Особая операция

Следователь Юрий Мартынов, несмотря на свой возраст (тридцать пять лет), особыми заслугами не мог похвастаться и на работе не блистал. Раскрываемость преступлений была ни высокой, ни низкой и держалась наполовину благодаря усердности и стараниям сотрудников. Однако именно ему поручили временно вести дело «мечей». Причину он сам усматривал в этом только одну: больше пока некому было заниматься расследованием. Всё просто. Серьёзные промахи у него ни разу не случались, и в то время, когда наверху решали, кто же возьмётся за прогремевшие по всей стране казни, лишь Мартынов оказался более-менее свободен, если так можно было сказать. Коллеги поздравляли, говорили, что из-за этого следователя заметят, вероятно, даже окончательно отдадут дело, не понимая всей серьёзности ситуации. Хотя Юрий тоже не знал, зачем выбрали именно его. Расследовать порядка десятка-полтора преступлений? Нет уж, увольте. Когда постоянно отвлекают, не дают нормально работать, надоедают расспросами, а сроки поджимают, то ничего раскрыть он физически не сможет. Столько эпизодов, что то, что хотя бы Мартынов успеет сделать, не оценят. Неблагодарная у него работа была, есть и будет. Сейчас — особенно. Что касается настроя — того также не было, равно как и энтузиазма. В последнее время происходило много чего: он постоянно бегал по различным отделам, уточнял, проверял, потом сидел допоздна — всё как обычно. Но он просто устал. Так неудачно совпали все обстоятельства. К тому же пока Юрий мало что сделал: всего-то допросил Елену Журову и, просматривая материалы, выделил некоторые моменты, на которые потом хотел ещё раз обратить внимание. Всё только начиналось, а сил уже нет. Ничего, если надо, он справится, возьмёт себя в руки. Мартынов почти неделю дожидался, когда кто-либо из задержанных придёт в сознание и того можно будет допросить. Максим Калинин был слаб, его долго не трогали. Но на шестой день повезло: двое подозреваемых могли наконец давать показания. Осталось лишь их раскрутить. С этой целью он заявился в тюремную больницу № 71, предупреждённый об охране спецслужбами. Люди, которых он встретил, производили серьёзное впечатление с первого взгляда. Даже высокая, светловолосая, вроде бы не обладающая большой силой Лава: то ли по выражению глаз, то ли по чему-то неуловимому в поведении, тому, как держала себя, видно было, что она здесь не зазря. А уж от маячивших неподалёку крепких парней (таких в старые времена называли богатырями) веяло силой и решимостью. Это не просто охранники из частного агентства. Никого он не знал, как и его тоже. Знакомство произошло по-деловому быстро, каждый представился, и Юрий при произнесении не то кличек, не то псевдонимов сдержал удивление и любопытство, понимая, что откровенничать и раскрывать свои настоящие имена ему не станут. Кому надо — тот знает. Неизвестно ещё, выше ли он их по званию или нет. Такие, как молчаливый, смотрящий исподлобья Бес или, наоборот, глядящий прямо в глаза, словно испытывая, Стив, явно участвовали в спецоперациях и свои погоны получили. И по возрасту подходили, и по опыту. Мартынов планировал сначала зайти к Максиму Калинину, однако, когда он приехал в больницу, того увели на процедуры. Поэтому выбор пал на другого очнувшегося человека — Дёмину. К ней вопросов тоже накопилось ох как много, и все были неприятного характера. Предстояло выяснить, что связывало её с «Мечом», какое участие принимала, чем помогала — в общем, степень виновности. Мысль, что, может, она не состояла в группе, даже не приходила в голову следователю: слишком много совпадений. Юрий зашёл в палату, не заметив недовольно нахмурившуюся Лаву, считавшую, что рановато её