***
Их семья была вполне обеспеченной, несмотря на многочисленные тяготы, что свалились на страну после окончания Первой мировой войны. Несмотря на массовый голод и нищету, Йегеры жили хорошо. Выходец с Балканского полуострова, Якоб Йегер оставил сыну и его жене приличное состояние, которое удалось сохранить Григорию. Он лишь чудом избежал воинской службы, спасла профессия врача. Зато никак не обошли его стороной изначально крамольные, но со временем вполне законные мнения о том, что его народ — немецкий народ, — ущемлён в правах. Он считал себя самым настоящим немцем, несмотря на национальность своего деда. И его нацистские идеи росли столь же сильно, как власть Адольфа Гитлера. Эти идеи он активно передавал своему единственному сыну Эрену. Парень вырос в любящей и крепкой семье. Его мама была прекрасной женщиной. Ещё мальчишкой Эрен видел приходивших к ним в гости людей — мужчин и женщин, которые то и дело рассказывали какие-то новости или делились своими переживаниями. Была одна женщина, сестра матери, которая постоянно жаловалась на то, что ей так и не вручили крест матери-героини. Её двенадцатый по счёту ребёнок родился мёртвым, а сразу после от гриппа умерли ещё двое. Потеряв сразу троих детей, она потеряла и возможность получить этот крест. «Только ради него и рожала столько!» — то и дело повторяла тётя, бесконечно опечаленная этим. Эрен частенько слушал эти речи и старался внимать всему тому, что обсуждается взрослыми. Он понимал, что в семьях должно быть много детей. Арийская раса оказалась на грани истребления, и это весьма опасно. Именно так и говорил ему отец. Мужчина часто сокрушался тем, что ни он, ни сын не подходят под общепринятое описание настоящего арийца. Он сам был черноволосым и смуглым, сказывались славянские корни. Но это никак не мешало ему быть арийцем в душе. Григорий, которого все немецкие знакомые и друзья называли Грегором, был яростным сторонником новой нацисткой идеологии. Доходило до того, что он намеренно отказывался лечить пациентов с отличным от немецкого происхождением. Особенно сильно это касалось евреев, которых Йегер ненавидел всей душой. И это всё впитывал в себя Эрен практически с рождения. Он всё принимал за истину и свято верил всему тому, что говорил его отец. Его мама, Карла, также поддерживала данную позицию. Эрену едва исполнилось семнадцать лет, когда началась война с Чехословакией. Новости о том, что у Германии появились новые территории, его семья встретила в санатории во время отдыха. Старший Йегер безумно радовался этому, а младший готовился к тому, чтобы стать солдатом. Газеты пестрили громкими заголовками, по телевидению то и дело показывали Адольфа Гитлера. Он говорил о справедливости и об исключительности арийского народа. Эрен и его лучший друг Армин Арлерт слушали эти речи с полным восторгом. Они внимали каждому слову и мечтали о том, как будут помогать строить новый мир. Справедливый мир, в котором главенство будет в руках избранной Богом арийской нации. Они вместе пошли служить, как все остальные призывники, преисполненные надежд и мечтаний. Начало их службы совпало с захватом Польши. Вполне логично, что начало стало более чем вдохновляющим. Григорий безумно гордился сыном и ждал от него геройских свершений. Да и сам Эрен был в предвкушении. В воинскую часть их определили только спустя полгода. Всё это время новобранцы были на границе в казармах. Они долго проходили обучение, пока их не погрузили в военные эшелоны и отправили в путь, предварительно сообщив о том, что они переходят под командование фельдмаршала Смита. Это был известный в Германии человек, уже получивший ордена и всеобщий почёт. Оказаться в его воинском подразделении — значит поймать удачу за хвост. Именно так и говорил Армин. Смит всегда был на передовой. Этот человек почти за месяц захватил Польшу и прослыл выдающимся воином. Он был одним из тех людей, которыми восхищалась немецкая молодёжь. Так что вполне понятно, что радости Эрена не было конца, когда он услышал такую новость. Сейчас, вспоминая те дни, Йегер лишь горько усмехается. До чего же наивным он был тогда.***
Новобранцы прибыли в Варшаву в октябре 1940 года. Едва лишь оказавшись на вокзале и покинув эшелон, Эрен заметил нечто непривычное и странное. То, что впервые посеяло зерно сомнения в его молодой душе. На выходе виднелась деревянная перекладина. На ней висели люди. Конечно, Эрену приходилось видеть мёртвых людей, но не повешенных. — Что это? — удивился юноша. Шедший подле него Армин лишь мотнул головой, стараясь не смотреть на трупы. — Польские партизаны. — За что их так? В ту же секунду Эрена толкнули в плечо. Мимо пронёсся Ян Кирштайн, их с Армином общий давний знакомый. — За то, что они жалкие отбросы, Йегер! — Отвали. Ян лишь гордо задрал голову и зашагал дальше. Армин всё так же не поднимал глаз. Он никогда не любил мертвецов, так уж получилось. А вот Эрен не мог отвести от них взгляд. Этих людей убили за то, что они посмели противостоять новой власти. Раньше, когда парень слушал разговоры отца о тех, кто достоин или недостоин жизни, он не отдавал себе отчёта в том, что речь идёт о живых людях. Эти поляки были живыми людьми ещё недавно. Кто-то из них внешностью вполне подходит под описание представителя арийской расы. Так чем же они хуже? Йегер поймал себя на том, что не знает ответа на этот вопрос. И это был тот первый момент в его жизни, когда он хоть и ненароком, но усомнился в тех истинах, с которыми вырос. Ему было восемнадцать лет, и только начинал понимать окружавший его жестокий и несправедливый мир. — Поторапливайтесь! — прозвучало со стороны. — Командование уже на месте! Новобранцам пришлось прибавить шагу. Город находился не в самом лучшем состоянии. Некоторые здания, пострадавшие после бомбёжек, выглядели подобно руинам. То тут, то там виднелись люди в лохмотьях. Это были местные жители, оставшиеся без жилья и средств к существованию. На лицах тех смельчаков, что не боялись поднять взгляд, можно было увидеть плохо скрываемую ненависть. Ведь для них арийцы были захватчиками. Однако солдаты лишь усмехались в ответ, заставляя тех осознавать новые истины — они для немцев лишь дикий скот, который может понадобиться для чёрной работы. Едва лишь новобранцы во главе с офицерами достигли центральной улицы, Эрен увидел колонну людей, в основном мужчин, которых под конвоем вели на вокзал. — Ведут на каменоломню, — сказал кто-то в толпе. — Бесплатная рабочая сила? — На что-то же они должны сгодиться. Послышался тихий смех. Армин явно был сильно напряжён. — Я бы не сказал, что это честно, — шепнул он на ухо лучшему другу. Тот лишь нахмурился. — Почему? Арлерт не сразу нашёлся с ответом. Он оглянулся, дабы быть уверенным в том, что никто не слышит, а после ещё тише молвил: — Одно дело главенствовать в своей стране, и совсем другое — навязывать свои порядки другим народам. Йегер сильно удивился такой смелости. Он понимал, почему друг говорит шёпотом. За такие слова могут и в карцер посадить. — Не говори так. Армин лишь кивнул. Так странно, ведь этот юноша сам вырос в такой же семье, как и Эрен. Будучи чистокровным арийцем, как может он вообще думать иначе, нежели их учили? Как всегда некстати рядом оказался Ян Кирштайн. Этот парень вообще уж слишком часто оказывался рядом с ним, и Эрена всегда это сильно нервировало. — А я-то хотел в Италию поехать, а не в эту гнилую Польшу. Там хотя бы тепло. — Как я тебя понимаю, — кивнул его лучший друг, Марко Ботт. — Мне рассказывали, что наши солдаты там просто развлекаются. Всё тихо и спокойно. — Везёт. Услышав эти слова, Эрен громко фыркнул, едва сдержав смех. Конечно, Ян не мог не заметить это. — Тебе смешно, Йегер? — Нет, что ты, — усмехнулся тот в ответ. — Я лишь восхищён вашей отвагой. Это ведь какая смелость нужна, чтобы развлекаться в Италии в то время, как идёт война. Кирштайн тут же оскалился. Он хотел было кинуться на собеседника с кулаками, но Марко тут же положил ему руку на плечо. — Успокойся, друг. Эта небольшая потасовка привела к тому, что солдаты замедлили свой ход. О натянутых отношениях Эрена и Яна знали все, и вполне понятно, что никто не хотел из-за их споров прослыть недисциплинированным и опозориться перед командованием в первый же день службы. — Остыньте, парни, — спокойно, но весьма твёрдо сказал подоспевший Райнер Браун. — Иначе я вам лично кости переломаю. Намёк понятен? Он проговорил это с улыбкой на лице. Впрочем, сослуживцы слишком хорошо его знали, чтобы не понять — угрозой это не было, скорее предупреждение. А ведь Браун был одним из самых лучших в числе новобранцев. — Конечно, понятен. Марко пришлось оттащить Яна подальше, дабы заминки не заметили офицеры. В конце концов, в их колонне было меньше пятисот человек. По никому не понятной причине Кирштайн яростно ненавидел Йегера и всегда пытался ему чем-то насолить. Эрен и сам не понимал, чем вызвал столь сильную отрицательную реакцию со стороны сослуживца, но проникся духом соперничества сполна. Солдаты продолжили ход. Фельдмаршала Смита им приходилось видеть раньше только на страницах газет. Герой, гениальный стратег и храбрый воин, он был известным человеком. Довольно высокий и атлетически сложенный, светловолосый и голубоглазый, настоящий ариец. Им восхищались все. Солдаты узнали его издалека, едва лишь их подвели к плацу. Совсем рядом виднелись ещё одни перекладины, на которых висели казнённые партизаны. Они висели едва ли не в центре города в назидание местному населению, чтобы все знали, сколь опасно сопротивляться новому режиму. Как раз подле фельдмаршала стояли другие представители командования. Они встречали пополнение армии, которая была изрядно потрёпана после переброски сил во Францию. Хоть дела на фронте и шли хорошо, некоторое напряжение всё же ощущалось. Однако уловить подобное дуновение мог только по-настоящему опытный солдат, повидавший немало воин. Новые силы были нужны, а учить новобранцев лучше в соответствующих их службе условиях. — Смотри, это же капитан Шульц! Никто так и не понял, кто же заметил знаменитого капитана первым. Шёпот разошёлся по всем колоннам, и солдаты уставились на застывшего справа от фельдмаршала человека. Тот был, как и остальные командиры, одет в чёрную военную униформу. Однако он резко выделялся на фоне остальных, преимущественного из-за низкого роста. — Это и есть тот самый капитан Шульц? — с недоумением протянул Эрен. Про Леви Шульца едва ли не легенды слагали. Бесстрашный и смелый воин, он всегда был в гуще сражений и безжалостно рубил врагов. Говорили, что ему нет равных в рукопашном бою. От того и было понятным всеобщее удивление, когда вместо могучего воина солдаты увидели низкорослого худощавого человека, которому нельзя было дать больше двадцати лет на вид. — Да, это он, — сказал Армин. — Отец знаком с ним. Говорят, он очень жестокий и циничный. — По нему не скажешь. Арлерт усмехнулся. — Внешность бывает обманчива. — Пожалуй… Эрен и сам не понял почему, но капитан Шульц сразу ему понравился. Даже не смотря на то, что он и не видел его толком и не знал совершенно. Уже позже он скажет, что это была судьба.***
