Ты не плачь...

— Черт! Черт! Проклятый виносос! Ненавижу, терпеть не могу! – слегка напуганный Альфред с удивлением наблюдал за своим опекуном – Англией, который, казалось, и не замечал, что в его кабинет тихонько зашел младший брат, пристально смотревший на него. Сам же Керкланд рвал в клочья любую попавшуюся в его дрожащие руки бумагу на мелкие кусочки, причем с такой яростью, что дубовый стол иногда шатался, словно сгибаясь под натиском хозяина. Три длинных свечки, вставленные в подсвечник, давно перестали гореть, поэтому комнату освещал лишь неровный свет луны, пробивающейся из-за темных туч. Может быть, Англия потому и не заметил мальчишку, поскольку тот выбрал отличное место незаметно понаблюдать – возле огромного книжного шкафа, стоявшего в углу и в тени. Шкаф громоздкий, его полки прям прогибаются под тяжестью книг английских писателей, что так любит прочитать Артур перед сном. И конечно, Америка тоже их читал, но пока только детские, для его возраста, еще с картинками. Стараясь подражать старшему брату, американец брал в охапку несколько фолиантов, порой, даже слишком много, и неуклюже направлялся в свою комнату, полностью углубляясь в волшебный мир сказок. Опекун лишь улыбался и продолжал либо рыться в документах, либо читать очередной шедевр, по его мнению. Но сейчас… Альфреду было больно смотреть на страдания англичанина. Он словно чувствовал его боль, такую режущую и острую, хотя не понимал в чем дело. Как он помнил, так названный виносос – это Франция, который давно-давно пытался заманить к себе малыша своей изысканной французской кухней, но к сожаленью цель Бонфуа выбрала совсем иное – грубого Артура, плачущего совсем неподалеку. Тогда в сердце Джонса что-то кольнуло, и он понял, что должен как-то пожалеть его, коснуться края его рубашки и поговорить с ним, а после и остаться. И надо сказать, Америка никогда об этом не жалел. Он любил Англию, хотел, чтобы он улыбался и, желательно, никуда не уезжал. Без него так одиноко… — Б-братик… — малыш решил подать голос, как бы говоря о своем присутствии. Британец быстро устремил взор в сторону звука. Как же он удивился, увидев чуть сжавшегося в комок младшего, смотрящего на него с испугом и жалостью. "Н-неужели он все видел?" — Братик, ты что, плачешь? — Н-нет, с…с чего ты взял?! – Керкланд поспешно стал вытирать наворачивающееся слезы, но не мог перестать плакать, настолько ему было больно в душе. – А почему ты не спишь? Поздно уже, иди в кровать… — Не притворяйся, что ничего не случилось, братик, пожалуйста… "Что? Как он?.." — Не понимаю о чем ты, Альфред, — как можно спокойнее сказал Артур. – Все в порядке, ложись спать. А мне нужно заняться документацией… — Нет. Европеец недоуменно глянул на ребенка. Он впервые ответил ему «нет»… Взрослеет и наглеет, называется! — Ал, не капризничай! Ты разве не знаешь, детям необх… — Братик, подойди ко мне, пожалуйста. Странная просьба, но что уж делать? Англия встал с крайне неудобного стула и приблизился к Америке, становясь на колени, чтобы быть одного роста с американцем. — Ну и зачем это? Лож… — в очередной раз малыш не дал ему договорить. На этот раз он прервал англичанина объятием. Вцепившись маленькими кулачками в одежду опекуна, как раньше, тихо прошептал ему на ухо: — Ты не плачь… Вот я вырасту, стану супергероем и побью этого дурака, который обидел тебя!.. Обещаю!