подопечную собираются допрашивать. В помещении стояли лишь тумба с аппаратом и капельница, а также кровать, где лежала задержанная. Её спутанные волосы выделялись рыжим пятном на белом фоне пододеяльника. Ни окон, ни вентиляции — как только здесь проветривают? Было очень душно, но разве так полагалось? Всё же решив не обращать внимания на эти неудобства — не с проверкой пришёл, — Мартынов сел на заранее поставленный стул, сухо поздоровался, толком не взглянув на подозреваемую, достал папку, ручку и лист протокола. — Вы можете хранить молчание, но сами понимаете, что лучше рассказать всё, как есть. Ответ последовал сразу: она ещё раньше обдумала, что сделать. Действительно, хуже уже не будет, а лучше... Может, повезёт. Но только если Макс подтвердит сказанное. Теперь надо разве что суметь чётко и по существу объяснить случившееся, не поддаваться эмоциям, которые она позволила в тот день. А остальное не важно. — Задавайте вопросы. Спросить сразу про машину или потом? Наверное, всё-таки стоит повременить. — Как вы связаны с группой «Меч»? — Никак. То, что Макс... Максим является её участником, я узнала только накануне убийства Муратова. — О как? — ну да, к скептицизму она была готова с самого начала. — Почему именно тогда? — Последнее время мы узнали о двух фигурантах дела, — помедлив, ответила Таня. Чтобы объяснить всё понятно, следовало начать издалека. — Потом вышли на склад и попытались штурмовать, но неудачно: «мечи» скрылись, убив при этом двух наших оперативников. — Она сглотнула даже не от жажды, а от нахлынувших воспоминаний о пришедшей жене одного из погибших. Перед глазами до сих пор стояло судорожно скривившееся, мокрое от слёз лицо уже на тот момент вдовы. — Они допустили много ошибок, мы знали о некоторых из них. По-видимому, из-за этого Максим оставил сумку с оружием, противогазами и картами Таро у себя в квартире. — Вы трогали те вещи? — Да. — И оставили на них свои отпечатки пальцев... — Я мало что соображала тогда. — Итак, вы узнали, что ваш... любовник — член преступной группировки. Что было потом? — Потом... Потом она спешно уехала из его дома, не убрав ничего на место, оставив тот бардак, который учинила. Ей было вообще не до этого. Кое-как добравшись до своей квартиры, Таня, не задумываясь, достала бутылку из бара. Было так больно, так погано на душе от предательства человека, которому она больше всех верила, что забыла про убеждения касательно алкоголя. Хотелось убрать это чувство грязи — как она выразилась ещё раньше, — забыться хотя бы на миг, на минуту... В итоге очнулась только утром от звонка в дверь. — Всё складно получается, однако почему же вы пытались помочь ему сбежать? После предательства? — Я... поверила ему. Нет, не совсем это. Я всё равно любила его. Там, на последнем их деле, были альфовцы, они бы убили его, а он не собирался сдаваться, — Таня сжала простыню, смотря на светло-голубоватую стенку. — Да и попадись он, вас бы всё равно обвинили, — заметил следователь. — Перейдём тогда к Калинину, если, по вашему утверждению, вы ничего больше не знаете о «Мече». Что вас связывает с ним? — У нас роман. Был. До ухода Максима из органов мы не встречались, а вот после начались наши отношения. — И в это время вы как раз расследовали убийство Гирко? — Да. — Вы рассказывали про ход следствия по этому делу? — Только вкратце. Зацепок не было, так что на Максима никто не подумал. — А затем? — Потом он заходил несколько раз. Говорил, что бизнесом занялся. Я не вникала, он отмахивался, мол, пыльная работа, ничего интересного. Сообщала новости. Максим консультировал нас по одному из эпизодов. — Он часто расспрашивал о «Мече»? — Почти при каждой встрече. — И это не