В том, что Леви Шульц на самом деле очень жестокий человек, солдаты вскоре убедились на собственной шкуре. Убедились именно те, кому, как Эрену и Армину, не посчастливилось попасть в военный гарнизон близ Кракова, которым командовал знаменитый капитан. Солдаты содержались в сложных аскетических условиях, малейшая провинность жестоко наказывалась. Даже опоздания на полигон на несколько секунд грозились лишением обеда и ужина и прохождением сложной полосы препятствий. Но даже не это было самым пугающим. Основной задачей гарнизона был надзор за узниками контрационного лагеря. Именно это место и пребывание в нём перевернули всю жизнь молодого Йегера с ног на голову, потому как он сам лично смог увидеть ужасающую подноготную этой войны. Лагерь представлял из себя выстроенные в ряд деревянные бараки, давно прохудившиеся и местами дырявые. Никаких условий для нормального человеческого существования там не было совершенно, да и не могло быть. Эрен лишь многим позже осознал, что так и было задумано, чтобы жизнь узников стала максимально невыносимой. Едва лишь оказавшись на месте он, будучи совсем наивным и мало что понимающим, лишь удивлялся этим условиям. Жалость к узникам пришла также заметно позже. В конце первого месяца пребывания новобранцев в гарнизоне, капитан Шульц решил, что те уже готовы нести службу. Каждый солдат обязан был нести вахту в строго определённое время и на конкретно взятом посту. Кого-то сделали надзирателем, а кто и вовсе оказался на границах гарнизона и в пригороде Кракова. Йегера определили в единственный имевшийся в гарнизоне медицинский пункт. Это было небольшое одноэтажное помещение, которое, однако, заметно выделялось на фоне бараков. Старое, но крепкое кирпичное здание располагало в себе два кабинета для врачей, одну операционную, хозяйственную комнату и специальное помещение для содержания больных. Заведовала этим небольшим учреждением странная женщина с не менее странным именем Ханджи Зоэ. Она была словно не от мира всего. Единственное, что на самом деле её интересовало — это человеческие тела. Она мало занималась живыми людьми, куда больше внимания уделяя мертвецам. Сначала Зоэ несколько пугала Эрена, но потом он к ней даже привык. Под началом Ханджи в медицинском пункте работали два врача и несколько медсестёр. Солдатам предписывалось охранять этих женщин, как зеницу ока, поскольку врачей для всех гарнизонов попусту не хватало. Милая и улыбчивая медсестра Криста Ленц сразу привлекала к себе взоры молодых солдат. Она была настолько хороша, что кое-кто уже затеял из-за неё серьёзные споры. Сама девушка лишь улыбалась над робкими попытками привлечь её внимание, но никак не давала понять, что ей приятны или противны такие знаки внимания. Она много времени проводила с хирургом, неприятного вида строгой дамой шведского происхождения, которая всем была известна как Имир. Её ненавидели, поскольку эта женщина весьма удачно не подпускала к Кристе ни одного влюблённого юношу. Ещё одним врачом была нелюдимая, тихая и замкнутая в себе Анна Леонхарт. Это была представительница известной в Берлине семьи врачей, дочь весьма уважаемого человека. Поговаривали, что она должна была выйти замуж ещё до польской кампании, но её жених пропал без вести в Чехословакии. Правда это или нет, никто не знал, но Эрен отчего-то проникся к ней симпатией. — Эй, солдатик! Эрен оглянулся, заведомо зная, кого увидит. Он стоял возле крыльца. Чуть поодаль от него застыл Армин, который, пользуясь удачным моментом, читал какую-то книгу. Как правило, он делал подобное в отсутствии свидетелей. Стоило кому-то появиться в поле зрения, как он тут же прятал книгу в сумку. Йегер его, разумеется, не выдавал. Как и Ханджи, стоит отметить. — Фрау Зоэ? Та улыбалась в своей привычной манере. Её белый халат был в жёлтоватых пятнах, собранные в безобразный хвост волосы торчали в стороны. Эта женщина постоянно носила пугающего вида очки с крупными стёклами, отчего её глаза казались слишком большими. — Сбегай-ка до третьего барака, парень, — в шутливом тоне сказала Ханджи. — Ты ведь помнишь женщину с детьми-близнецами? Йегер кивнул. Да, он их помнил. Совсем недавно эта женщина родила ещё одного ребёнка, как раз в этом медпункте. Её привезли недавно из Кракова с малышами на руках, двумя одинаковыми мальчишками лет пяти. — Очень хорошо, — кивнула врач. — Иди и приведи близнецов. Да поживее, пока капитан Шульц не пришёл. Последняя фраза ясно дала понять, что надо очень сильно торопиться. — Понял. Армин кивнул ему, давая понять, что присмотрит за всем, пока того нет. Кивнув в ответ, Эрен поспешил исполнить поручение. Это также входило в его обязанности, поскольку Ханджи была всё же больше военным, нежели доктором, да и звание воинское имела. Из барака слышался непонятный для немца говор. Должно быть, польский. Йегер мало разбирался в языках, но Армин как-то говорил ему, что в польском языке очень много шипящих слогов. У барака стояли Райнер Браун и Бертольд Гувер. — Да она же идеальная невеста, настоящая арийка, — воодушевленно говорил Райнер другу. — За такую и жизнь не жалко отдать. — Она не чистокровная немка, — заметил Бертольд. — Не важно, она всё равно великолепна. Браун заткнулся, увидев приближающегося Эрена. Он даже улыбнулся ему, хотя этот дружеский жест Йегер по привычке проигнорировал. — Мне надо забрать детей. — Близнецов? Осведомлённость Райнера не удивляла. Этот парень как-то умудрялся всегда всё знать. — Да. Блондин оглянулся к другу. — Приведёшь их? Гувер лишь кивнул и, отворив дверь барака, переступил порог. Браун снова обернулся к Эрену. — Как там Криста? Брюнет закатил глаза. В самом деле, он уже даже раздражает немного с постоянными вопросами о медсестре. Нет, Эрен упорно не понимал, почему все так на ней помешались. Та же Анна куда умнее выглядит, но её никто не замечает. — Не знаю, я не видел её. — Передай ей от меня привет. Райнер давно заметил, что Йегер никак не реагирует на Кристу. Должно быть, именно этим и обусловлено то, что он не ревнует медсестру хотя бы к нему. — Нет, не надо! Женские крики донеслись из барака. Говорили на невнятном немецком, но слова вполне можно было разобрать. — Не забирайте их! Не надо! Не успел Эрен и удивиться, как дверь снова открылась. Гувер выставил за порог тех самых мальчиков-близнецов, и в тот же миг в его рукав вцепилась женщина, мать этих детей. — Не надо! Бертольд лишь раздражённо оттолкнул её. — Заткнись, это приказ. — Нет, прошу вас! Йегер поражённо застыл, увидев смесь боли и отчаяния на её лице. Она тянулась к мальчикам, а те в свою очередь тянулись к ней, однако Гувер весьма бесцеремонно швырнул детей к Эрену. — Забирай уже. Женщина закричала ещё сильнее. — Достала. Райнер подошёл ближе и с размаху ударил женщину прикладом автомата. Очевидно, сил он не пожалел. Несчастная мать отлетела назад и, судя по звукам, упала на пол и потеряла сознание. Мальчики тут же принялись кричать. Эрен искренне испугался того, что Браун может и детей ударить, а потому схватил их за руки и оттащил к себе. — Зачем ты так? — поражённо спросил он. — Она же женщина. Но тот лишь беззаботно махнул рукой. — Она всё равно долго не проживёт. Ей повезло, что генетика хорошая, но она уже не жилец. — Что? Эрен не понимал, что это значит. Причём тут генетика? И почему на этой женщине поставили крест? Однако Райнер не был намерен что-либо объяснять. — Иди уже, а то от капитана влетит. Дети всё так же вырывались, и лишь опустив взгляд на плачущих по матери мальчиков, Йегер понял нечто очень важное. У детей были светлые волосы и голубые глаза. Основные признаки арийской расы у детей, которых родила славянка. Уж не потому ли Браун упомянул генетику. Но если это так, то зачем Ханджи нужны эти дети? Он не мог позволить себе думать об этом, а потому юноша потащил сопротивляющихся детей туда, куда должен был. Мысли о том, что возможно подпольно происходит в медицинском пункте, не оставляли его ровно до тех пор, пока он не покинул зону бараков и не подошёл к кирпичному зданию. Возле входа стоял чёрный автомобиль. Стало быть, начальство уже на месте. Близнецы немного притихли, но плакать не переставали. Эрен старался вести их максимально аккуратно, при этом не сводя взгляда с автомобиля и стоявших рядом людей. Капитана Шульца он ни разу за весь месяц в гарнизоне не видел настолько близко. Рядом с Ханджи тот казался ещё более низким и даже хрупким, хотя не стоило обманываться на сей счёт — этот человек точно не слабак. Йегер и сам не понимал, почему он всегда с таким отчаянием ловит фигуру капитана в толпе, почему так страстно желает, чтобы этот мужчина его заметил. Это было похоже на безумие, которое продолжалось с того самого момента, как