прислушалась к нему. - Хорошо, - выдохнула я. - Вот и отлично, - улыбнулся парень. – Значит завтра, после занятий. Договорились? - Договорились, - кивнула я, убирая блокнот в рюкзак. Погода явно собиралась испортиться, и потому мы поспешили разойтись по домам.