Адольф Гитлер познает магию дружбы

Вождь сидел в своем кабинете, дорого обставленном, но пропитанном нахлынувшими из подсознания страхами. Им было откуда взяться: к каждому великому человеку, вершащему судьбы миллионов людей, иногда приходят мысли о возможной неверности его идеологии, и эти минуты осознания оказываются невыносимыми и жутко мучительными. Стояла, пронизывающая особой, пугающей темнотой ночь тысяча девятьсот сорокового года. Часы на стене мерно и монотонно тикали, нарушая давящую на душу тишину, а под ними недвижно висел, внушающий ужас, флаг Третьего Рейха. По столу были хаотично разбросаны карты, документы, линейки и рюмка воды, оставшаяся после приема успокоительного, которое явно не действовало. Фюреру казалось, что по стенам бегают неуловимые тени, а в углах притаились кровожадные существа, желающие мстить за всё содеянное. Сознание было мутным, а мысли жутко путались. Гитлер вспоминал свои речи, которые, казалось, оправдывали его чудовищные преступления. Народ в них свято верил, как и в справедливость всех его действий. Но верил ли он сам? Вдруг тысячелетний Рейх не простоит и нескольких десятков лет, может быть, неправильно было затевать игру, столь масштабную и необратимую? Фюрер вспоминал детство и юность, события которых возможно и породили в нём бесчеловечность и жестокость, но теперь остались только горькие воспоминания, которые каждый раз с новой силой пронизывали душу отчаянием, обидой и болью. Пьющий отец, который на глазах юного Адольфа жестоко избивал мать; замкнутость, копившаяся в закромах души, ненависть и злость, Вена, неудавшаяся карьера художника. Желание мстить неясно кому постепенно возникало и росло с каждым днём. А тени всё сгущались и надвигались на вождя с новой силой, с еще более ужасающей глубиной и темнотой. Но тут случилось такое, чего фюрер точно не ожидал увидеть даже в самом изощренном сне. В углу, возникшая ниоткуда, стояла… пони. Гитлер вскрикнул в изумлении и, не веря своим глазам, стремительно отодвинулся в напряженном страхе к стене на своем большом кресле. Дыхание перехватило, и фюреру оставалось лишь пораженно смотреть на прибывшую гостью. — Ади, не бойся, — приглушенным голосом проговорила милая пони, которую глупо было пугаться, даже если она появилась в столько необычных обстоятельствах. Она явно была не похожа на обычную лошадь, а напоминала волшебного сказочного персонажа: её тело было кремово-желтым, а её светло-розовые волосы, аккуратно уложенные, струились, ниспадая почти до самого пола, — я пришла, чтобы помочь тебе, — добавила она, блеснув огромными изумрудными глазами, которые светились неподдельным добром. Фюрер Германии всё еще сидел, в страхе прижавшись к спинке кресла, бесцельно смотря на пони, нервно дыша и размышляя, галлюцинация ли это. Но нет. Пони выглядела вполне реально. — Меня зовут Флаттершай, — немного смутившись, представилась лошадка, — я вижу, что ты осознаешь жестокость своих деяний, я знаю, как тебе помочь, — продолжила пони немного смелее. — Что, к-как? — задыхаясь, вопрошал не шутку пораженный фюрер. — Мы будем друзьями, — мягко улыбнувшись, пролепетала Флаттершай, опустив красивые глаза в пол. Пони медленно подошла к вождю, который, видимо уже оправился от первоначального шока, но смотрел на пони всё еще с недоверием. — Я научу тебя быть добрым, — проговорила Флаттершай с застенчивой, но не лишенной уверенности улыбкой, — для начала нужно прекратить разработку планов Ост и Барбаросса. Далее, расстаться с национал-социалистической идеологией, распустить НСДАП, прекратить агитацию. Закрыть все концлагеря, прекратить преследование диссидентов и евреев. И, конечно же, изменить своё мышление, расставшись навек с идеями расовой и национальной дискриминации. Пойми, Адя, люди всех наций абсолютно одинаковы и заслуживают равных прав, — закончила пони с деловитым видом знатока. — Я.. не знаю… — тихо и неуверенно проговорил Адольф, — уже слишком поздно… Действие машины убийств, запущенной мной необратимо, мне остается сидеть здесь и погибать от чувства вины, — с тоской сказал вождь. — А ты попробуй. Я тебе помогу, мы воздвигнем новую империю добра, — воскликнула Флаттершай радостно. — Маленькая пони, воздвигнуть империю не так уж легко, — от прежнего испуга фюрера не осталось и следа, он мило улыбнулся, с такой доброй, искренней и несвойственной для него нежностью и аккуратно погладил Флаттершай по голове. Да, пони не ошиблась, они подружились и проговорили с Адольфом о политике, пока ленивые утренние лучи солнца не озарили комнату нежным и ненавязчивым светом. Похоже, в эту ночь он обрёл истинное человеческое счастье в лице настоящего, бескорыстного друга. Позже фюрер уснул, убаюканный колыбельной, которую спела ему Флаттершай своим необыкновенно чистым и звонким голоском. ***** Противный и ударяющий в уши и голову звук разбудил Гитлера. В дверь навязчиво стучали. Кое-как пытаясь собраться с мыслями, вождь сразу же вспомнил Флаттершай. Не сон ли это был? Вроде нет, ведь всё было крайне реалистично. — Войдите, — крикнул фюрер, стараясь скрыть сонливость. В дверях показался министр народного просвещения и пропаганды, верный друг и соратник фюрера — Йозеф Геббельс. Он с удивлением взглянул на Гитлера и проговорил: — Мой фюрер, неужели Вы что не покидали кабинет со вчерашнего дня? С Вами всё в порядке? — с волнением и заботой в голосе спросил рейхсминистр. — Не переживайте, Йозеф, всё в порядке, заработался слегка… — протянул Адольф вяло, всё ещё не в состоянии выкинуть из головы ночное происшествие. Вдруг фюрера осенило. Он вспомнил новое лекарство, данное ему Геббельсом по дружбе вчера вечером. — Слушайте, Йозеф… А что это вы за таблетку мне вчера дали? — проговорил он с нетерпением. — А что, Вам понравилось, мой фюрер, — с энтузиазмом воскликнул Геббельс, — я-то сразу Вас понял, говорили, мол, расслабиться хотите, отдохнуть, — игриво подмигнул и засмеялся рейхсминистр. — Ты чего, спятил, идиот?! — вскочил с кресла вождь в ярости, крича в своей известной экспрессивной манере, — я сон имел в виду, сон!!! Геббельс виновато уставился на Гитлера: — Извините, я просто не… — начал было министр. — Да чтоб тебя! — прошипел с негодованием фюрер, опускаясь обратно в своё кресло.