Эрен впервые его увидел. Разумеется, гордый капитан простого солдата не замечал. Он даже на других командиров смотрел словно свысока, с некой долей превосходства. Эта его черта характера отталкивала всех людей, с которыми он пересекался. Всех, кроме Ханджи, которую совершенно не волновали такие условности, фельдмаршала Смита, с которым капитан, по слухам, дружил ещё с детства, и Эрена, для которого Шульц стал кумиром. Рядом с капитаном стоял ещё один человек, практически старик. Он был не в униформе, а обычном сером костюме, и выглядел он весьма интеллигентно. Эрену невольно вспомнились друзья отца, все как на подбор врачи и кандидаты медицинских наук. Зоэ увидела приближающегося Йегера первой. — Вот они! — воскликнула она. — Посмотрите, какие ангелочки. Вы просто обязаны их забрать. Мужчина бросил на детей заинтересованный взгляд. Однако в ту же секунду один из мальчиков дёрнулся всем телом и укусил Эрена в ладонь. Тот ослабил хватку, скорее от неожиданности, нежели от боли, но ребёнку этого хватило, чтобы вырваться из хватки и убежать. — Держите его! — закричал незнакомец. Видно было, что он сам готов броситься вдогонку. Йегер совершенно растерялся. Второй мальчик решил последовать примеру брата, а потому Эрен схватил его за загривок. В тот же момент прогремел выстрел. Убегавший мальчик упал, и к нему тут же подбежал кто-то из солдат. Обернувший, Йегер понял, кто стрелял. — Капитан! — едва ли не в ужасе воскликнул незнакомец. — Вы убили его! Однако Шульц и глазом не моргнул. Он спокойно опустил револьвер и вернул его в кобуру. — Вовсе нет. Даже не ранил. В тот же миг послышались крики схваченного солдатом мальчишки. Да, ребёнок был совершенно цел. Должно быть, он и упал лишь потому, что испугался, ведь пуля едва не угодила ему в ногу. Эрен потащил к крыльцу второго ребёнка. Едва лишь его забрала Ханджи, перед молодым солдатом возник капитан. Не говоря ни слова, он с размаху ударил его кулаком в скулу. Удар оказался столь сильным, что парень отлетел назад и больно ударился затылком. Но и этого оказалось мало. Шульц подошёл к нему и, несмотря на беззащитность непосредственного подчинённого, ударил ещё и ногой. Эрен едва не задохнулся. — Малолетний дилетант, — бросил капитан скорчившемуся от боли парню. — Жалкое создание… Тем временем неизвестный мужчина забрал второго ребёнка, и вся эта странная процессия скрылась в здании. Лишь после этого Армин решился подбежать к Йегеру. — Эрен, ты как? Парню было очень больно. Но вместе с тем, помимо боли было ещё что-то. Что-то совсем ненормальное и глупое, но почти обыденное для Эрена. Странная и необъяснимая радость от того, что эту боль причинил именно капитан. Именно тогда и началось его сумасшествие, которое он пронёс через всю жизнь.***
Холодная осень близилась к логическому завершению. Регулярно приходили новости с линии фронта. Известия о том, что почти вся Европа находится под владычеством Германии, радовали солдат и заставляли сходить с ума узников, которых становилось всё больше и больше. Когда бараки были переполнены, поступил приказ о сокращении питания для узников. И без того голодавшие люди стали иссыхать и практически гаснуть. Но Эрену Йегеру в первых числах декабря 1940 года было попусту не до них. Он хорошо питался, как и все солдаты, был в тепле и достатке. Совсем недавно пришло письмо от отца, которому довелось посетить медицинский симпозиум в Кёнигсберге. Он писал о красотах Пруссии, в которую так мечтал съездить Эрен, писал о Карле и о маленьких сёстрах. Дома всё было просто замечательно, и это должно было радовать молодого Йегера. Однако у парня были свои причины, чтобы начать медленно, но уверено сходить с ума. Вернее, причина была одна, вполне веская. И причина эта — капитан Леви Шульц. Все мысли молодого человека так или иначе были связаны с командиром гарнизона. Он постоянно искал его взглядом, радовался, если холодный взгляд серых глаз останавливался на нём. Он думал о капитане регулярно. Для него стало нормой видеть этого человека во сне и удовлетворять себя мыслями о нём. Да, он прекрасно понимал, что это уже давно перестало быть хоть сколь-нибудь нормальным. Напротив, такое проявление было уголовно наказуемым преступлением. Это грозило расстрелом. Но парень ничего не мог с собой поделать. Капитан всегда был строг и груб. Солдаты боялись его до дрожи и не решались в его присутствии даже дышать громко. Он гордо вышагивал по плацу, явно скучая без боёв и сражений. С каждым новым днём он становился всё раздраженнее и раздраженнее. Как правило, это аукалось бедным новобранцам. А тем временем дело шло к Рождеству. — Вы слышали новость? — прокричал Марко на всю казарму. — Фельдмаршал разрешил отпраздновать Рождество! Дамы из медкорпуса тоже будут! Эту новость встретили на «ура». Молодым людям порядком надоела вечная вахта и ставшая даже слишком скучной служба. Даже известия о том, что у Германии появились новые союзники в войне, в лице Румынии и Словакии, тоже не очень сильно радовали. Вид польских узников, изморённых от холода и голода, нагонял тоску. Солдаты дали себе строгую установку — не думать о поляках, как о людях. То, что им нечего есть, проблема не солдатская. В конце концов, как сказал генерал-фельдмаршал, голодать будут либо поляки, либо немцы. Так всё вполне закономерно. Однако Эрен уже даже не думал ни о поляках, ни о несправедливости. Он многое узнал о том, что на самом деле происходило в лагере. Женщина, у которой отобрали сыновей-близнецов, оказалась прекрасным генетическим материалом. Во всяком случае, именно так сказала Зоэ, которая любила поболтать. У детей была хорошая внешность, поэтому их увезли в Германию. Так они будут временно содержаться в специальном учреждении, а потом попадут в хорошую немецкую семью, где будут воспитываться, как арийцы. Правда, подобные вещи должны были храниться в секрете, но Ханджи не сомневалась в том, что Йегер будет молчать. Также она сказала, что младенца, третьего сына, у женщины тоже заберут. У него тоже хорошая генетика. А в Германии много благополучных, но бездетных семей. Эрен не без повода подозревал, что всё это лишь самая малая часть того, что на самом деле происходит в стенах медицинского пункта. Частенько там появлялся тот самый солидный мужчина, который оказался врачом. Он иногда ходил по баракам с конвойными и смотрел на узников. Наиболее здоровых и пригодных к физическому труду забирали. Особое внимание этот мужчина уделял детям. Пару раз Йегеру приходилось сопровождать его. Лишь привитая с детства отцом выдержка помогла ему не сорваться, поскольку он и правда жалел людей, особенно женщин с детьми. Но он помнил, что ему ни в коем случае нельзя никого жалеть. Параллельно с этим Эрен мучился и от того, что его никак не покидало неуместное и противоестественное наваждение, связанное с капитаном. Армин даже что-то заметил, но упорно хранил молчание, стараясь не лезть не в своё дело. Но однажды, во время очередной вахты, он всё же сказал: — У меня такое чувство, будто вы приглядываетесь к друг другу. Это произошло возле медицинского пункта. Ханджи и капитан Шульц говорили о чём-то на крыльце. Рядом стоял офицер Гюнтер Шульц, который, по слухам, был далёким родственником Леви. Этот человек приехал с какими-то бумагами и решил остаться на празднование Рождества. Эрен удивлённо замер на месте, радуясь тому, что они стоят на приличном расстоянии и капитан не мог слышать слова лучшего друга. Это было слишком неожиданно. — Что? Арлерт чуть стыдливо отвёл взгляд. — То ты разглядываешь его, то он тебя… — протянул он. — Не думаю, что это нормально. Йегер даже не знал, что ему делать — злиться на друга за то, что в его голосе нотки осуждения, или радоваться, что капитан обращает на него своё внимание. — Ничего подобного. Но Армин всегда был слишком умным и наблюдательным. Оглядевшись и убедившись в том, что представители командования не обратили на них внимания, он заговорил ещё тише: — Эрен, ты мой друг. Я просто не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Я не обвиняю, просто… Он запнулся, словно стараясь правильно подобрать слова. Йегер сжал автомат, чувствуя сильную нервную дрожь во всём теле. Наконец, Арлерт сказал: — Я всегда тебя прикрою, но ведь это только я. Что будет, если заметят другие? Эрен выдохнул едва ли не обречённо. Да, Армин уже всё понял. Он понял даже раньше, чем сам Йегер смог осознать природу своих переживаний. Но несмотря ни на что, он всё так же остаётся его лучшим другом, которой готов подставить плечо и защитить. — Я понял. — Просто будь осторожен, что бы ни случилось. Эрен кивнул и отвёл взгляд. В тот же момент офицер бросил в их сторону мимолётный взгляд. В этом взгляде не было ровным счётом никакой заинтересованности, но Йегеру стало не по себе. Капитан так и не оглянулся. — Армин? Блондин не стал оглядываться. — Что? Эрен старался говорить как можно тише. — Он правда смотрел на меня? Ему важно было знать ответ. Арлерт оглянулся в сторону начальства, а после посмотрел на друга. — Постоянно смотрит. Сам лишь факт того, что он по какой-то неведомой причине смог привлечь внимание капитана, бесконечно грел душу. Сразу появилась ни чем не обоснованная радость. — Тебя это так радует? — осторожно поинтересовался Армин. — Ты себе даже не представляешь, насколько сильно. Хоть и с опаской, но Эрен начал понимать, что влюбился.***
