Железное сердце.

Стрелка часов мерно ползала по кругу, отсчитывая секунды, как казалось Консуэло, слишком громко. Одна секунда - а сердце певицы отсчитывало три удара. Ах, нет... Уже четыре. Выпрямившись на стуле, Консуэло Порпорина ждала своей участи, скромно положив руки на колени. Она чувствовала приближение хозяина этого милого домика, который ей, как известной и талантливой певице, предоставили по прибытии в Берлин. Ожидание утомляло, но Zingarella не смела прервать своего неподвижного образа. Каждое слово теперь предстояло тщательно взвешивать, прежде чем говорить. Лёгкая улыбка коснулась губ молодой девушки, и она потупила взгляд: как бы трезво она сейчас ни рассуждала, Консуэло знала, что всё равно, как только хозяин этого дома (и её жизни в Пруссии, пожалуй, тоже) перейдёт порог этой комнаты, как только он заговорит с ней (а певица знала, что говорить этот человек учтиво и деликатно долго не может), она сама перестанет думать, что говорит. Говорить будет её пылко горящее сердце, желая высказать всю правду. Тихий скрип ботинок и трости о половицы. Консуэло медленно повернулась к незваному, но ожидаемому гостю, и в первую очередь приметила шляпу вошедшего, которая была повёрнута на левый бок. Значит, сейчас перед ней не король Фридрих II, а барон фон Крейц, "инкогнито" Его Величества, о котором знали все, но которому все подыгрывали. В руках барон фон Крейц держал букет белоснежных лилий и жёлтых тюльпанов, а в другой - корзину с фруктами из его собственного сада, которым он непомерно гордился. Несомненно, Консуэло следовало хотя бы приветственно улыбнуться, но она лишь настороженно смотрела на высокопоставленное лицо, нарушившего пространство её покоев. - Я вижу, что Вы не желаете видеть своего старого друга, - с печальными нотками в голосе высказался барон, и руки его медленно опустились, и даже бутоны прекрасных цветов будто жалели гостя, которому не оказали тёплый приём. Фон Крейц осторожно взглянул на Порпорину, на лице которой уже читались противоречивые чувства, вызванные борьбой самой с собой. Мужчина был тонким психологом и отличным манипулятором: наблюдательным, с хорошей памятью и, безусловно, великолепным лидером, чтобы направить результаты своего труда над людьми в нужное русло. Барон фон Крейц прекрасно знал, что Консуэло имеет определённую слабость, выраженную в желании защитить и даровать свою любовь тем, кто выглядит потерянным и несчастным, и потому сейчас нещадно играл на этой слабости, надеясь войти в доверие испаночки. Уловка, как и ожидал гость, сработала: расправив своё чёрное платье, Zingarella поднялась со стула и, направившись в его сторону, с благодарной улыбкой взяла из его рук дары, предназначавшиеся ей, и тёплым голосом почти что прожурчала, как чистый лесной ручеёк: - Друзьям всегда я рада, дорогой барон. - Друзьям? - чуть нахмурившись, вцепился в Порпорину взгляд прусского властелина, будто прямо сейчас она совершила непоправимое преступление. Сердце Консуэло робко пропустило удар, осознав, что своей непродуманной фразой она может навлечь беды на многих людей, которыми дорожила. Сумбурный характер фон Крейца предполагал постоянную боевую готовность. Но Консуэло была не только талантливой певицей, но и великолепной актрисой: собравшись, она одарила мужчину перед ней одной из самых нежных улыбок и чуть понизила голос, создавая им доверительную атмосферу: - Именно друзьям, уважаемый барон. Этот замечательный дом, где имеем честь находиться мы оба, был благодушно подарен мне Его Сиятельством, королём этой удивительной страны - Пруссии, Фридрихом Великим. Так вот Его Величество вчера оказало мне невероятную милость, справившись о моём самочувствии и о том, нравится ли мне его подарок, навестив меня. Барон фон Крейц криво улыбнулся, раздражаясь от откровенной лжи, но в то же время восхищаясь умению девушки так тонко польстить его самолюбию: - А Вы считаете короля своим другом? - Человек, столь бескорыстно обо мне позаботившийся, даже не зная меня, безусловно, вызывает во мне симпатию и дружеские чувства. Потому я всё же считаю короля своим другом, пусть даже я никогда в жизни более не увижу его и не узнаю, какими добрыми побуждениями он руководствовался. Консуэло, проведя ладонью по своей смуглой щеке, вопросительно посмотрела в сторону барона фон Крейца, шляпа которого сейчас съехала на правый бок. Заметив этот жест, Порпорина чуть склонилась в сторону мужчины, который сейчас предпочёл открыть перед ней своё истинное лицо. - Ваше Величество... - Ах, что же Вы кланяетесь, как какой-то солдат? Вы же женщина! - возмутился Фридрих. - Мои реверансы крайне неловки, - смущённо призналась Консуэло. - Тогда учитесь же! Неужели Вы, одарённая Богом искрой