Алкоголь

Веселье на корабле Дзимпачи было в самом разгаре: алкоголь уже ударил всем в голову, но до состояния «дров» еще никто не дошел. Все были на пути к этому. И только Исанами в силу своей неопытности в подобных делах сладко посапывала где-то возле борта. Сайдзо был одним из самых трезвых, потому что пил неспешно, в меру (не в ту, которая равняется 26,24 литра), а не сразу все подряд, как многие. Он сидел в гордом одиночестве и задумчиво смотрел на ночное небо, практически не вслушиваясь в пьяные разговоры, доносившиеся со всех сторон. – Ты меня уважаешь? – громко спросил Дзимпачи, грозно нависая над Санадой. – Конечно уважаю, – ответил Юкимура и громко икнул. – Пойдем-ка поболтаем о делах в моем кабинете, – произнес пират и поднялся на ноги. Санада мягко разбудил задремавшего у него на плече Рокуро, и вся троица, слегка пошатываясь, скрылась в капитанской каюте, не забыв прихватить с собой пару бутылок саке. Сайдзо проводил их взглядом и усмехнулся. «О делах они пошли говорить, как же. Минут через десять уснут как сурки». Увидев, что начальство удалилось, моряки и храбрецы еще пуще развеселились. На палубе стало более шумно. Со всех сторон раздавались смех, споры, крики и, конечно же, разговоры о смысле жизни. Ну как же тут без философии? Без нее пьянка не пьянка. Чем меньше саке становилось в бутылках, тем громче становилось на корабле. Но уже через каких-то полтора часа на палубе все стихло. Пьяные в хлам туши лежали в хаотичном порядке и в разном положении. Сайдзо осмотрел место «происшествия» и вздохнул. Трезвым его нельзя было назвать, но и пьяным тоже. Он, пошатываясь, поднялся со своего полюбившегося места и медленно двинулся вдоль спящих тел. Дойдя до капитанской каюты, Киригакуре тихонько заглянул внутрь. Дзимпачи и Санада спали друг напротив друга, уронив головы на стол. Рокуро находился возле двери, сидя на полу, и тоже мирно спал. Сайдзо бесшумно двинулся обратно. Внезапно на нем что-то повисло. И этим «что-то» оказался никто иной, как Юри Каманоске. – Слезь с меня, придурок, – пробурчал Киригакуре, пытаясь отодрать от себя красноволосое существо. – Опять ты меня обзываешь... – обиженно протянул Каманоске, даже не думая отцепляться от шиноби. – Слезь с меня! – рявкнул брюнет. – И иди спать, от тебя перегаром несет. – Никуда я без тебя не пойду, – упрямо заявил Каманоске, продолжая крепко обнимать своего идеала. – И кто-то обещал поиграть со мной, пока я как шлюха не завою. Сайдзо замер, не зная, что ответить. – Ты пьян, – наконец негромко произнес он. – Я стекл как трезвышко, у меня даже заплетык не языкается, – пробормотал ему на ухо Юри. – Обещания свои надо выполнять, Сайдзо. Или ты боишься? – с издевкой выдохнул он. Эти слова разозлили Киригакуре. – За свои слова ответишь! – прошипел он и, все-таки отцепив красноволосого, грубо втолкнул его в первую попавшуюся каюту, оказавшуюся, к счастью, пустой. Нетрезвый Каманоске не смог удержаться на ногах и упал на кровать. Сайдзо запер дверь и подошел к пытающемуся подняться Юри. Брюнет толкнул красноволосого обратно и навис над ним, рассматривая. Каманоске только испуганно хлопал глазами, не зная, что делать. Киригакуре наклонился к нему и укусил за мочку уха. Юри зашипел от боли, а шиноби лишь ухмыльнулся. – Сам напросился, – сказал он и провел языком по тонкой шее, от чего Каманоске выдал полувыдох-полустон и выгнулся навстречу. – Сай...