Попасть на рождественский праздник могли лишь те солдаты, что не несли вахту в тот вечер. Эрену и Армину повезло, как и Райнеру с Бертольдом. Для Йегера это был хороший повод позлорадствовать, ведь Ян на праздник не попал, но желания подобного не было совершенно. Все мысли молодого солдата сконцентрировались вокруг одного человека. Лишь после слов Армина Йегер заметил, что капитан и правда смотрит на него. Пусть редко и украдкой, но всё же. Во взгляде удивительных серых глаз не было презрения, только малая доля любопытства, которую не сразу заметишь. Выглядело всё так, будто он и правда приглядывался. На празднике присутствовал генерал-фельдмаршал. Он был в хорошем расположении духа, и благодаря этому фактору все солдаты гарнизона были щедро обеспечены спиртным. Смит сидел за одним столом с капитаном и Ханджи Зоэ. Эти трое выглядели, как давние друзья, и никто бы не решился мешать этой атмосфере, что окутала представителей командования. Звучала музыка. Дам на всех не хватало, но танцы всё же были. Райнер кружил в танце улыбчивую Кристу под дружное улюлюканье товарищей по службе. На них все смотрели с восторгом, поскольку выглядели они прекрасно. Просто идеальная пара. Эрен сидел за столиком в компании товарищей и старался не смотреть на капитана. Армин был прав. Любой мог заметить, что в поведении молодого солдата что-то не так. И не все бы решили, что он просто восхищается образом начальника. Так что стоило хранить осторожность. Неизвестно ещё, как к подобному отнесётся сам капитан. У Йегера до сих пор не сошли синяки от его ударов, уж чего-чего, а силы Леви Шульцу было не занимать. Эрен дико, просто до дрожи в коленках боялся его, но вместе с тем не мог справиться и с другими чувствами. Он страстно желал быть ближе к капитану, пусть даже тот будет его бить или унижать. Он бы рад даже этому… Анна Леонхард была грустна, что неудивительно. Мало кто решался с ней заговорить и просто присесть ближе. Компания Имир так же не располагала к светским беседам. Когда блондинка поднялась на ноги и направилась в сторону, где сидели новобранцы, взгляд поднял даже Шульц. Все застыли в молчании, и ритмы ненавязчивой музыки стали как никогда прежде отчётливо слышны. Девушка прошла мимо командиров, тихо ступая на своих каблуках по деревянному полу, и приблизилась к молодым солдатам. — Эрен? Тот удивился, но лишь на один долгий миг. В общем-то их с Анной можно было назвать если не друзьями, то почти приятелями. Она могла порой позволить себе перекинуться с ним парой фраз, но не более того. От того и странно, что она решила пригласить его на танец. Сидевший неподалёку Бертольд едва не уронил стакан, но Анна этого не заметила. — Вальс? — уточнил Йегер. Танцевал он неважно. Поднявшись на ноги, он взял девушку за руку. Та выглядела несколько безучастной, хоть и была инициатором танца. Впрочем, она всегда была такой, стоит ли удивляться? — Кажется, танго, — отозвалась Анна. Эрен лишь улыбнулся. Всё-таки Леонхарт была хорошим человеком, хоть и странным немного. Они закружились в танце. Лишь немного успокоившись и привыкнув к любопытным взглядам, Эрен осознал, что напряжение спало и ко всем снова вернулось праздничное настроение. А потом он поймал брошенный в его сторону взгляд капитана. Он едва не запнулся, но Анна сделала вид, что не заметила. Они продолжили танец, но теперь Эрен не смотрел на партнёршу. Он смотрел на Леви Шульца, который уставился в свою очередь на Анну. Его серые глаза буквально пронизывали насквозь, и Йегер испытал крайне неприятное чувство ревности. Ведь капитан смотрел не на него, а на Леонхард. Может, она нравится ему? Эрен напряг руку, невольно прижав девушку к себе сильнее. Та удивлённо вскинула брови, но вновь промолчала. Ей хватило такта снова сделать вид, будто всё хорошо. А капитан всё так же смотрел на девушку, словно вовсе не замечая так сильно влюблённого в него парня. Едва лишь музыка прекратилась, многие солдаты ринулись в сторону новоявленной пары, дабы пригласить Анну на танец. Ко всеобщему удивлению, капитан Шульц также поднялся с места. Эрен замер, восторженно осматривая его фигуру. Он был прекрасен, просто бесподобен. И пускай он был заметно ниже Йегера, казался немного угловатым и не в меру худым, он всё равно был божественно хорош. Теперь Леви не смотрел на Анну. Он спокойно приблизился к паре, и Эрен осознал, что девушка тут вовсе не при чём. Капитан направлялся к выходу. Бертольд первым пригласил Анну на следующий танец. В тот же миг Леви прошёл мимо, едва ли не впритык к Эрену. Парень вздрогнул, когда холодная ладонь капитана коснулась его руки. Коснулась невесомо и легко, но от этого мимолётного телесного контакта Йегер испытал целый шквал различных эмоций. Сердце едва не остановилось, по телу пронеслись мурашки. Ничего подобного молодому человеку не приходилось испытывать ни разу в жизни. Когда он пришёл в себя, Анна уже танцевала с Бертольдом, а от капитана и след простыл. В рождественскую ночь 1940 года Йегер так и не смог уснуть.***
В марте 1941 года у Германии появились новые союзники в лице Болгарии и Югославии. Офицеры то и дело говорили о том, что Югославия ненадёжный союзник и есть опасность переворота в этой стране. В то же время солдаты шептались о том, что количество узников растёт, соответственно необходимо решать вопрос с переполненными бараками. — Отправить на каменоломни тех, кто способен работать, — коротко приказал капитан Шульц. Однако способных работать было не так уж и много. Поговаривали, что из Берлина пришло важное указание — очистить Краков от поляков. Это звучало немного безумно, но приказы не обсуждались. В какой-то момент Ханджи запретила приводить в медицинский пункт всех, кто болеет и нуждается в помощи. Она объясняла это тем, что медикаментов может не хватить на всех и надо переходить к жёсткой экономии. Она серьёзно лукавила. Это Эрен узнал от Анны. Молодая женщина призналась, что лекарств более, чем достаточно, но лечить поляков им не выгодно. Куда проще было, когда те умирали. К концу зимы в лагере появилась узница-акушерка. Она была опытным врачом из Кракова, и лишь благодаря её усилиям польские женщины не были лишены помощи при родах. На свет появлялись здоровые дети, однако мало кто из них мог прожить долгую жизнь. Генетически пригодные дети изымались для отправки в Германию. Их было не так уж и много, но счёт никто не вёл. Другим же детям везло меньше. Кладбище для узников росло. Было много совсем маленьких могилок, ещё больше братских, в которые трупы скидывали, точно ненужный мусор. Являвшиеся ежедневными свидетелями этих событий солдаты стали постепенно черстветь в душе. Грани дозволенного смывались и теряли прежние очертания. В один прекрасный мартовский день Эрен и Армин остались в казармах на уборку. У капитана Шульца было строго с этим — даже малейший намёк на грязь или пыль мог дорого стоить всей роте. Как правило, дежурных обязывали так же убираться и в кабинете командира. Это была очень ответственная миссия. Если не довести всё до блеска, Леви мог разозлиться, и тогда пострадал бы весь отряд. Так уж вышло, что только один Йегер не получал никаких замечаний. Он уже трижды отдраивал кабинет капитана, и все три раза обошлось без криков или недовольств. Так что вполне логично, что Армин попросил Эрена сразу заняться кабинетом. В казармах было пусто. Те, кто не нёс вахту, были отправлены на парад приветствия. В Польшу прибыли новые силы. Весь гарнизон к чему-то готовился, к какому-то важному событию. Об этом свидетельствовал небывалый прилив авиации и бронетранспортерных машин. Что-то должно было скоро произойти. Капитан также должен был быть на параде. Убирая пыль в кабинете командира, Эрен заметил из окна стоявших возле крыльца медицинского пункта Кристу и Имир. Они говорили о чём-то и улыбались друг другу. Впервые за всё время службы Йегер видел улыбку на лице обычно мрачной и чем-то вечно недовольной женщины-хирурга. Похоже, она позволяет себе быть искренней только в обществе медсестры. Закончив с мытьём полов, юноша сделал глубокий вздох и огляделся. Всё чисто. Капитан должен быть доволен, ведь Эрен очень сильно постарался. Улыбнувшись собственным мыслям, парень решил присесть и перевести дух. Сегодня он закончил быстрее обычного, так что это вполне допустимо. Тем более, что командир должен вернуться не скоро. Стоит заметить, что Эрен, будучи от природы очень любопытным человеком, никогда не позволял себе смотреть на вещи капитана, будь то документы, книги или ещё какая-нибудь мелочь. Всегда была опасность того, что тот вернётся в любой момент, а один раз он и вовсе не покидал кабинет, придирчиво проверяя какие-то донесения. В тот раз Йегер буквально кожей чувствовал его взгляд, спокойный и изучающий, но так и не смог сам хоть раз обернуться. Он просто боялся собственной реакции на нечто подобное. Хвалённая выдержка могла подвести в любой момент. Эрен отдавал себе отчёт в том, что он может просто не сдержаться и сотворить что-нибудь ужасное. Он был влюблён в капитана, но это ещё половина беды. Он также хотел его всей душой. Ночные фантазии преследовали с завидным постоянством, а товарищи по казарме лишь хихикали, уверенные в том, что он грезит по Анне. Знали бы они, насколько сильно ошибаются. Надо было уходить, но Эрен не спешил. Его взгляд упал на рамку с фотографией, что стояла на рабочем столе. А ведь он её не протёр. Взяв в руки тряпку, парень подошёл к столу. На фотографии были изображены двое молодых людей и девушка. Должно быть, им лет по восемнадцать. Девушка задорно улыбалась, держа под руки парней. Один из них — высокий и статный, — чуть лукаво улыбался в камеру, а второй был ниже ростом, мрачен и явно чем-то недоволен. В этом человеке Эрен не без удивления узнал капитана. Тот совершенно не изменился с годами. Всё та же короткая стрижка и этот извечно хмурый взгляд. Йегер улыбнулся. Шульц чем-то напоминал ежа — такой же колючий и недоступный. И в этом его прелесть. Тело среагировало совсем не кстати, хотя неожиданностью это не было. У парня пересохло во рту, а дыхание сбилось. Надо было немедленно поставить рамку на место и бежать из чужого кабинета, дабы решить свою извечную проблему. Однако ноги словно приросли к полу. Эрен огляделся. Капитан ведь должен вернуться не скоро… Сглотнув, Йегер медленно расстегнул свою ширинку. Напряжённая плоть требовала внимания. Облизав пересохшие губы, парень коснулся пальцами головки члена. Волна приятных мурашек прошла