гения, так и не научились хорошим манерам? - Я всего лишь цыганочка, когда-то босоногая, бегающая по тёплым площадям Венеции и продающая ожерелья из ракушек, чтобы заработать на жизнь, а всё остальное время я училась музыке у моего дорогого учителя Порпоры. Мне некогда было учиться искусству светского общения, Ваше Величество. - Однако природная скромность помогла Вам лучше заученного этикета, - король наконец смягчился и покровительственно оглядел девушку перед ним. Какой огромный поток мыслей вызывал у него образ Консуэло! Распорядившись, чтобы певица не могла покинуть Берлин без его письменного разрешения, запретив так же и её учителю Порпоре проживать вместе с ней, Фридрих Великий был уверен, что этот бриллиант искусства теперь никуда из его театра не денется. Фридрих всеми силами убеждал себя, что идёт на такие крайние меры только потому, что очень ценит её музыкальный талант, но, когда её большие чёрные глаза безбоязненно, в отличие от многих других, прямо смотрели на него, повелитель Пруссии неожиданно для самого себя начинал в этом сомневаться. Фридрих II был известен своим холодным, пренебрежительным отношением к женщинам, но тем не менее он прекрасно знал, что многие дамы очаровывались им, и потому король находил себя обаятельным. - Отчего Вы всегда ходите в тёмных одеждах? - полюбопытствовал прусский властелин, оглядывая молодую женщину. - У Вас траур? - Нет, Ваше Величество, - коротко ответила Консуэло. - Значит, нет? - Фридрих снова начинал раздражаться, потому что точно знал, что это ложь. - А у меня есть сведения, что Вы на смертном одре согласились стать женой графа Альберта Рудольштадта, который скончался не так давно. Консуэло побледнела, сжав в ладони прохладную ткань подола своего платья: - Это действительно так, Ваше Величество. Но брак был тайным, я не могла распространяться на этот счёт. - Как видите, длинные языки есть везде, Консуэло, и Вам не следовало бы так доверять людям. - Никогда не знаешь, кто окажется предателем, а кто - другом, - тихо проговорила Порпорина, глядя куда-то сквозь короля. - Из-за одного негодяя бесчестно лишать шанса поистине хорошим людям появиться в моей жизни. - А если негодяев много? - И в песке можно найти крупицу золота. - Глупая женщина! - Быть может... - согласилась Консуэло. - Но скорее убивают королей, не доверяющих своему народу, чем тех, кто всюду ищет опасности и заговоры. Побагровев от дерзости этой простолюдинки, что смеет так прямо высказываться о нём в его же присутствии, Фридрих схватил свою трость с намерением ударить ею певицу, но тут же взял себя в руки, с сожалением посмотрев на Порпорину. Однако девушка не оценила его чувств, плескающихся, как беспокойное море, в его глазах, а потому лишь с некоторой издёвкой сказала: - Прошу Вас, не сдерживайтесь, Ваше Величество. Я покорно служу Вам и отдам свою жизнь ради Вас. Фридрих был крайне уязвлён подобным холодом женщины, чьё сердце в глубине души мечтал покорить: - Что же Вы так стремитесь на тот свет, милая? - отеческим и даже скорбным тоном спросил король. - Вы бы обзавелись семьёй, родили и воспитали детей... И уже потом бы задумывались о Всевышнем и о смерти. Прошу, не разбрасывайтесь подобными словами, Консуэло, берегите свою жизнь. Тем более я действительно в любой момент могу оборвать Вам её... - И чтобы жить в постоянном страхе? Вы этого хотите от меня? - Нет. Я хочу, чтобы Вы были более мягки. - Тогда я желаю того же и Вам, Ваше Сиятельство, - Zingarella смело подошла к королю и коснулась рукава его мундира. Минута - и ладошка Консуэло уже покоилась на груди Фридриха Великого, в области сердца, а алые губы обнажили белоснежные зубы девушки в доброй улыбке. - Человек, столь чудесно играющий на флейте, столь многое знающий об искусстве, не может быть тираном, каким Вы хотите себя показать и каким Вас хотят представить в обществе... Король, впервые не подумав, впервые поддавшись порыву, склонился к певице, ощущая сладостное дыхание этого ангела под собой. Консуэло же, почувствовав, как колючая щетина Его Величества царапает её подбородок, поспешно отстранилась, испугавшись сильных чувств, сквозивших сейчас в каждом движении её гостя, растерянно и боязливо поглядывая на него. Проникновенный взгляд Фридриха тут же заледенел и наполнился режущей сталью, а губы тронула презрительная усмешка: - Неужели Вы, певичка, - оскорбительно отозвался о Порпорине Фридрих, - возомнили, будто можете вскружить голову королю? Это моя сестра Амалия вбила Вам в голову подобную мысль? Да, быть может, Вы и графиня Рудольштадт (смею сказать, по счастливой случайности и капризной прихоти душевнобольного), но Вы всё равно ниже меня, чтобы сметь так думать! Все ниже меня! - Как я смею