Маятник Фуко

      Крашеная в какой-то отвратительный, болотно-зеленый цвет, стена была исписана вдоль и поперек маркерами различных цветов и оттенков. Среди этих надписей можно было увидеть как признания в любви, так и непонятные послания. Кое-где красовались какие-то непонятные рисунки, заботливо выведенные рукой неизвестного художника. Это могли быть как слова, написанные латинскими буквами, тщательно проработанные, разноцветные и выглядящие издали объемными, но не несущие в себе никакого смысла, так и схематично нарисованные розовой краской сердечки, с обязательной подписью, выражающей особенную любовь к некоторой Элизе Л. или Алисии Р. В некоторых местах краска облупилась и серый кусок стены выглядел неприкрыто и до боли постыдно, обнажив то, что многие годы скрывалось за слоем вещества цвета подмокшего мха, небрежно нанесенного на каменную кладку. До половины стена заросла плющом, а некоторые, особо выделяющиеся и общей массы, травинки поднимались почти до самого края ограды. Ворота здесь были огромными, почти вдвое они превышали само каменное ограждение. Ржавые львиные головы, держащие в зубах по кольцу, смотрели так неприветливо и злобно, что, будь они случайным образом оживлены каким-нибудь кудесником, непременно перегрызли бы глотку человеку, неосторожно прикоснувшемуся к ним. Но нет, как бы устрашающе они не выглядели, это были всего лишь медные украшения, нелепо смотрящие на этих воротах.       Дом выглядел ничуть не лучше ограды, построенной для защиты, ставшей теперь скорее обузой для обитателей этого места. Создавалось ощущение, что здесь не было ни единой живой души, по меньшей мере, десять лет. Краска, бывшая, как и все здесь ужасно уродливого цвета, бледно-розовая, почти полностью облупилась, выставляя напоказ всем, кто мог бы видеть, деревянные балки дома. Окна были занесены таким слоем пыли и грязи, что невозможно было разглядеть не только цвет занавесок, но и присутствие их там. Но учитывая безобразный вид этого места, было довольно сложно представить, что кто-то станет заморачиваться со шторами. Крыша дома выглядела ужасно - когда-то бывшая ярко-красной, а теперь безнадежного бордово-коричневого цвета, черепица местами осыпалась. Прорехи были кое-как завалены обломками шифера и кусками стекла. Балконы в доме были такими кривыми и сгнившими, что даже дыхнуть на них ненароком было опасно - не дай бог обрушатся.        Дверь, покрытая белой, всей в пятнах и разводах желтоватого оттенка краской, отворилась, явно выражая свое недовольство режущим уши скрипом. На полуразрушенное крыльцо вышла сухопарая женщина в старом переднике и тугим узлом на затылке. Ее каменное лицо выражало такую уверенность, что было ясно - кто-то здорово насолил ей. Крючковатый нос, испещренный морщинами, маленькие злые глазки, сверлящие пространство яростным взглядом, тонкие сухие руки - все выражало твердую натуру женщины, не привыкшей отступать перед трудностями. - Пошевеливайтесь, Фуко! Скоро прибудет мистер Бернс, тогда уж вам точно мало не покажется. Дама, мало обращая внимания на то, что происходит в доме, и, скорее для проформы окликнув некоего Фуко, продолжала жадным и злым взглядом следить за дорогой, пролегающей неподалеку от дома. Но этот узкий, пыльный, заросший травой путь оставался таким же пустым и заброшенным, как и раньше. - Что вы там копаетесь, Мэрилин?! Я слышу рев мотора. Если вы сейчас же не выйдете, я буду вынуждена отказать мистеру Бернсу, как бы мне не хотелось вашего отъезда. Кажется, крючконосая женщина, начинавшая уже терять терпение, собиралась уже вернуться и насильно заставить