по всему телу. Эрен снова уставился на фотографию. Как же он любит этого человека… — Капитан… Большой палец скользнул к утрете, размазывая по головке капельки смазки. Парень тут же представил себе, что это не его рука, а рука Леви. Что это он гладит его в столь недоступном месте. Взгляд его строгих глаз сосредоточен на лице совсем молодого и неопытного, но так сильно влюблённого подчинённого. — Леви… — шепнул Йегер, полностью погружаясь в мир собственных фантазий. — Леви… Пришлось опереться рукой о край стола. Он всё так же сжимал в пальцах рамку с фотографией, стараясь не отводить взгляда от самого важного для него лица. Одна фантазия сменилось другой, куда более смелой, и Эрен с шумом выдохнул. Он напряг бёдра и стал двигаться в такт своей руке, окончательно теряя связь с реальностью. — Леви… Леви… — повторял он, словно заведённый. Это было куда сильнее и ярче, чем обычно. От того ли, что он находился в кабинете капитана, где всё так и кричало о личности хозяина, или причиной всему фотография? Этого Эрен не знал. Представив себя в объятиях Шульца в самой стыдливой и откровенной позе, он зашевелил рукой активнее. Вскрикнув в голос, парень задрал голову и в тот же момент излился прямо на дубовый стол командира. Это был самый сильный оргазм из всех, что он только переживал. Просто оглушительный, до шума в ушах и бешеного биения сердца. Йегер слишком сильно забылся, а потому не услышал шума за спиной. — И как это понимать? У молодого солдата едва не остановилось сердце. Знакомый до боли голос прозвучал как гром среди ясного неба, заставив замереть от искреннего ужаса. Дрожа всем телом и еле осознавая, что да как, парень обернулся. Капитан Леви Шульц стоял как раз возле двери. Он скрестил руки на груди и смотрел на подчинённого не обещающим ничего хорошего взглядом. Это было недовольство, вперемешку с желанием четвертовать. Йегер густо покраснел и поспешил хоть как-то скрыть свой срам. — К…капитан? Тот вскинул одну бровь, даже не меняясь в лице. — Как видишь. — А что вы здесь делаете? Вопрос вырвался, словно против желания, и Эрен запоздало осознал, что только усугубил собственное положение. — Я здесь работаю, солдат, — отозвался капитан. — Это ведь мой кабинет. А вот что ты здесь делаешь? Эрен сглотнул. — Я убирался. — Разводя грязь на моём столе? Да ещё и с фотографией моих друзей? В это мало верится. Шульц говорил пугающе спокойно и холодно. Пожалуй, если бы он устроил буйную истерику, Эрену не было бы так страшно. — Я просто… Оправдываться не было смысла, уж очень это недвусмысленная ситуация. — Я видел, — прервал его капитан. — Ты просто дрочил в моём кабинете на фотографию моих друзей. Йегер задрожал с новой силой, не зная, куда деваться и что делать. А ведь Шульц вполне может отправить его в карцер за подобный поступок! Но тот не спешил поднимать шум. Капитан был просто непоколебимо спокоен. — Простите… Что тут ещё можно было сказать? Леви поджал губы, словно эти слова были ему противны. Противнее даже, чем подчинённый, который занимался самоудовлетворением в его кабинете. — Такое не прощают. Эрен застыл. Стало быть, наказания не избежать. Интересно, что придумает капитан? Молодой солдат всем своим видом дал понять, что покорно примет любое наказание. А Шульц, тем временем, задумчиво смотрел на него, словно пытаясь придти к решению. Наконец, он кивнул сам себе и закрыл дверь на ключ. У Йегера так и не хватило смелости поинтересоваться, что его ждёт. Но он знал, что ни чему не будет противиться, даже если капитану захочется разорвать его на кусочки. Леви удивил. Он медленно расстегнул собственный ремень и вытащил его из шлевок. Сложив ремень вдвое, он посмотрел на парня. — Спиной ко мне, ладони на стол. Эрен удивлённо выпучил глаза. Его что, будут пороть? Это даже в голове не укладывалось. Но судя по взгляду, мужчина не шутил. Обернувшись, солдат чуть склонился, касаясь ладонями деревянной поверхности. Получилась идеальная поза для порки. Его даже отец ни разу в жизни не порол, и он не представлял, что это вообще. Было очень стыдно оказаться в подобном виде перед капитаном. — Спусти брюки. Йегер раскраснелся пуще прежнего, но приказ выполнил. Первый удар настиг его внезапно, за ним последовал второй. Капитан не жалел сил, но бил нечасто, и лишь это спасло Эрена от унизительных криков. Его били, словно нашкодившего ребёнка, но вопреки законам логики парень стал вздрагивать не только от боли, но и от совсем неуместного наслаждения. Да, было больно. Но осознание того, кто его бил, заставляло трепетать от сильных обжигающих кожу ударов. Было и хорошо, и больно одновременно. Собственные противоречивые эмоции настолько сильно заполнили душу парня, что он потерял счёт ударам и пришёл в себя лишь от осознания того, что ремень больше не режет кожу. Ягодицы просто горели. Эта боль, которую причинил капитан, была форменным сумасшествием, потому как Йегер наслаждался ею. Должно быть, от Шульца этот момент не укрылся. Он усмехнулся и отбросил ремень в сторону. Когда сильная рука потянула за волосы, Эрен не стал противиться. Чужое тело прижалось сзади, а вторая рука коснулась его подбородка. Голову резко повернули в сторону, а ухо обожгло жаркое дыхание. — Негодный мальчишка, — беззлобно шепнул капитан, прижимаясь к нему ещё ближе. — Глупый болван. В тот момент Эрен готов был с радостью согласиться на что угодно. Близость любимого человека пьянила похлеще шнапса, и с этим ничего не возможно было поделать. Ему было хорошо, как никогда прежде. Длинные тонкие пальцы схватили его за подбородок и потянули к себе. Спустя пару мгновений его рот накрыли чужие губы. Первый в его жизни поцелуй, долгий и немного горький, окончательно стёр все границы дозволенного. Йегер неумело ответил, хотя и не понял сразу, зачем капитану понадобилось исследовать его рот своим языком. В любом случае, это было прекрасно. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Шульц вцепился в его плечо, довольно больно сжав, и повернул к себе. — Почисти за собой, солдат. Эрен кивнул. Говорить он просто не мог. Леви молча присел за стол, так и не вернув на место ремень. Подтянув штаны и приведя себя в более-менее приличное состояние, Йегер почистил стол и вернул на место рамку с фотографией. — Я закончил, — тихо сказал он. Капитан снова был занят своими документами. — Свободен. Кивнув, парень поспешил покинуть кабинет, хотя больше всего на свете он хотел быть рядом с командиром, пусть даже тот будет его бить. Едва он открыл дверь, капитан сказал: — Имей в виду, солдат, — серые глаза прожгли парня насквозь. — Отныне ты принадлежишь мне. Эрен лишь чудом сдержался от счастливого вопля. — Я понял, сэр. Он был счастлив. Душу наполняла радость от простого осознания того, что он стал собственностью любимого человека. И даже обжигающая боль была в радость, поскольку это свидетельствовало о том, что капитан к нему прикасался.***
В середине лета того же года Эрен Йегер понял, чем было вызвано всеобщее напряжение в гарнизоне. В июне началась война с СССР. Но Йегер, который стал проводить много времени в обществе капитана Леви Шульца, никак особо не реагировал на это известие. Позже оказалось, что именно это событие вскоре перевернёт не только его жизнь, но и жизни всех его товарищей. Именно это событие должно было стать началом конца тех хрупких, странных, тайных, но совершенно искренних любовных отношений Эрена и его командира. Начался 1943 год. Бараки ломились от слишком большого количества узников. Было разрешено стрелять на поражение в тех, кто хоть немного противился своим конвоирам. Им давно перестали оказывать медицинскую помощь. Генетически пригодных детей всё также изымали, остальных топили в бочках с водой. Эрен был шокирован, когда сам лично увидел, как это происходит. Эту ужасную миссию уже давно исполняли Криста и Имир. И если первая исполняла страшный приказ против своей воли, то её более взрослая подруга нисколько не жалела малышей. А ведь все прекрасно знали, что несмотря на адские условия жизни, у узниц рождались здоровые дети. Такая жестокость объяснялась тем, что эти дети генетически непригодны, да и кормить их надо. А с продовольствием в последнее время было немного туго. Солдаты хорошо питались, но вот узники стали умирать от голода. А зимой некоторые и вовсе окоченели. Кладбище росло, но узников меньше не становилось. Йегер лишь недавно осознал, что ему безумно нравится отдаваться капитану. Ему нравились его прикосновения, нравился его хлыст, которым Шульц частенько «наказывал» его, нравился его голос, немного хриплый и такой удивительно мужской. Ему нравилось всё, что так или иначе связано с командиром. Руки Эрена были закованы в наручники и надёжно прикреплены к подлокотнику дивана. Он уже был совершенно голым, вызывающе доступным и готовым пойти на всё. Леви это очень нравилось. Чувствовать беззащитность, а вместе с тем и дикое желание партнёра, который всецело принадлежит лишь ему. Это было одно из неписанных правил, которым следовали эти двое — между ними больше никого не было и быть просто не могло. Эрен принадлежал капитану, так же как и тот давно стал своим собственным для непосредственного подчинённого. Их общая тайна, которая также не могла принять в себя кого-то ещё. Капитан никогда не говорил слов любви. Он вообще был не особым любителем говорить о чувствах или переживаниях, но Эрен и сам прекрасно видел, что он его любит. Это было очевидно ещё в их первое Рождество, когда Леви позволил себе просто намекнуть, что Йегер ему интересен. Очень долго они приглядывались друг к другу, не решаясь сделать первый шаг, так что день, когда Шульц поймал подчинённого в своём кабинете за непотребным занятием, стал для них переломным во многих смыслах. Спустя лишь пару дней они впервые стали близки. Была не только жестокость, но и нежность. Эрен терялся в собственных эмоциях и просто не мог поверить в то, что всё происходит по-настоящему. Это