Сон?...

- Эй, ты чего? Открой,… - сначала это выглядело немного шутливо, как детская каприза, но треск судорожно защёлкнувшейся щеколды и неуверенная дрожь в голосе заставили прильнуть к двери всем телом, чтоб ни словечка не пропустить. - Не могу, я боюсь выходить. - Прошу, открой, просто открой, - где-то внутри, где обычно тепло и уютно, особенно если любимый рядом, дарит свою улыбку, легонько касается плечом, как будто случайно, где-то там, где урчит и пульсирует чистейшее счастье, колючей искоркой блеснула тревога. - Я боюсь шевельнуться…. - Неужели ты не хочешь, чтоб я был рядом? – в последнее мгновение удалось ухватить ускользающую здравую мысль - задавить в зачатке все проявления тревоги, убрать из голоса любой намёк на них, пусть хоть в словах сохранится уверенность, даже если в душе она начала таять. В ответ испуганный, слегка пристыженный лепет: - Я хочу… правда, надеюсь тебе от этого легче… «Как будто может быть хоть немного хорошо здесь, за дверью, когда ты там, наедине с неведомой напастью, пугающей своей неизвестностью», - горькие мысли душат, сбивая с толка. - Тогда открой, хочу быть с тобой, тогда мне будет легче, - все силы уходят на борьбу с дрожью, и в голосе проскальзывают недвусмысленные стоны мольбы. - Не могу, слишком страшно. Если ты будешь близко, я успокоюсь и снова усну. Дрожащая рука тянется к двери, но страх сильнее, сильнее стыда за, казалось бы, глупое поведение, сильнее желания взять себя в руки, и даже сильнее желания поверить в любимый голос. - Это был всего лишь сон, сны никогда не повторяются, - мелькает луч надежды, тонкий, но обманчиво яркий, ослепляя, как и любая надежда. - Но иногда, иногда случается то, чего мы больше всего боимся, ты сам говорил. Хочется биться головой о дверь и проклинать тот день, когда глупые слова сорвались с языка. - Тогда выйди ко мне и закрой свой страх там,… - даже в детстве не приходилось чувствовать себя таким маленьким, ни на что не годным и жалким. В груди теплится пламя желания придумать что-то стоящее, наорать, встряхнуть, заставить взять себя в руки, но огонёк слишком слаб, а сил хватает только, чтоб закусить губу и не разреветься. - Если бы я мог, - тоскливый вздох, и от этой тоски у обоих перехватывает дыхание. - Теперь и мне страшно, - признание даётся с трудом, последними каплями самообладания выцарапывается из сжавшегося от страха горла. Глаза уже давно привыкли к темноте, но всё равно не разобрать, кто же больше напуган. Пустота давит, стискивает, обволакивает, забирается под одежду и просачивается сквозь поры, неприятно щекоча кожу злыми мурашками. - Я… правда не знаю, что мне делать… -Мин-а,… - нет идей, нет слов, нет дыхания, липкий страх сковывает тело, пальцы немеют, ноги держат с трудом, не завалиться удаётся благодаря одному лишь упёртому нежеланию напугать парня грохотом упавшего тела. - Джунёна-а, я боюсь, что открою дверь, а тебя там нет, боюсь, что не достоин такого счастья и всё, что было – это всего лишь сон. - Но я здесь, так просто ты от меня не отделаешься, - неожиданно вырвавшаяся ирония пугает ещё сильнее, заставляя прикусить язык. - Я только что это видел. Вдруг это снова сон? Сон, который закончится кошмаром – я открываю дверь, а за ней пустая жизнь без тебя,… - в голосе младшенького столько боли, что в сердце защитным механизмом вспыхивает необходимость оградить от любых невзгод самого близкого и родного человека, а вместе с тем душа и тело переполняется трепетом и любовью к этому восхитительному, впечатляющему своим ярким светом парню, а любовь - самое верное оружие даже в безнадёжных ситуациях. Её не запугаешь нагнетаемой тревогой, не замараешь в липком осадке панических страхов, она тот лучик, что в стократ усиливает веру и надежду, превращая их своей магией в реальность. Пусть со стороны подобное выглядит глупым, а гениальным не покажется даже в самых смелых и слепых мечтах, но ему всё равно, он чувствует, что должен это сказать: - Мину, ты ведь носишь тот кулон? Помнишь, как удивлялся, что он такой странной формы, с острыми углами и абсолютно несимметричный? Ещё обиделся, считая, что выбирай я подарок для Унджэ или макнэ, он был бы привлекательнее. Это не так, этот кулон намного красивее и значимее, чем тебе кажется. Он - это ты, сначала чувствуешь его холодность и колкость, с ним немного некомфортно, постоянно не выходит из головы, кажется непривычным и каким-то нестандартным, но потом понимаешь, как прекрасен он в своей уникальности, а если снимешь, то каждую минуту понимаешь, что чего-то не хватает там, где он постоянно был… около сердца… я знаю, сам его раньше носил. Дрожащая рука касается горячего металла, и от кончиков пальцев по всему телу разбегаются искры, нагретый, немного влажный кулон уютно устраивается в судорожно сжатом кулаке, натянутая цепочка впивается в шею,… а в голове начинают щёлкать мысли, словно давая обратный отсчёт, с каждым вздохом расставляя всё по местам так, как должно быть, а не так, как страшно представить. Десять, девять, восемь… ноги и руки наливаются огнём, и всё тело начинает дрожать, требуя немедленных действий. Семь, шесть, пять… дыхание учащается, сердце начинает биться быстрее, освобождая стиснутую в панике надежду, давая той наполнить тело теплом… Четыре – вдох-выдох, три – переполненное адреналином тело с лёгкостью скидывает скованность, два – уверенным движением отворяется дверь… один… и что-то холодное касается век… - Не ожидал… но очень рад, что ты оказался смелее меня, - тёплое объятье, щекочущее щёку дыхание, немного дрожащая рука на талии. – Не хочу, чтоб ты видел меня таким. Не сильный, не настойчивый, но просящий толчок в грудь: - Мне всё равно, как ты выглядишь, когда я на тебя смотрю. Лишь бы я мог тебя видеть. Нехотя, но послушно, нет, не отстраняется, а отклоняется назад, выгибаясь в спине, но не выпуская из рук вновь обретённого любимого. Влажный блеск в сияющих глазах, слегка румяные, словно после долгого сна, щёки, немного искусанные губы, притягательно припухшие, красные всполохи в растрёпанных волосах. Такую красоту, обжигающую душу своей близостью, действительно страшно потерять, страшно забыть, а куда страшнее забыть, что помнил… но видеть в самых родных, самых восхитительных на свете глазах своё отражение – ни с чем не сравнимое облегчение, истинное, чистейшее счастье. - Больше никогда меня так не пугай, я рядом, всегда рядом, - ладонь, прижимающую заветный кулончик к груди, накрыла другая ладонь, горячая, нежная, электризующая и одновременно дарящее чувство покоя, защищённости. – Я так тебя люблю, и куда бы не закинула меня жизнь, работа… это неважно, потому что мой разум, моё сердце, моя суть – это ты, и стоит тебя прижать ладонь так же, как сейчас, ты почувствуешь это. Я всегда есть и всегда буду только рядом с тобой. - Я такой глупый, - вся горечь, пережитая за эти страшные минуты, скопившаяся в уголках глаз, вычерчивает солёную дорожку на щеке, освобождая, наконец, от оков, давая вздохнуть спокойно, поверить в чудо. - И я глупый, но вместе мы стали умнее. Глаза в глаза, ладонь к ладони… - Я тоже тебя люблю.