Фуко выйти на крыльцо, как, громко фырча и поднимая клубы пыли, к дому подъехал небольшой старенький фургончик с эмблемой на дверце. Немного поколебавшись, дама бросила сердитый взгляд на дверь, а затем, расплывшись в приторно-сладкой улыбке, кинулась к машине, и, услужливо распахнув дверцу, залебезила: - Ах, мистер Бернс, как мы рады вас видеть! Не хотите ли чайку? Я всегда к Вашим услугам, мы же старые друзья! О, как противно было слышать эти слова от человека, еще недавно с такой ненавистью глядевшего на дверь и того, кто за ней скрывался. Пустые, словно стеклянные серые глазки, никак не вязавшиеся с подхалимской улыбочкой дамы, торопливо осматривали появившегося из машины мужчину, словно желая уличить его в чем-то противозаконном. Хозяин фургончика являлся полной противоположностью женщины. Это был добродушного вида толстячок, носивший черный пиджак, рубашку и галстук-бабочку, едва выглядывающую из под двух его подбородков. На короткие ноги были натянуты какого-то странного фасона брюки, но чистые и безупречно выглаженные. Завершали парадный наряд мистера Бернса лакированные туфли, покрывшиеся толстым слоем пыли при первой же попытке выйти из фургончика. Наконец, при помощи серой дамы, мужчина сумел покинуть кабину машины и, поминутно вытирая лоб платком, заговорил: - Здравствуйте, здравствуйте, миссис Харрисон, давно мы не виделись, почитай уже год! Как ваше здоровье, надеюсь, все в порядке? По озабоченному тону мистера Бернса было понятно, что он действительно обеспокоен делами женщины, которая, в свою очередь, сделала такое выражение, будто ее сейчас стошнит. Но, будучи доверчивым и наивным толстяком, мужчина либо не заметил разительной перемены в ее лице, либо предпочел умолчать об этом, сославшись на действительно плохое самочувствие миссис Харрисон. - Что вы, что вы, Эндрю, как вы могли подумать. Право, со мной в порядке, не стоит беспокоиться. Пройдем-те же в дом, мистер Бернс И, не дожидаясь ответа мистера Бернса, дама торопливо зашагала к крыльцу, явно желая поспеть раньше своего гостя и успеть отругать Фуко, которая так и не появилась на улице. Эндрю, отдуваясь, деловитым колобком покатился за ней.       Внутри дом выглядел еще ужаснее, чем снаружи. Потолок, весь в разводах и каких-то подтеках, с облупившейся, желтоватого оттенка, краской был таким низким, что людям с ростом чуть выше среднего пришлось бы нагнуть голову, дабы не задеть его затылком.Скрипящие половицы выглядели настолько грязными, что создавалось ощущение, будто не мыли их уже лет десять. По углам большие черные пауки сплетали такие огромные паутины, что каждый день в них путалось около десятка мух. Тараканы, чувствуя себя полноправными обитателями этого дома, шныряли под ногами в таком количестве, что нельзя было сделать и шагу, не раздавив хотя бы одного. Здесь же обитали и крысы, и сороконожки, и осы. Насекомых в этом доме было куда больше, чем в каком-нибудь затхлом сарае или тюремной камере. Стены, выкрашенные в тот же цвет, что и ограда,представляли жуткое зрелище - они были все в дырах, из них торчали обрывки какого-то вещества, похожего на стекловату, те места, что уцелели, были залиты чем-то коричневым, похожим на чай... Но хуже всего было то, что здесь жили дети. Маленькие, беззащитные существа влачили жалкое существование и были обречены на муки, неподвластные здравому смыслу. В их грязных головах обитали вши и блохи, баню они посещали раз в две-три недели, но никто толком и не мылся. Они привыкли к тараканам, падающим на них с потолка, они играли с пауками, они употребляли в пищу все, что попадалось под руку - от мха до прошлогоднего хлеба, украденного кем-то с прилавка на рынке. Кормили детей чрезвычайно плохо - они питались три раза в день, но получали такие крохи, что без воровства было не выжить... Да, это был приют. Детский дом находился здесь уже давно, и все прекрасно знали об этом, но молчали. Ничего не скажешь, миссис Харрисон, являвшаяся директором этого заведения, умела договариваться с людьми. Как она сумела удержать в руках полуразрушенный детский дом, оставалось загадкой. Но, тем не менее, у детей не было никакой надежды на спасение, ни разу сюда не пришли люди, готовые забрать кого-нибудь из ребят домой, маленькие создания чахли здесь, медленно умирая.       Миссис Харрисон так и не смогла найти Фуко, вероятно, та куда-то убежала, не надеясь на благосклонность своей госпожи. Прошествовав в кухню, хозяйка достала пол пачки прошлогодних каменных кексов и, торопливо налив чаю, уселась за стол, пристально взглянув на мистера Бернса. - Что же, Эндрю, вы, наверное, хотите взглянуть на вашу будущую воспитанницу? - молвила она, расплывшись в приторной улыбке. Уже не счесть, который раз за сегодняшний вечер. - Да, буду благодарен, если она соизволит спуститься сюда. - Хорошо, мистер Бернс, я позову ее. Миссис Харрисон повернула голову к лестнице, ведущей куда-то вверх, вероятно, на чердак, и громко, во весь голос гаркнула: - Фуко! Спускайся немедленно, я тебе говорю. Сверху послышались звуки какой-то возни и шума. Затем все смолкло и, скрипя ступеньками в комнату спустилась девушка, лет шестнадцати на вид. О, это было ужасное создание - вероятно, так можно бы олицетворять чуму или голод, настолько Фуко была худа и заморена. Ее рыжие волосы находились грязными, тусклыми, и настолько спутанными, что подари ей кто лошадиный гребень, он безжалостно бы застрял в этой густой копне. Платье было заляпанное, все в каких-то коричневых пятнах, почему-то очень сильно похожих на кровь. Не оставалось сомнений - девушку здесь били и били яростно и невыносимо. Только, пожалуй, яркие голубые глаза не утратили своей живости и в них еще теплилась надежда на освобождение из этого ужасного места.       В гостиной повисла тишина. Кажется, никто не ожидал появления такого чудовища. На лице мистера Бернса выражались жалость и отвращение. Видимо, Мэри должна была привести себя в порядок, но не сделала этого, иначе как можно было объяснить бурные эмоции хозяйки? Миссис Харрисон побледнела и пришла в такую ярость, что, казалось бы, от сдерживаемой ею волны гнева, глаза вот-вот должны налиться кровью, а изо рта пойти пена. Но нет, эта женщина сумела удержать себя в руках, лишь сдавленно прошипев: - Очень хорошо, Фуко, просто замечательно, - у нее не оставалось никаких сомнений в том, что мистер Бернс не согласится забрать девушку, и она, уже заранее предвкушая будущую порку, закатила глаза. - Ха-ха. Ну что же, здравствуйте, юная леди, - нужно было как-то разряжать обстановку, вот только сдавленный смешок Эндрю Бернса мало мог помочь в этой ситуации, ибо девушка продолжала молча смотреть в пол и, кажется, совсем не собиралась отвечать. - Ну что же, мистер, знакомьтесь - Мэри Фуко, собственной персоной. Той персоной, которая даже не удостоила вас ответом, - Шарлотта Харрисон наконец более-менее успокоилась и решила теперь выставить девушку не в самом лучшем свете. - Ну что же, присаживайтесь, Мэри. Вот, возьмите кекс. Расскажите о себе. Как вам здесь живется? Не жалуетесь? А чем вы занимаетесь в свободное время? Есть ли у вас здесь друзья? Может быть, вы хотите уехать отсюда? - голос мистера Бернса звучал по-прежнему