Disenchanted

Я убрал руки в карманы и шел к автобусу в темноте, в тишине, и охваченный этим моментом одиночества, в поисках которого я находился весь тур. Мысли в моей голове носились с бешенной скоростью, выковывая сумасшедшие и ужасные идеи и факты, которые на самом-то деле не были фактами, а скорее моими мнениями. Ты поцеловал его. Возможно, мое лицо находилось в опасной близости от его лица во время концерта. Ты все еще можешь чувствовать запах его лосьона после бритья, и чувствовать мягкость его волос на своих пальцах. Кажется, я свожу себя с ума такими мыслями. Я дошел до автобуса, преодолев долгий путь от сцены через палатки, и плюхнулся на свое место в углу дивана, где я всегда сидел и доставал водителя своими расспросами о том, как скоро мы приедем туда, куда ехали. Мои мысли увели меня в темные места, пока я сидел там и смотрел на магниты на холодильнике, которые были прикреплены так, что можно было разобрать слово «Disenchanted». Наверняка это был Майки. Он любит эту песню. Песню, которую мы только начали писать, слова которой были еще далеки от совершенства, но все еще слишком личные. Мне было интересно, поймет ли кто-то значение этих строк. Я думал о многих вещах, пока сидел там, и собирался пойти в кровать, надеясь проснуться в более-менее нормальном настроении. Но я не мог. Было слишком поздно. Первые слезы упали из моих немигающих глаз, и я знал, что был вновь потерян в своей голове. Нельзя было выбраться оттуда без правильных таблеток, и только Бог знает, что бы было, если бы меня снова нашли с этим во время тура. Я бы не хотел вновь увидеть разочарование в глазах Рэя и грустное лицо Майки, как когда они узнали, что я был зависим от чего-то. Почему ты не сказал нам, что чувствуешь себя так? Почему ты не впустил нас до того, как превратился в наркомана? Я, блять, не знаю. Я вытер слезы рукавом куртки и даже не заметил того, как мои ноги привели меня к холодильнику, а руки потянулись за последним пивом, стоявшим вдалеке на самой высокой полке. Я знал, что был уже пьян; я выпил за кулисами, на сцене, и возвращаться в автобус, точно не зная, как идти и не качаться, было довольно сложно. Эта мысль выскользнула из моей головы в ту секунду, когда я открыл банку и сделал большой глоток. Мой метод сработал бы, если бы я не был прерван на половине. Фрэнк зашел в автобус с гитарой и курткой в одной руке, а другой все еще держась за дверную ручку, и осматривая меня беспокойными глазами. Он сел сразу же после меня, бегая глазами от уже пустой бутылки на кофейном столике ко мне. Я не любил, когда меня осуждают, но иногда я нуждался в этом. Он снова отвернулся от меня и я почувствовал укол грусти в животе. Все всегда отворачиваются. Никто не мог говорить мне, как жить, я ясно объяснил это в прошлом, но теперь я не хотел, чтобы так продолжало быть. Я не могу пройти это в одиночку. Я больше не могу быть один. - Джерард? – мой взгляд покинул потолок и остановился на Фрэнке, который все еще разглядывал свои ботинки. Кажется, он задал вопрос, и я попросил повторить. - Я спросил, пойдешь ли ты в душ, потому что я собираюсь им воспользоваться. - Думаешь, я сидел бы здесь, если бы хотел в душ? – сказал я и закатил глаза. - Обычно ты возвращаешься раньше, чтобы первым попасть в душ. Не раздражайся на меня только из-за того, что ты пьян, - сказал он, и его тон был таким же грубым, как и мой. Он поднялся, снимая футболку по дороге в ванную. Он раздевался, стоя перед открытой дверью, кидая на меня странные взгляды, и только после этого я понял, что пялился. Одной части меня было насрать, правда, но эта была та пьяная часть. Разумной части будет стыдно утром, и она будет пытаться найти разумное объяснение этой ситуации. Я не пялился на тебя, я был пьян. Объяснение, которое всегда работало для натуралов типа меня, но иногда я задумывался над его правдивостью. Он снова задал мне вопрос, и я снова не услышал его. - Что? - Забей. Он зашел в ванную, но оставил дверь открытой, как делали все; в ванной не было окна, и все запотевало. Я сидел и ждал его. Я осознавал, что начинаю трезветь, и что мне понадобится кто-то, с кем можно будет поговорить. Мои руки начали дрожать и я пытался отвлечь себя, начав ходить по коридору. За дверью слышалось слабое гудение, и я сразу же узнал мелодию. Вчера по дороге на фестиваль, я показывал Фрэнку некоторые мелодии и тексты, которые в будущем превратятся в третий альбом. Улыбка коснулась моих губ, когда я узнал то, что он напевал. - A kiss and I will surrender; the sharpest lives are the deadliest to lead, - мягко пропел я, проходя около приоткрытой двери в ванную комнату. Я вернулся на диван, стараясь не паниковать, когда гудение сразу же прекратилось, надеясь на то, что он не подумает о наших сегодняшних проделках на сцене. Он дал мне согласие кивком головы и конечно же поцеловал меня в ответ. Если он был против этого, это его проблемы. У нас было взаимное понимание того, что мы боремся с неравенством сексуальных ориентаций, но