настораживало? — Нет. Это было естественно, он долгое время сам работал оперативником, — Таня умолчала о своём возникшем подозрении: ни к чему следователю знать о нём. Это навлечёт кучу дополнительных вопросов. — Тогда последний на сегодня вопрос: вы знаете Елену Журову? — Нет, — в ответе Юрий услышал небольшое, искреннее удивление. — Первый раз слышу это имя. — Что ж, — он закончил вести протокол, дал расписаться и собрал всё в папку, — можете отдыхать. Я допрошу следующим Максима Калинина, и если его показания будут совпадать с вашими, то считайте... Хотя нет, допрос остальных тоже важен, но они ещё не очнулись. Так что пока остаётесь здесь под контролем. Несколько раз приду для уточнения подробностей или если возникнет новая информация. До свидания. Девушка вяло кивнула головой на прощанье и что-то пробормотала. Разговор полностью вымотал её, к тому же сказывалось напряжение и готовность оправдываться, стараться приводить доводы, объяснять, вникать в мелочи, особенно те, которые касались её и Макса. Но — ничего не поделаешь. Сотрудничество зачтётся, да и сейчас уже не настолько тяжело. Кажется, свыклась с мыслью о том, что он из «Меча». Свыклась с новым положением. Свыклась с тем, что они вряд ли когда-либо увидятся теперь. Да и нужно ли после случившегося? Она сильная, одолеет и это. Всё пройдёт. Правда, всё же сдержаться не получилось — на наволочке появились тёмные, мокрые пятна. *** Максим уже сходил на перевязку и теперь сидел в палате, предупреждённый врачом о предстоящем визите следователя. Про Таню он тоже знал, но только догадывался, что же она сообщила. Наверное, одну правду, потому что ничего больше не могла рассказать. Значит, ему нужно всего лишь повторить показания, а только затем говорить про «Меч». Оставалось надеяться, что следователь с этого и начнёт. Он настолько погрузился в размышления, что очнулся, когда хлопнула дверь. Мартынов представился, уселся на стул, задал формальные вопросы о данных, предупредил о возможности молчать и, получив такой же ответ, как и при предыдущем допросе, мысленно удивившись при этом (подозреваемый еле живой, а всё-таки готов), приступил к вопросам. — Вы состояли в «Мече»? — Да. Я возглавлял его. — Сколько человек было в ней? Маленькая заминка не укрылась от следователя. — Все, кого поймали, плюс Антон Карев. — Слишком мало, особенно если учесть масштаб преступлений. Кто врач? Информатор? Ещё участники? По крайней мере, на складе, где вы попытались уничтожить улики, нашли некоторые медикаменты и обгоревшие остатки бинтов. Жаль, отпечатков пальцев не было. — Нас хватало. Врач... Он просто нас лечил, его имя не скажу. Все остальные, включая меня, участвовали в сложнейших операциях. Тот же Коля Савкин. Он альфовец, боец. Костя служил в Чечне, а я ещё воевал в Приднестровье, вы должны знать эти подробности. А информаторы... Антон — бывший следователь, про преступления он докладывал. У Коли тоже много знакомств и завязок. Я же конкретно узнавал, как нас ищут в УБОПе, где работал до увольнения. — От кого же? — Мартынов как-то подобрался, словно хищник перед прыжком, почуявший жертву. Сейчас разрешится один из главных вопросов. — У меня там была хорошая знакомая, которая вела дело на пару со своим начальником Егоровым, Таня Дёмина. После ухода и обнаружения, откуда можно получать сведения, я стал встречаться, выспрашивать, что да как. Потом начал ухаживать. У нас и раньше была симпатия друг к другу, поэтому я легко сблизился с ней. — Дальше что? — Отношения. Благодаря выведанной информации мы ускользали, а после фальшивого ограбления инкассаторов, когда нас обвинили, разработали ответный удар. До сих пор непонятно, как у Егорова тогда не забрали