натянуто, сквозь показную участливость и дружелюбие явственно проглядывало отвращение, которое являлось единственным чувством, которое он испытывал в данный момент. Но Мэри никак не подавала признаков жизни - она все так же молча продолжала смотреть в пол. И, только услышав последний вопрос, она резко вскинула голову, отбросив волосы с глаз и прошипела: - Очень хочу. Голос ее звучал хрипло, это больше походило на сдавленный шепот. Но, видимо, этот едва слышный ответ перевернул представление Эндрю об этом месте. Он в полной мере понял, насколько плохо здесь живется детям. Только сейчас, наверное, он узнал, что Мэри, это грязное, забитое существо по-настоящему нуждается в любви и ласке, и что он, Бернс, может, является единственным ее шансом выбраться отсюда. Эти мысли вихрем пронеслись в голове толстяка и он понял, что стоит сейчас на перепутье двух дорог, он осознал, что ему придется сделать выбор, и выбор этот был не в пользу хозяйки дома. - Миссис Харрисон, я точно решил. Я заберу эту девочку. Где мы можем оформить документы? Как же она рассвирепела! Казалось, у женщины вот-вот повалит пар из ушей. Ноздри бешено раздувались, губы раскрылись в беззвучном крике, глаза вылезли из орбит. - Да как вы смеете! - сдерживаться дальше она не могла. - Алисия! Выпиши мистеру Бернсу документ об усыновлении! Алисия! Ах, вот дрянь-девка! - миссис Харрисон нужно было как-то выпустить пар. Она уже предвкушала, как налупит Алисию за ее нерасторопность. Бухгалтерше попадет и за Мэри - слишком сильно была зла Шарлотта...

***

      Дверь дома со скрипом отворилась, Мэри вышла на улицу, держась чуть поодаль от мистера Бернса. Кажется, она была действительно рада, вот только никак не проявляла этого. Она уже знала, что мистер Бернс тоже владеет приютом, но представляла себе свой будущий дом иначе, чем старый дом Шарлотты Харрисон. За ней по пятам шла и сама хозяйка, стараясь как можно больнее наступить девушке на пятки. Совсем позади плелась бедная Алисия, прижимая ладонь к щеке и глотая слезы. Что же, здесь умели находить козла отпущения. Возможно, Фуко было жалко добрую бухгалтершу, но, по крайней мере, она не проявляла никаких признаков своего сочувствия. Она вообще ничего не проявляла.. - Крыса! Дрянь! Умри! Чтоб тебя черти разодрали! Крыса! Крыса! Нервы не выдержали. Мэри обернулась и с каждым новым словом отвешивала домомучительнице звонкую пощечину. Такие припадки случались довольно часто, контролировать себя в этот момент Фуко не могла. Не сложно было понять, что годы, прожитые в приюте, не могли пройти даром. Ее здоровье было подорвано. - Крыса! Крыса! Процессия остановилась. Кажется, сам мистер Бернс наслаждался этой сценой. Шарлотта опешила, не понимая, как могла эта замызганная девчонка поднять на нее руку. Но, вскоре придя в себя, она безжалостно оттолкнула Мэри и, избивая покатившуюся по пыльной, блеклой траве, девушку, надсадно заверещала, словно курица-несушка, заметившая пропажу яйца. - Дрянь! Дрянь! - Крыса! Разнять их было невозможно, но мистер Бернс не хотел терять недавно обретенную воспитанницу. Он с легкостью, которой сложно было ожидать от такого дородного человека, каким был он, оттащил хозяйку приюта от Фуко, взвалил девушку себе на плечи и, поспешно запрыгнув в машину, резко газанул, оставив клубы пыли вздыматься на дороге. Миссис Харрисон сидела на траве, вся в пыли и грязи, роняя слезы и утирая глаза грязной жилистой рукой. В ее голове еще звучали крики Мэри. Видимо, она действительно упустила какую-то важную деталь, в погоне за деньгами и властью она потеряла честь и способность любить. Крыса...