также у меня были и свои цели. Одиночество делает это с тобой. Ты находишь себя в баре, разговаривающим с людьми, к которым у тебя нет совершенно никакого интереса, но ты говоришь с ними просто для того, чтобы поговорить. Ты можешь поцеловать кого-то, кого не захочешь видеть во второй раз. Я трахнул женщину на прошлой неделе, и у меня не было желания увидеть ее вновь. Это был я. Я был не тем, кем хотел быть. Одиночество убивало меня. Я снова думал о плохих вещах, сидя там, дожидаясь Фрэнка. Когда я показал ему текст песни, он сказал, что он был «интересным». Что он к черту имел ввиду? Я хотел признаться во всем. Я должен был признаться. Он наконец-то вышел из ванной и подошел ко мне, а я встал, чтобы быть выше его. Я любил быть выше кого-то в разговоре. - Песня, которую я показал тебе недавно… - начал я. Все во мне кипело, - Мне было сложно показать ее кому-то, а ты ничего не сказал. - Я сказал, что она хорошая. - Ты сказал, что она интересная. - А интересная не может быть хорошей? - я вновь почувствовал, как слезы падают на мои щеки, но сделал вид, что не замечаю. Он знал, что у меня все плохо, и так же, как все остальные, промолчал. - Я такой, блять, одинокий, Фрэнк. Я никогда не хотел убить себя так силь... - Я не знаю, что сказать, Джерард, - прошептал он, прерывая меня. Часть меня знала, что он не хочет слышать этого. Никто не хотел слышать. Никто, - Я не знаю, что делать. У меня не было слов. Это реально так сложно, спросить кого-нибудь, в порядке ли он? И разве убило бы его то, что он обнял бы меня, пока я стоял там, едва ли не рыдая в голос, как разбитый человек? Он вздохнул, но не обнял меня. - Иди в душ, Джерард. Ты грязный. Я сделал это, но дверь была закрытой. Моя голова была тяжелой, я включил воду, но не залез внутрь. Я скользил по своему телу, рассматривая его в зеркале, останавливаясь в некоторых местах, некоторые игнорируя. Если вспомнить мое прошлое, можно подумать, что все будут прятать лекарства от всяких идиотов, которые игнорируют рекомендуемую дозу на упаковке. Я открыл шкафчик и взял таблетки Майки от мигрени. Звук ударяющихся таблеток о пластиковую банку перенес меня в палату больницы и я вспомнил разочарованные лица вокруг. Я принял рекомендуемую дозу, что было очень ново для меня, и наконец-то забрался под воду. То, как я споткнулся по дороге, напомнило мне об употребленном алкоголе, но сознание не связало это с только что принятыми лекарствами. В душе я еле стоял. Ватные ноги вынесли меня из душа, и я только с третьего раза смог повязать полотенце вокруг моей талии. Я шел так, словно никогда не делал этого, поэтому я должен был ожидать резкий взгляд Фрэнка. Он приблизился ко мне, заметив то, с какой тяжестью я облокотился на перила моей койки, и его глаза сказали мне, что он знал о том, как мне херово. Я не мог перестать улыбаться, хоть и знал, что это было вызвано таблетками. Эффект рассеялся бы после длинного сна. - Что с тобой произошло? - спросил он, немножко улыбаясь, когда я обнял его. - Я люблю вас, ребята. Вы знаете, верно? Я...Я чертовски люблю вас, ребята. - Я знаю, Джерард, - он выглядел шокированным, когда я притянул его еще ближе, но не оттолкнул меня, когда я прижался губами к его голой шее. Руки без моего согласия поползли вверх по его спине, когда Фрэнк немного отстранился. - Что ты делаешь? - он засмеялся, пытаясь говорить настолько непринужденно, насколько мог. - Я такой одинокий, Фрэнк, - сказал я, улыбаясь, понимая, как странно я, должно быть, звучал, - Я просто хочу чувствовать кого-нибудь, понимаешь? Я просто хочу чувствовать. Он все еще смотрел прямо на меня и казалось, что он кое-что понял, когда он позволил мне обнять его вновь. Я чувствовал себя монстром, обнимая его, пока мои губы скользили по его шее и подбородку, а он облизнул губы и проглотил комок в горле. Я знал, что он натурал, если это было так важно, и он знал, что я был тоже. Однако это было не главным. Это была дружба. Это было та подавляющая нужда в чьем-то понимании. Я аккуратно смотрел за тем, как он отступил на шаг и посмотрел на меня, пытаясь удостовериться в том, что я понимал то, чем это являлось. Он казался довольным своими наблюдениями, когда он приблизился ко мне еще раз и коснулся своими губами моих, прижимая мое лицо ближе и осторожно проводя языком по моей нижней губе. Мы оба отрицали то, что мы целовали друг друга в ответ. Мы оба отрицали те, почти что неслышные стоны, которые сорвались с наших губ, когда Фрэнк поскользнулся и наши талии соприкоснулись, пока мы упали на кровать. Несколько мгновений спустя, я нашел себя опять плачущим и сокрушенным, лежащим рядом с Фрэнком и смотрящим на скетчи, которые я прилепил на потолок своей кровати. Он убрал упавшую на мои глаза прядь. - Все будет в порядке. Вот увидишь, - прошептал Фрэнк, и что-то во мне нашло надежду в его словах. Я почувствовал, как его тело покинуло мое, когда мои веки наконец-таки закрылись. Я надеялся, что когда я открою их, все будет в порядке.