Девочка, которую ты назвал толстой.

Я боюсь тронуть тебя. Нереальная хрупкость, кожа белее снега... Ты дрожишь, плотнее укутываясь в теплый, бесформенный свитер, надеясь, что он скроет твои кости. Ты глупа, родители все заметили, давно. Поход к врачам не был "случайным". Доктор, что разговаривал с тобой, передал все родителям. Диагноз – нервная анорексия. Ты глупа. Ты больна. Делаешь громкий глоток крепкого кофе без сахара. Ты не чувствуешь костлявыми пальцами того, что в кружке буквально кипяток. У тебя огромные, голубые глаза. В них можно было бы провалиться, если бы не безумство, отражающееся на дне омута. Тебя не остановить, ты упиваешься своей болезнью. Ты отрицаешь ее, и одновременно любишь, боготворишь. Ты, словно рефлекторно, достаешь блюдце с огурцами, с вызовом смотришь мне в глаза и хрустишь кусочком огурца. Мы сидим в молчании, я рассматриваю тебя. Ты изменилась. Поредели волосы, ключицы практически торчат. Твоих щек, которые делали тебя чрезмерно милой, больше нет - на их месте изящные скулы. Хищная улыбка, маленькая доля кокетства. Последний кусочек огурца пропадает у тебя во рту, ты хмыкаешь и убираешь блюдце в раковину. Выпиваешь стакан воды, отпрашиваясь в уборную. Включила воду, чтобы я не услышал. Я догадался. Ты выходишь, и я не чувствую запаха ацетона. Цветочные духи, так усердно побрызганные тобой только что, и запах ментола. Ты всегда любила мятную жвачку. Я нерешительно встаю, подхожу к тебе. – Ты еще можешь вылечиться, Мира. Только скажи, я оплачу лече... – ты прерываешь меня, громко смеешься. Твой смех останавливается так же резко, как начался. Берешь меня за руку и ведешь в свою комнату, резко выдвигаешь полку и достаешь альбом. Знаком просишь меня сесть на кровать, и показываешь свою фотографию. Мы вдвоем, год назад. Я вижу милую девушку с ямочками на щеках, когда она улыбается. Возможно, она немного пухленькая, но... – Кто тебе больше нравится? Отвечай, – требовательно шепчешь и тычешь пальцем в фотографию. – Девушка на фотографии, – отвечаю я. *** Ты захлопываешь за мной дверь, я решительно иду в сторону соседнего дома. Мозг бешено переваривает информацию, полученную минутой ранее. Я так часто допытывался, в чем причина твоего похудения... Утирая слезы, ты рассказывала обо всем. Твой голос дрожал, вероятно, сейчас ты пьешь пачку успокоительного. Я вспоминаю твои глаза, полные боли и отчаяния. У тебя красивые глаза... Он сидит на лавке, курит сигарету. Совсем не изменился со школы, чертов идиот. Я старался не связываться с такими, от них всегда проблемы. Высокий, темноволосый, с ослепительной улыбкой – ты была влюблена в него, в того, кто не заслужил такой любви. Он превратился в ничтожество. Подхожу к нему, буквально вырываю у него изо рта порцию никотина. – Чтобы не проглотил, – усмехаюсь я. Точный удар в челюсть, ты скорчился и сплюнул зуб. На твоем лице отражается удивление, хочется врезать тебе снова. – Какого?! – яростно восклицаешь ты, и хочешь продолжить, но удар в переносицу заставляет тебя заткнуться. – Это тебе за ту девочку, которую ты назвал толстой. Она была влюблена в тебя, козел.