была его ожившая мечта, нечто в стократ прекраснее самых смелых фантазий. Никто не должен был узнать об этой связи. Подобные отношения карались смертной казнью, а потому Йегер даже Армину не говорил, куда он отлучается каждую неделю. Руки Леви, всегда холодные и немного грубые, аккуратно прошлись по плоскому животу вверх. Он не любил спешить, а в последнее время и причинять боль любовнику. Изначально это обуславливалось тем, что солдаты редко куда-то отлучались, а потому был риск, что их могут обнаружить. Ведь Эрен просто не мог не кричать во время каждой экзекуции. Так что игры с плетью постепенно изжили себя, став возможностью на более спокойное время. Зато связывание никуда не делось. Пальцы сжали затвердевшие соски, заставив Эрена вздрогнуть всем телом. — Что, уже готов? — усмехнулся Леви. — Ты так привык к этому? Йегер лишь задрал голову, стараясь выровнять дыхание. Да, он давно научился быть готовым к тому, что капитан может возжелать его. Этот процесс стал такой же необходимостью, как дышать или есть. — Леви… Ему нравилось произносить это имя. Растягивая гласные, с придыханием. А ведь многие не любили это имя, считая его слишком французским, как бы странно это не звучало. Должно быть, это и была одна из причин, по которой даже друзья в лице фельдмаршала или Ханджи Зоэ обращались к нему по фамилии. Сам капитан как-то сказал, что эта фамилия — единственное истинно немецкое, что у него есть. Эрен тогда не стал ничего уточнять, ведь ему разрешалось обращаться к начальнику по имени. Казалось бы, всего лишь незначительная глупость, но для юноши это очень много значило. Своего рода признак особого отношения. — Грязный развратный мальчишка, — усмехнулся Шульц. Он склонился чуть ниже и провёл языком по шее, заставляя любовника прогнуться и издать первый за этот вечер стон. Они давно не были вместе и уже изрядно изголодались по этим ощущениям. Леви целовал его шею, трогая одной рукой сосок. Даже такие малости сводили Йегера с ума, но и их было недостаточно. Тело требовало большего, но капитан не спешил, доводя любовника до исступления. В тот день, когда Эрену исполнилось двадцать лет, капитан, вопреки собственным принципам сделал ему подарок. Ничто прежде не радовало Йегера так, как эта тонкая серебренная цепочка, которую он с того момента носил на шее, не снимая. Мысли о том, что у них с капитаном на самом деле сильные чувства, стала словно осязаемой и материальной. Теперь он мечтал о том, что, когда закончится война, они смогут постоянно быть вместе. Возможно, будут жить в одном городе, рядом друг с другом. Найдётся повод, чтобы видеться чаще. Кто знает, может капитан даже разделит его мечту о том, чтобы поселиться в Кёнигсберге? Во всяком случае, этот, гревший душу и сердце подарок говорил о том, что он много значит для Шульца. Его губы скользнули ниже. Наплевав на правила их игры, Эрен обхватил ногами талию капитана и попытался прижать к себе посильнее. Тот не был тяжёлым и вполне мог позволить себе лечь на любовника, но не делал этого, а Эрен хотел максимального контакта. Ему нравилось тело Леви. Тот был хорошо сложен — в меру мускулистый, с благородно бледной кожей и идеальным прессом. Эрену так нравилось смотреть на него, прикасаться к нему… Все мысли были резко выбиты из головы лёгким прикосновением холодной ладони к напряжённому члену. Должно быть, Йегер никогда не сможет привыкнуть к этому. Каждый новый раз с капитаном был, словно самый первый. — Леви… — выдохнул юноша. — О да, Леви… Капитал чуть приподнялся и приблизил к нему своё лицо. Он никогда не любил быстрых, рванных и пошлых поцелуев. Он целовал Эрена медленно, словно пробуя его на вкус, снова и снова изучая, заставляя трепетать и просто плавиться от невероятной нежности. Не разрывая поцелуй, Шульц запустил руку к промежности любовника и коснулся кончиками пальцев чуть сморщенного ануса. Указательный палец сразу вошёл на одну фалангу, что не удивительно, ведь Йегер с некоторых пор сам себя готовил к встрече с капитаном. Леви невольно усмехнулся; Эрен готовил себя даже лучше, чем делал уборку. А ещё он знал о том, что у командира настоящее помешательство на почве чистоты, а потому старался угодить изо всех сил даже на этом поприще. Он приходил к нему идеально чистым и уже готовым, дабы любовнику не пришлось лишний раз напрягаться. Йегер задрожал всем телом, отчаянно пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях. Воздуха в лёгких уже не хватало, а потому Шульц оторвался от его губ и тут же уткнулся в изгиб шеи, опаляя ухо своим дыханием. Палец вошёл полностью, мягко раздвигая мышцы и заставляя Эрена хныкать в немой мольбе о чём-то большем. Но капитан всё также не спешил, двигаясь в узком проходе и заставляя сходить с ума. — Леви… пожалуйста… Шульц усмехнулся. — Что? Солдат дёрнулся всем телом, когда палец внутри надавил на простату. — А-ах… Капитан мягко поцеловал его в висок, потом в щеку. Приблизившись к губам, он шепнул: — Давай, скажи мне, чего ты хочешь? Эрен едва не вскрикнул. Он не мог больше терпеть. — Войди в меня… Леви, пожалуйста… Тот чмокнул его в губы. — С удовольствием. Он тут же убрал руку и устроился поудобнее. Они оба безумно любили этот момент — секунда до того, как их тела станут едины. Приятное волнение, бешеное биение сердца и предвкушение, а после — болезненное удовольствие. Они словно были созданы друг для друга, вместе они чувствовали себя единым целым. Леви вошёл быстро, сказывалось то, что он слишком долго терпел, мучая любовника. Но оно того стоило. Эрен сцепил ноги за его спиной и полностью расслабился, прикрыв глаза и откинув назад голову. Капитан стал двигаться, сразу задав быстрый темп. И в тот момент Эрен ощутил себя совершенно счастливым…***
У капитана Шульца был красивый серебряный портсигар с витиеватым узором. Он никогда с ним не расставался, несмотря на то, что он, в общем-то, не курил и вообще ненавидел запах сигарет. Каждый раз, когда они с Эреном оставались одни, он клал эту вещь на стол перед тем, как снять с себя одежду. Было видно, что она ему очень дорога. Терзаемый любопытством, Йегер однажды решился спросить: — Ты ведь не куришь, зачем тебе портсигар? Они лежали на диване в обнимку, наслаждаясь моментами блаженного уединения. Леви поднял усталый взгляд и посмотрел на лежавший на краю стола предмет. — Есть вещи поважнее сигарет. — Например? Эрен давно перестал бояться гнева своего любовника. Он просто хорошо знал, что капитан не сделает ему ничего плохого. — Не стоит тебе это знать. Однако юноша упрямо мотнул головой. — Но я хочу знать. Леви молчал некоторое время. Затем, что-то для себя решив, он приподнялся и, протянув руку к столу, взял портсигар. — Смотри, раз так хочешь. Когда металлическая коробочка открылась, Эрен увидел аккуратно уложенные в неё медицинские ампулы. Всего лишь три ампулы, но судя по всему, это нечто очень важное. — Что это? — Цианистый калий, — спокойно ответил Леви. — Это один из самых сильных ядов в мире. Едва лишь услышав эти слова, Йегер не на шутку испугался. — Яд? — Да. Капитан был по обыкновению спокоен, словно речь шла о погоде, не более того. — Зачем тебе яд в портсигаре? Мужчина закрыл металлическую крышку. — На случай, если понадобится очень быстро умереть. Такие ампулы есть у всех, кто владеет важной информацией. Мир Эрена в тот миг вновь перевернулся с ног на голову, но на сей раз ему было действительно страшно. — А как… ими пользоваться? Эрен не знал, зачем это спросил. Просто он хотел больше знать об этом, если оно напрямую касается капитана. Тот, как ни странно, вполне спокойно ответил: — Очень просто. Достаточно положить ампулу в рот и разбить её зубами. Моментальная смерть обеспечена. Йегер решил это запомнить. Просто так, на всякий случай.***
Новости о том, что необходимо отправляться на линию фронта, солдаты встретили с восторгом. Многим уже просто осточертело сидеть целыми днями на посту или в казармах. Молодые люди были полны решимости воевать, совершать подвиги и получать ордена. Их путь лежал в направлении СССР, города под названием Сталинград. — Дело плохо, — сказал капитан. — Они перекинули много дивизий. Похоже, там серьёзная заминка. Бывший единственным свидетелем этих слов, Эрен не воспринял их всерьёз. В самом деле, разве может кто-то противостоять армии Вермахта? Солдаты и офицеры были в приподнятом настроении, один лишь капитан Шульц мучился от дурного предчувствия. Одними из первых на линию фронта отправились Райнер Браун и Бертольд Гувер. Узнав об отправке, Райнер поспешил сделать Кристе предложение руки и сердца. Та ответила согласием и робко пообещала, что непременно его дождётся. А вот Бертольд много времени провёл с Анной Леонхард. Та не стала ничего обещать, поскольку в её сердце ещё была свежа рана от пропажи первого жениха. Она лишь попросила Бертольда вернуться, что бы ни случилось. Первый эшелон с солдатами пересёк границу и двинулся на СССР. Военные действия, в которых им предстояло участвовать, начались ещё летом 1942 года. И по сей день город не был захвачен. До оправки второго эшелона оставалось три дня. После того, как Криста Ленц согласилась выйти замуж за Райнера, её отношения с Имир резко испортились. Однажды они сильно поругались, после чего Имир направилась прямиком к фельдмаршалу. То, что она рассказала, многих повергло в шок. Она показала украденные у Кристы документы, которые свидетельствовали о том, что её настоящее имя — Хистория Райс. Она была из еврейской семьи, но скрывала этот факт, живя по поддельному паспорту. Также Имир рассказала, что медсестра часто откладывала еду и тайно передавала её еврейским узникам. Кристу тут же вызвали на допрос. Узнав, кто её выдал, девушка всё подтвердила. Все факты были на лицо, и фельдмаршалу Смиту ничего более не оставалось, кроме как отдать приказ о смертной казни. Меньше, чем через сутки Кристу, вернее Хисторию Райс, расстреляли. Солдаты были шокированы произошедшим. У многих просто не укладывалось это в голове. Вечером того же дня Эрен узнал о том, что капитан Шульц подал рапорт о переводе на линию фронта. У него была возможность вернуться в Германию, но он ею так и не воспользовался. Впереди солдат ждала неизвестность.***