дело?.. — Когда же она узнала про вас? — Я просто оставил сумку и забыл спрятать альбом с фотографиями, где видно было, что мы с Костей друзья, хотя этот факт отрицал. Вот такое одно из самых худших совпадение. — Почему же тогда вам пытались помочь? — Наутро я пришёл поговорить. Убеждал, что наши отношения не связаны с её работой, — он замолчал, вспоминая тот сложный разговор, — но думал, что не поверила. Таня не сообщила начальнику, наверное, так как ей было безразлично тогда, что она узнала про ещё одного участника. Я ошибся в который раз. Всё же она любила меня. — То есть Татьяна не состояла в «Мече»? — Конечно же, нет. Она слишком сильно верила в долг, честь и то, что должна делать. Даже когда я думал над этим, то понял, что она не сможет вступить, потому что закон для неё превыше всего. Хотя и понимала идеалистичность убеждений, Таня не принимала такой радикальный способ вершения правосудия. В общем, это невозможно. — А если я задам этот же вопрос и двум выжившим? — спросил Мартынов, внимательно следя за выражением лица Калинина: изменится — не изменится? — То получите тот же ответ. Все, кто участвовал в группе, знали про остальных. Каждый из нас убивал. Вам скажут только, что я иногда владел неизвестной другим информацией, а потом рассказал, откуда её беру. Если бы она действительно была соучастницей, то только прямой. — Тогда перейду непосредственно к «Мечу». Как, когда, при каких обстоятельствах она была создана, кто в какое время вошёл в её состав, первые преступления... Максим перевёл дыхание: похоже, следователь поверил. Он снова заговорил, на этот раз уже начал рассказывать про похитителя ребёнка Гирко. Про взятку. Про то, как выследил и казнил его в кафе. Подробно не получилось, удалось вспомнить только число, месяц и приблизительно время. Затем перешёл к расстрелу на пустыре наркодилеров; приглашение Антона Карева и последующую поездку во Владикавказ за оружием; встречу с Николаем. Когда он затронул тему «чёрных риэлторов», то порядком уставший Мартынов, исписав последний лист бумаги, прервал допрос. Информации стало в один день слишком много, её надо было ещё осмыслить, что-то уточнить. К тому же и Калинин почувствовал себя неважно. Макс откинулся на кровать и прикрыл глаза. Теперь осталось только ждать. Одного человека он вывел из-под удара, но другим не смог бы помочь. Да и зачем, если всё равно не получится, апатично подумал он, окончательно осознав, какое у них будущее. М-да, ничего хорошего больше не будет. Ничего... *** — Дим, здорово! — поздоровался с Чижом друг и одновременно коллега Андрей. — Слушай, я ненадолго к тебе заскочил, твой начальник попросил сказать тебе зайти к нему. Сгоняй сейчас, пока перерыв, ладно? А то потом забудешь, а я тебя не найду: у нас сегодня разные маршруты. — Павел Андреич? — удивлённо спросил собеседник. — Не знаешь зачем? — Не-а, может, по поводу недавних беспорядков в нашем районе, типа надо отчитаться. Это когда митинг согласных с «Мечом» был, помнишь? — пояснил он, видя, как Дима недоуменно посмотрел на него. — А-а-а... Да, точно, — кивнул Чиж, чувствуя снова лёгкую дрожь от одного лишь упоминания о них. — Показания какие-то надо будет дать, что ли? — он насторожённо всмотрелся в лицо друга. — Без понятия. Да ты не парься, он в хорошем настроении, даже похвалил мой отчёт за прошедший месяц. Я особо не обратил внимания на что-то ещё. — Хорошо, тогда я пошёл. — Удачи! Дима развернулся в сторону своего УВД "Заводской", ощущая неясную тревогу. По мере же приближения к кабинету у него уже чуть не началась небольшая паника. Что хотят узнать от простого ППС-ника? В отделе таких, как он, много, но именно его вызвали ровно спустя