Счасть-

На его ладонях не выводится слово «счастье». Нилл улыбается. Нилл снова касается указательным пальцем ладони Хайне, усердно вырисовывает каждую букву, будто бы пытаясь наделить её жизнью. Но в очередной раз сбивается, не дойдя даже до мягкого знака. На ладонях Хайне — тысячи обрывков незаконченного счастья. Нилл вздрагивает, словно от удара током. Ощущения фантомны, но от этого не менее болезненны. Током бьёт не сам Хайне, а его сознание, упрямо отказывающееся верить в реальность счастья и целесообразность применения этого понятия по отношению к псу. Током бьёт что-то нехорошее, что не желает Хайне добра. От этого нехорошего нужно срочно избавляться. Нилл понимает это — и снова касается тела Раммштайнера тонкими пальцами. На шее Хайне пальцы срываются, а вместо «счастья» выходит бесконечное «прости». На ключицах его перечеркивают шрамы, на груди — тихая неловкая дрожь. Спина, идеальный холст, слегка выгибается под холодными пальцами. Это мешает, и Нилл по позвонкам опускается к пояснице. За секунду до последней буквы — слабый электрический разряд. Нилл, чёрт возьми, улыбается. Раммштайнер перехватывает её ладонь, выводит там и «счастье», и «мир», и «хорошо». Нилл продолжает улыбаться, но эта улыбка уже абсолютно другая — отчаянная и горькая. На её теле выводится вся Вселенная, каждое чувство, каждая эмоция. Сознание Нилл не бьёт током, не пытается прогнать, воспрепятствовать действительности. Что-то внутри Нилл искренне желает ей добра. Нилл не устает устраивать руки Хайне на коленях и убеждать себя, что на этот раз слово обязательно удачно ляжет на его тело. В голове звучит беспрерывное «должна» и «помочь», и Нилл пытается. Ей тепло под добрым взглядом алых глаз. И разряды электрического тока заставляют Нилл вздрагивать всё реже и реже. На ладонях Хайне не выводится слово «счастье». Но почему что-то внутри Нилл так отчаянно хочет его вывести?