дзо, – выдохнул он, когда шиноби резким движением сорвал с него плащ. – Молчи. Сайдзо впился в полуоткрытые губы Каманоске властным поцелуем, проникая языком в его рот. Юри зарылся пальцами в волосы брюнета, притягивая его к себе и жадно отвечая. Руки Киригакуре блуждали по обнаженной груди юноши, легкими прикосновениями лаская кожу и вызывая на ней волны мурашек. Резко оборвав поцелуй, Сайдзо спустился к шее Юри, кусая тонкую кожу и оставляя на ней багровые засосы. Когда он, не рассчитав силы, слишком сильно укусил шею, Юри всхлипнул и попытался вырваться из крепкого захвата. Киригакуре поднял голову, глядя на юношу. – Сам напросился, – равнодушно бросил он. – Нечего было лезть ко мне и злить. – Но ведь я хочу тебя, как ты этого не понимаешь?! – вскрикнул Каманоске, слабо ударив кулачком брюнета в грудь. – Всегда только обзываешь и посылаешь куда подальше... Я ни разу не услышал от тебя ни единого ласкового словечка! И сейчас ты был так груб!.. Ты бесчувственный, Сайдзо! Я тебя ненавижу! Юри отвернулся к стене, скрывая выступившие слезы и еле слышно всхлипывая. Сайдзо в легком ступоре смотрел на него, не зная, как нужно поступать в подобных ситуациях. Каманоске давился рвущимися наружу рыданиями, которые отчасти были вызваны обидой на тугодумного брюнета, а отчасти были последствием ударившего ему в голову алкоголя. Киригакуре сидел на краю кровати, думая над сказанными Юри словами. Бесчувственный? Так и есть. Грубый? Естественно, а как иначе? Никому нельзя доверять. Покажешь свою слабость или подпустишь человека к себе, так он потом тебе нож в спину всадит без зазрения совести. Брюнет почувствовал, что вокруг его груди обвились практически женские руки. Успокоившийся Каманоске робко прижался к его спине и негромко сказал: – Неужели ты и правда такой? Или ты просто притворяешься таким неприступным и ненавидящим всех? – Я и правда такой, – ответил Сайдзо. – Не верю. Конечно, под маской легче прятаться, легче убедить всех, что ты такая бесчувственная скотина. Но я почему-то уверен, что на самом деле тебе не хватает общения и тепла. – В последнее время общения у меня в избытке, – с отвращением произнес Киригакуре, вспоминая свою жизнь у Санады. – Особенно с Исанами. – Эта дикая и порочная женщина виснет на тебе при любой возможности, – со злостью прошипел Юри. – А сам-то? – Я только сейчас, а она все время... – Ну-ну, – хмыкнул Сайдзо и вдруг потрепал красноволосого по голове. – Ты слишком много выпил, проспись, а то ведешь себя как истеричная девчонка. Каманоске удивленно на него посмотрел и дотронулся рукой до макушки, с которой Киригакуре за секунду до этого убрал свою ладонь. А потом вдруг широко улыбнулся и накинулся на брюнета с объятиями. – Сайдзо! – Да слезь ты с меня! Раздражаешь, идиот! – завопил тот, отталкивая от себя неугомонное существо. – Все, разговор окончен! Поговорим, когда протрезвеешь. И Киригакуре быстро покинул каюту, громко хлопнув дверью. А довольный собой Юри лег на койку и закутался в одеяло. – Еще немного, и ты поддашься мне, Сайдзо, – прошептал он в пустоту. – И никакая Исанами е встанет у нас на пути. Ты уже приоткрыл дверь в своей неприступной стене и немного впустил меня внутрь. Дай мне время, и я ворвусь в твою душу. Хмурый Киригакуре стоял на корме корабля и смотрел в черную даль. – Идиот, – негромко сказал он. – Какой же я идиот... Чертов Каманоске. Сайдзо вернулся к каюте и распахнул дверь, входя внутрь. Он хотел поговорить с Юри, но тот уже сладко спал, свернувшись в клубочек и улыбаясь во сне. Его губы шевелились, что-то шепча. Киригакуре подошел ближе, наклонился и услышал: – Сайдзо... Мой Сайдзо... Киригакуре тихо вздохнул и сел возле кровати, откинувшись спиной на стену и прикрыв рукой глаза. – Глупый Каманоске... Отложим разговор на завтра. Пора уже поставить точку... идиот. И он заснул, оставшись в той же неудобной позе. А море плавно покачивало корабль, будто боясь потревожить спящих сном младенца моряков.