неделю после разгрома их группы. С чего бы? И могло ли отсутствие вызвать слухи и догадки? Могло, но вряд ли. Эпидемии вируса в городе в это время нет, но заболеть банальной простудой вполне реально. Жаль, что пришлось обманывать Павла Андреевича, однако иногда приходится идти и на такие меры. Это не тот случай, когда Чижа якобы взяли в заложники, выманивая начальника. Вот тогда действительно было совестно. Решив, что нечего гадать, он постучался и зашёл в большой, просторный кабинет. Поздоровался, точнее, пробормотал приветствие, стараясь не смотреть прямо в глаза, сел за длинный, типичный для совещательной комнаты стол, готовясь услышать худшее, но что именно, он сам не знал, а также не понимал, что громче в нём говорит, голос совести или боязнь раскрытия. Павел Андреевич ожидаемо задал несколько формальных вопросов о работе, уточнил, каково самочувствие, не нужно ли ещё отдохнуть, и, получив отрицательный ответ, пробормотал: "Хорошо", а затем поднялся с кресла и сел за стол напротив Чижа. Тот напрягся, зная, что обычно только так происходит доверительный разговор между начальником и подчинённым. — Дим, я хотел бы поговорить с тобой насчёт... того, что произошло неделю назад, а также скандального случая с «Мечом», — понизил он голос под конец и быстро добавил, увидев вмиг посеревшее лицо собеседника: — Я догадывался и раньше: уж больно всё гладко прошло, особенно трюк с машинами ППС и кодами. Ну, а ты слишком рьяно противился тому, чтобы сработала пожарная сигнализация. Ответом было лишь угрюмое молчание да стиснутые пальцы, так, что кожа побелела. Врать Чиж вообще не любил и не умел, а сейчас просто не хотелось. Он устал от этого напряжения. — На самом деле, я после того, как выяснил, кто же захватил наше УВД, понял, что если бы с самого начала знал про них, то не стал бы мешать, — повторил своё признание Павел Андреевич, но на этот раз Диме, который неверяще вскинул глаза на него. — Да. Вы столько всего сделали, что достойно уважения. Так вышло, что в последнем деле были допущены проколы, ошибки, и только, наверное, ты спасся. Я к чему завёл весь этот разговор: связи у меня есть, могу помочь, если надо, с информацией (сейчас особенно важно). И когда понадобится, бери сутки отдохнуть, я вижу, твоя рука не до конца здорова, — Павел Андреевич бросил взгляд на левое плечо. — Трёх дней явно не хватило, так? Тот кивнул: — А почему всё-таки вы на моей стороне, ведь знаете же про погибших ментов? — Я ж понимаю, что это вышло случайно, — вздохнул начальник. — И видел по твоей реакции. Ты тогда ходил сам не свой. Не могу винить кого-то, хотя, по идее, должен. Сейчас главное, тебе нужна помощь? — Нет. Я справлюсь, к тому же знакомые тоже есть. Но спасибо большое вам, Павел Андреич, мне стало легче. Я ведь переживал из-за случившегося и тогда. — Вот и хорошо. Не забывай, что я тебе сказал, а если тебя спросят, зачем вызывали, то говори, что дал задание, — он протянул Диме распечатку и пояснил: — Это копия поданного заявления о планирующейся демонстрации, которая пройдёт на нашем участке, в защиту «Меча». — Но... как им разрешили?! — воскликнул Чиж, не сдержав эмоций. — Решили не рисковать. Это будет в твоё дежурство, отследишь, чтобы никаких происшествий не было, то есть обычный патруль. Всё понятно? Тогда можешь идти. — Есть! Дима вышел из кабинета, пытаясь распознать, что чувствовал. Он ощущал себя словно после бури, когда всё самое страшное прошло, а впереди что-то неясное, однако неплохое. Хотя... О чём он вообще сейчас подумал? Его просто поддержал ещё один человек. А впереди — демонстрация. Для них: тех, кто жив, и тех, кто умер. И это справедливо. Значит, действительно, всё было не зря.