Эта страна оказалась просто огромной. Она пугала своими бескрайними полями, лесами и непохожестью на всё то, что приходилось немцам видеть прежде. Это была удивительная, но вместе с тем пугающая страна. Прибывшие солдаты не могли узнать своих товарищей, что оказались здесь на месяц раньше. Это были совсем другие люди. Они ожесточились, перестали быть добродушными и беззаботными. Этот город изменил их до неузнаваемости. Сталинград напоминал собой руины. Эрен не мог понять, почему город всё ещё не взят. Прошло много месяцев, но армия до сих пор не смогла разобраться с сопротивлением одного-единственного города. Вскоре молодому солдату довелось понять, в чём же причина. Командование приказало захватить завод. Это большое, но уже еле стоящее здание находилось в окружении руин и завалов. Трудно было поверить в то, что там кто-то ещё может находиться. — Будьте осторожны, — предупредил кто-то из офицеров, — Там много снайперов. Солдаты притаились в окопах. Они долго выжидали. Тишина — совсем неестественная и изрядно пугающая, — действовала на нервы. Многие порывались броситься в лобовую атаку, дабы поскорее исполнить приказ, но его не было. — Эрен? Эй, Эрен! Йегер вскинул голову, услышав знакомый голос. К нему по окопам ползком приближались Райнер и Бертольд. Эрен улыбнулся, увидев знакомые лица, как и притаившийся рядом с ним Армин. — Привет, ребята. — Привет, — улыбнулся Браун. — Как вы? Только прибыли, да? — Да, вчера вечером. За один лишь этот вечер Эрен увидел много вещей, которые искренне шокировали его. Немецкие солдаты вели русских военнопленных. То и дело конвоиры били пленников, поваливали их в грязь и пинали ногами. Для подобных действий не было повода, да и пленные еле живые были, но немецкие солдаты проявляли агрессию. И это явно стало нормой. Опять же, причин такой злости Эрен не понимал. — Здесь творится настоящий ужас, — с усмешкой сказал Райнер. — Но мы скоро перебьем этих Иванов. — Иванов? — не понял Армин. — Русских, — объяснил ему Бертольд. — Мы их так называем. Со стороны кто-то шикнул. — Тихо там. Солдаты притаились. Со стороны завода всё так же не было и звука. — Почему мы не нападаем? — тихо спросил Эрен у Райнера. Тот также смотрел в сторону завода. — Нельзя. Мы не знаем наверняка, сколько там людей. Возможно, у них остались снайперы. Йегер кивнул. Здание завода просто пугало своим жутким видом, а тишина продолжала давить. Это было странно и непонятно, ведь на поле боя должны быть взрывы снарядов и звуки выстрелов. — А почему нельзя обстрелять здание из артиллерии? — поинтересовался Армин. — Уже обстреливали, — сказал Райнер. — И не один раз. Не взяв завод, мы не сможем пойти дальше в город. Но этот проклятый завод не могут взять уже целый месяц. Эрен удивлённо вскинул брови. Целый месяц? И взять не могут одно лишь это здание? Да ведь всю Польшу захватили за месяц… — Кстати, Эрен, — Браун придвинулся ближе. — Как там моя Криста? Не сильно скучала без меня? Он улыбался. Конечно, ведь одна лишь мысль о невесте радовала его и давала силы на то, чтобы выживать на войне. У Йегера похолодела душа. Как вообще говорить парню о том, что произошло? Ведь он сам любил и боялся даже представить, что было бы с ним, если бы он потерял того, кого так сильно любит. — Криста… — Она в порядке, — тут же сказал Армин. — Конечно, она очень скучает, разве может быть иначе? Эрен удивлённо воззрился на лучшего друга, но промолчал. В ту же секунду послышался приказ о наступлении. Похоже, командованию тоже надоело ждать. — Вперёд! Вскочив с места, солдаты бросились к зданию. Это была первая атака в жизни Йегера и многих других солдат, однако были среди них и те, кто прошёл всю Европу. Они видели разницу и ясно понимали, что никогда прежде не сталкивались с чем-то подобным. Не успели солдаты и пяти метров пройти, как послышались выстрелы. Стреляли сразу с нескольких сторон. Бойцы из первого строя упали к ногам других. Эрен вздрогнул всем телом, случайно наступив на труп. Поднялась паника, и он не сразу смог понять, что под ноги ему попался сражённый пулей Бертольд. Смерть товарища настолько шокировала его, что он просто застыл на месте. Их подгоняли, но стрельба со стороны завода всё не прекращалась. Солдаты отстреливались, но всё равно умирали. — Отступаем! — скомандовал офицер. Слушаясь приказа, солдаты вернулись в окопы. — Да их там человек пятьдесят, не меньше! — Откуда они могли взяться?! — Стреляли со всех сторон. Паника лишь нарастала. Не сразу, но Эрен осознал, что их использовали, словно пушечное мясо, для того, чтобы установить позиции советских снайперов. И ещё — Армина рядом не было. — Мы должны взять этот проклятый завод! Стреляйте в упор, но не отступайте! Это приказ! Впервые в жизни Йегеру было плевать на приказ. Он всё пытался отыскать среди солдат лучшего друга, но упорно не видел его. Многие были ранены, но подавляющее большинство стояло на ногах. И теперь им предстояло вновь идти под огонь по трупам мёртвых товарищей. — Вперёд! Выбора всё равно не было. На сей раз Эрен смог взять себя в руки. Они бежали к заводу, отстреливаясь и стараясь не попасть под шальные пули. И всё же солдаты падали замертво, либо ранеными. Снайперы не прекращали пальбу ни на секунду. — Бросайте гранаты! Послышались взрывы. Казалось, сама земля стала сотрясаться, но полуразрушенное здание всё так же держалось. Они не смогли прорваться. Эрена настигла пуля в ногу, едва не пробив коленную чашечку. Он упал на землю, как раз на мёртвого товарища. Взгляд его метнулся к окопам. Поразительно, они не прошли и двадцати метров, солдаты всё умирали. Взгляд молодого немца обнаружил в куче тел мёртвого офицера. Интересно, заметили ли бойцы, что они остались без командования? Это была заведомо провальная атака, но солдаты поняли это лишь в самый последний момент. Кто-то взял командование на себя и приказал отступать. Эрен был готов даже ползти, лишь бы спастись от шквального обстрела, но его вовремя подхватил под локоть очутившийся рядом Райнер. Лишь чудом ему удалось вынести с поля боя товарища. Стрельба прекратилась ровно в тот момент, когда немецкие войска вновь оказались в окопах. Йегеру пришлось забыть о боли в ноге и собственном страхе, когда он увидел в куче мертвецов знакомое лицо. Это был Армин… Завод им так и не удалось взять. Это произошло лишь спустя неделю, когда подоспели новые силы с юга. Позже оказалось, что завод больше месяца обороняли лишь три человека. На этих людях не было живого места, они еле дышали, но стреляли до конца. В борьбе с этими людьми немецкая армия потеряла больше восьмидесяти бойцов. Так Эрен Йегер и познакомился с настоящими реалиями этой войны.***
Зима была очень холодной. Приближался февраль, заканчивались припасы, а солдаты медленно, но верно сходили с ума. Эрен, которому полагалось лежать в госпитале, ходил по холодному зданию старой больницы, еле передвигая ноги. Он хромал, ходить было больно, однако парень ни за что бы не рискнул сидеть на месте. Он просто боялся, что замёрзнет насмерть. Он был невероятно одинок в этом месте. Совсем недавно знакомый боец сообщил ему о том, что Райнер Браун погиб в ходе уличных боёв. Немецкая армия сдавала свои позиции. Захватчики оказались в собственной ловушке, которую так хитро захлопнули советские войска. Они оказались в котле… Райнера наградили посмертно. Свою столь вожделенную награду он так и не увидел, и не узнал о том, что его невеста умерла задолго до него. Эрен лишь надеялся, что эти двое встретятся на небесах, хотя стоит признать — он мало верил в то, что их всех ждёт рай после смерти. Он слишком многое успел переосмыслить. Армин и Бертольд погибли совершенно глупой и бессмысленной смертью. Криста умерла из-за того, что вышла из еврейской семьи. А ведь все были убеждены в том, что она настоящая арийка. Никто не заметил бы разницы… Йегер очень много думал. Не смотря на происхождение, Криста так и осталась для него очень хорошей и милой девушкой. Значит ли это, что не национальность является главным в людях? Значит ли это, что можно вообще никого не убивать? Парень вспоминал людей в бараках, которые умирали от голода. Людей, которые мирно жили своей жизнью и были счастливы, пока не вторглись немцы. Он вспоминал сотни младенцев, которых просто топили в бочках. Люди, которые не успели пожить и сутки. Они вполне могли стать учеными, инженерами, врачами, музыкантами. Да мало ли кем, они могли просто жить в своей стране и радоваться этой жизни. Но не успели прожить и суток… Отец лгал. Он не видел войны и не знал настоящей жизни. Он рассуждал, сидя в мягком кресле около камина и попивая кофе. Он ничего не понимал. А вот Эрен понял. Они сами привели себя к катастрофе, хоть и осознали это лишь теперь, в этой огромной стране, в этом страшном городе, который, очевидно, станет их общей могилой. — Отсиживаешься? Ян Кирштайн выглядел крайне неважно. Оставшийся после взрыва снаряда глубокий шрам уродовал его лицо, как и ожог на подбородке. Ему сильно досталось в тот самый день, когда погиб Райнер. Поговаривали, это был очень страшный бой. — С раненой ногой я бесполезен, — резонно отметил Эрен, примечая шубу на теле товарища. Явно женская и украденная. Оно и понятно, солдаты всё делали для того, чтобы хоть как-то согреться. — От тебя и прежде было мало пользы, — отозвался Ян. — Чего ещё ожидать от отпрыска стукачей… Йегер сжал ладони в кулаки. Однако прежнего запала в нём давно не было. Он стал мудрее за минувшие месяцы. — Скажи, Ян, почему ты меня так ненавидишь? Тот посмотрел на парня. Кирштайн тоже изменился. Он словно гас и выдыхался, умирая даже при том, что тело продолжало функционировать. — Вряд