думать о таком, когда Вы примерный и любящий супруг королевы Елизаветы Брауншвейгской? Фридрих вновь был ошарашен. Он ожидал слёз, крика, даже ожидал, что Консуэло выставит его вон, но уж никак не ожидал той мягкой равнодушной любезности, что убивала своим безразличием. - Мне абсолютно наплевать, что думают обо мне рабы! - вновь сорвавшись на крик, король яростно стукнул тростью по полу. - И Вы не должны сметь даже думать, что можете иметь хоть какую-то власть надо мной! Это исключено! - Прошу прощения, государь, но, мне кажется, между нами возникло недопонимание, - спокойно возразила Консуэло. - Я не покушаюсь на Ваше великолепие и на Вашу власть. Не желаю я и вмешиваться в Вашу жизнь. Меня в этом аспекте Вы ничуть не интересуете. Фридрих пришёл в бешенство: - Со сколькими Вы делили ложе, презренная, что добились такого невероятного успеха во всей Европе?! И тут ярость уже сковала и рассудительную Консуэло, которая была не в силах оставаться спокойной от подобного обвинения: - Я добилась всего трудом, усердием и стараньем! Скорее мне лучше спросить, скольких невинных отправили Вы на смерть ядом своих слов?! Убийца! - выкрикнула Порпорина, как тут же король оказался подле неё, крепко схватив её за талию. В груди прусского властелина рокотало сдерживаемое рычание, когда певица своими тщетными усилиями пыталась отдалить короля от себя. - Хмм... - Фридрих, словно хищник, зажавший свою жертву, обонял волосы юной испанки. - Я вижу, что сейчас Вы не лжёте мне... Удивлённая подобным замечанием, Консуэло посмотрела на мужчину, который неловко отпустил её и тактично отстранился сам, не желая более пугать невинное создание. - А... Как Вы это узнали? - любопытство, обычно не свойственное Порпорине, на этот раз пересилило все остальные чувства. Она действительно не лгала Фридриху, но ей хотелось знать, как именно он выяснил, что она говорила правду. - Вы девственны, - с неким успокоением и даже облегчением проговорил король. - Знаете, женщины, которые ведут неправедную и развратную жизнь... От них исходит аромат некой горечи, будто от масла, которое повара много раз используют для приготовления множества блюд, чтобы сэкономить. Но Вы и не супруга, верная лишь одному... От добрых жён исходит аромат несколько терпкий, который и начинает завлекать их мужей. Вы же, Консуэло, невинны, я с уверенностью могу это сказать. - Интересно... - Порпорина улыбнулась, удивившись полученному знанию от Его Величества и отчего-то гордясь собой. - У Вас было много женщин, чтобы Вы так уверенно в этом разбирались? - Если я отвечу Вам, Консуэло, боюсь, Ваше мнение обо мне станет резко негативным, а я и сейчас не пользуюсь Вашим особым доверием... - Но не Вы ли недавно сказали, что Вам всё равно, что подумают о Вас другие?.. - Согласен с Вами, мадемуазель, - с глубокой болью в голосе сказал Фридрих, чем вызвал искреннее сочувствие Консуэло. Бедный человек, не ведающий, кому бы он мог открыть своё сердце и в ком мог бы найти понимание. Консуэло знала, что король желал бы открыться именно перед ней, но она не смогла бы вынести подобной ноши. А как помочь, не даруя любовь женщины к мужчине, Порпорина не знала. Её дорогой друг - Иосиф Гайдн - сумел довольствоваться её нежной дружбой. Но Фридриху этого будет мало... Zingarella страдала не меньше короля, не в силах помочь и даровать утешение мечущейся душе. - Вы любите кого-то? - неожиданно спросил король. Консуэло опасливо попятилась, прижав руку к груди: - Даже если я и люблю кого-то, эта тайна умрёт вместе со мной... - А может, Вы решили убивать знатных мужей, желая завладеть их богатствами? Консуэло помрачнела: - Если Вы знаете о моём замужестве с графом Рудольштадтом, то должны знать, что я отказалась как от титула, так и от наследства... - Да... Да, я это знаю... - Фридрих задумчиво постукивал тростью по полу, а после вновь поднял взгляд на Порпорину. - Скажите, правда ли то, что Вы считаете меня своим другом, как то сообщили Вы барону фон Крейцу? Или Вы сказали это лишь потому, что боялись за себя? Горячие слёзы коснулись длинных чёрных ресниц певицы, когда она смотрела на короля, так искренне ждущего её одобрения и её чувств. - Считаю, Ваше Величество... - Тогда скажите мне, подруга, в кого Вы влюблены? И кто он? - Это Вас никоим образом не касается, друг мой, и не поможет Вам решить Ваши государственные дела, - резко ответила Консуэло, зажмурившись, стараясь удержать горькие капли лишь на ресницах. В молчании Фридрих поклонился примадонне своего театра и спешно удалился из уютного домика Порпорины, по дороге вновь сдвинув свою шляпу на левый бок, становясь бароном фон Крейцем, который только и мог защитить покрывавшееся трещинами железное сердце прусского короля.