ли ты поймёшь. — И всё же? Ян подошёл чуть ближе. — Мои родители тоже не любили евреев, — сказал он. — Но они никогда не стучали на них. Они были выше этого. Эрен невольно поморщился от боли, поскольку стоять на одной ноге было очень тяжело, а вторая заживала с большим трудом. — И как это понимать? — Ты помнишь людей, которые жили по соседству с вами? На сей раз Йегер кивнул. Да, он хорошо их помнил. В этой семье была девочка по имени Микаса, его ровесница. Они играли вместе, будучи детьми. — Семья Аккерманов? — Именно. — Ян буквально прожигал собеседника взглядом. — Их забрали после того, как настучал твой отец. — Так было со всеми евреями. Эрен упорно не понимал, к чему клонит Кирштайн. Почти все немцы выдавали евреев, поскольку так было нужно. Хотя в ту пору Йегеров совершенно не заботила судьба Аккерманов. — Но Микаса была японкой на половину. А её мать — подданной Японской империи, — жёстким тоном сказал Ян. — Они вполне могли уехать из Германии, если бы не вмешался твой отец. В итоге их всех сгноили в лагере. А ведь Микасе было всего шестнадцать лет… Кирштайн запнулся. Его глаза как-то странно заблестели, словно увлажнившись. — Тебе-то что с того? На сей раз Ян зарычал. Он без всякого предупреждения кинулся на Эрена и повалил его на холодный пол. — Мразь! Последовал удар, а затем второй. Парень бил ногой в рёбра, стараясь сделать как можно больнее. — Я любил её! — прокричал он. — Любил практически всю свою жизнь! Она была бы жива, если бы не вы! Удары прекратились так же неожиданно, как и начались. Эрен еле дышал. Дыхание сбилось, а тело охватила новая волна боли. — Всё было бы хорошо, если бы не вы… Когда Кирштайн схватился за автомат, Йегер ясно осознал, что он точно выстрелит. Уж очень серьёзно был настроен бывший товарищ. Да и кто бы обратил внимание на убийство раненного солдата, который вовсе ни чем не успел отличиться? — Солдат! Знакомый голос буквально прогремел над ними, словно гром. Ян вздрогнул всем телом и оглянулся. — Капитан? Леви Шульц не должен был находиться здесь, однако это был именно он. На нём была дорожная шинель, явно не сильно подходящая для такой погоды, и обыденная фуражка на голове. — Убери автомат, солдат. Он тебе для того, чтобы стрелять во врагов, а не в своих же, — куда спокойнее сказал Шульц. Ян внимательно смотрел на него, словно выжидая, а потом горько усмехнулся. — Враги? Эти враги хозяева в своей стране. Куда сподручнее было бы стрелять в своих. Однако автомат он всё же убрал. Бросив последний взгляд на Эрена, он удалился, громко стуча ногами. Было видно, что этот человек давно потерял себя и свой путь в жизни. Йегер прекрасно его понимал. Да, Микаса была очень хорошей девушкой, но она лишь капля в море. Сколько их ещё было? Сколько жизней загублено? И сколько людей теперь живёт с болью в сердце, как тот же Кирштайн? Сколько было пролито слёз? И ради чего это всё было? Йегер уже ничего не понимал. Все былые истины и идеалы давно растворились в лужах крови, которые щедро оросили землю Сталинграда. — Эрен? Капитан подошёл. В коридоре никого не было, но мужчина всё же оглядывался, словно опасаясь чего-то. Они не виделись чуть меньше месяца, но Эрену казалось, что прошла целая вечность. Это было самое страшное и невыносимое время в его жизни. — Леви… Подойдя ближе, Шульц аккуратно поднял его на ноги. — Надо поговорить. Йегер вцепился в его плечо, словно боясь упасть. — Что ты здесь делаешь? Ты ведь должен быть в штабе. — Я искал тебя, — ответил Леви, ведя хромающего любовника за собой. — Это важно. — Важно? Эрен совсем уже ничего не понимал. — Я не мог уйти, не попрощавшись. От этих слов стало страшно. Неужели капитан возвращается в гарнизон? Или, может, в Германию? И значит ли это, что они никогда больше не увидятся? Леви открыл первую попавшуюся дверь и, убедившись в том, что внутри никого нет, провёл туда Эрена. Тот молча позволил усадить себя на старенький потрёпанный диван и уставился на капитана. Казалось, что в этот момент решается его судьба. Мужчина выглядел как-то непонятно. Казалось бы, всё тот же вечно язвительный и отстранённый Леви Шульц, но вместе с тем… что-то было не так. Вот он присел рядом с Йегером и взял его за руку. — Меня раскрыли. Смит предупредил по старой дружбе, так что я фактически в бегах. Повезло ещё, что советская армия нас окружила, и теперь всем попусту не до меня. Хотя это и звучит странно… Эрен так и застыл от недоумения. — Раскрыли? Ты что, шпион? Мужчина вздохнул. — Нет, всего лишь еврей. Но я это скрывал. Солдат быстро-быстро заморгал, пытаясь понять, что ему сейчас сказали. — Что? Капитан казался очень уставшим и даже немного потерянным. — Моё настоящее имя Леви Аккерман. Моя семья всегда жила рядом с вашей, просто я сбежал из дома, когда твой отец был ещё подростком. Потом я оказался в семье своего друга, Гюнтера Шульца. Его родители меня усыновили. Теперь об этом кто-то узнал. — Мужчина невесело усмехнулся. — Полагаю, меня ждёт расстрел без суда и следствия. Эрен смотрел на любовника полным ужаса взглядом. — Расстрел? Леви был всё так же непоколебимо спокоен. Казалось, собственная участь не так уж и волнует его. — Я знал, что так будет. Хотя и не думал, что умру в этой стране. Тогда Йегер наконец понял. Капитан давно смирился со своей участью. Он знал, что тайное так или иначе станет явным, и тогда все заслуги будут перечёркнуты. Он смирился ещё до встречи с Эреном. Он не цеплялся за жизнь никогда прежде, не будет делать это и сейчас. В нём когда-то что-то умерло, как совсем недавно умерло и в самом Эрене. Нести на душе столь тяжкий груз — слишком тяжёлое бремя. — Ты… — выдавил солдат. — Ты просто позволишь себя убить? Леви усмехнулся. Лишь ему, любимому человеку, он улыбался вот так открыто и искренне. — Не родился ещё человек, который смог бы убить меня. Его рука скользнула под шинель и достала тот самый серебряный портсигар. Едва лишь увидев его, Эрен всё понял. — Иногда мне кажется, — проговорил Леви, — Что эта земля нас прокляла. Она буквально горит под нашими ногами, и дарует силы своим сынам. Но потом я осознаю, что мы сами обрекли себя на это. Всё в мире имеет логическое завершение. Он сжал в руках портсигар, а после протянул вторую руку к лицу молодого любовника. Его окоченевшие от холода пальцы коснулись щеки, совсем нежно и почти невесомо. — Будущего не было изначально. Я сразу влюбился в тебя и отчаянно пытался оттолкнуть, лишь бы не обрекать на это. Но я не смог. Прости. Единственный раз в своей жизни я не смог обуздать свои эмоции. Эрен тут же поймал его руку в свою. — Я должен благодарить тебя за это. Ты — лучшее, что было в моей жизни. Он потянулся вперёд, заставив Леви заключить себя в крепкие объятия. Удивительно, но ему хватило сил улыбнулся. Он искреннее верил в то, что могло быть намного хуже. — Глупый мальчишка, — отозвался капитан. — Я люблю тебя, Леви. Мужчина поцеловал его в висок. — И я тебя люблю, Эрен. Это было первое высказанное вслух признание с его стороны. Несмотря на то, что смерть стояла у них за спиной, Йегер смог порадоваться этому моменту. — У тебя ведь хватит цианистого калия на двоих? Он знал, чувствовал, что Леви всё поймёт. Не только он обречён. Обречены они оба, и у них изначально не было выхода. Зачем Йегеру жить, если рядом не будет капитана? Зачем ему вообще жить с таким тяжёлым грузом на душе? Он возненавидел свой дом, свою семью, страну, все помыслы, с которыми жил. Да и жизнь он свою возненавидел. — Хватит, — спокойно ответил Леви.***
Ветер шумел, не переставая. Всю ночь мела метель, морозный воздух резал, точно лезвие, пробираться по сугробам было всё сложнее. Они добрались до дерева, прекрасно осознавая, что дальше просто не дойдут. Да и была ли в том необходимость? Пусть теперь мир живёт своими заботами, им более не до него. Они уселись прямо в снег. Было безумно холодно. Леви приобнял Эрена и открыл крышку портсигара. Ампулы лежали на его дне. — Ты помнишь, что надо делать? — Помню. Да, Эрен очень хорошо это помнил. Он сам протянул руку и взял одну ампулу. Сильный яд, моментальная смерть. Такая ерунда на фоне войны, и такая трагедия двух любящих сердец. Но Йегер ни о чём не жалел. В какой-то момент перед глазами пронеслась вся жизнь. Милая и спокойная соседская девочка с чуть раскосыми глазами, светловолосый мальчик — первый и самый лучший друг, отец, мама и маленькие сестрички. Его прошлое, то, чего никогда более не будет. Открытка с изображением Кёнигсберга — его несбывшаяся мечта, что просто канула в лету после того, как в жизни появился другой город — Сталинград. Служба, друзья, вахта, ужасные бараки, несчастные узники. Медицинский пункт и Ханджи Зоэ с её тайными экспериментами. Криста Ленц, которую расстреляли. Анна Леонхарт, потерявшая второго возлюбленного, мальчишки-близнецы, которых отняли у матери. Райнер и Бертольд, погибшие ни за что. Теперь уже далёкая Польша, родной гарнизон и кабинет капитана, в котором прошло самое лучшее время в его жизни. Страсть, нежность, жестокость, наслаждение — всё то, что так щедро дарил ему возлюбленный. Серебряная цепочка на шее — его подарок. Метель, голод, полная разруха, но вместе с тем — счастье. Смерть как избавление, рука об руку с самым любимым человеком на свете. Пожалуй, эта жизнь не была бессмысленной, ведь в ней было не мало хорошего. Леви первым поместил в рот ампулу. Эрен повторил движение за ним и, не сомневаясь ни на секунду, прикусил стекло. Капитан успел обнять его, а сам Йегер — уткнуться ему в плечо. Так они и застыли, теперь уже навсегда. А метель буянила всю ночь, занося всё кругом снегом. Это была ночь второго февраля. Скоро будет утро, а потом вечер. Это будет памятный день, когда наконец завершится Сталинградская битва. Немцы будут отброшены назад. Они будут отступать до самого Берлина, а потом над Рейхстагом будет поднят советский флаг. Ну, а пока метель мела по всей округе, скрывая снегом очертания земли…