***
Через час мы уже были в пути. Расстроенный Иван, не проронил ни слова за всю дорогу. Как я не пытался его подбодрить, всё сводилось к нулю. Каждый раз, когда я улавливал его пустой взгляд в никуда, он отводил его, лишь бы не сталкиваться со мной, каждая попытка прикосновения, заканчивалась недовольным рывком в другую сторону. Я видел, как он хотел было начать разговор, но осекался. Вот каково это что-то чувствовать. Ваня смог успокоиться лишь тогда, когда вошёл на порог своего родного дома. Елена уже сидела за столом вместе с детьми, утирая золотистым платком слёзы. — Сыночек. — Сорвалась, как собака с цепи женщина, завидев Ваню, кидаясь ему на шею. Я стоял у самой двери, потому что, не хотел им мешать, да и чувствовал себя, как чужой среди своих. Странное сравнение, однако. Не переставая плакать у сына на плече, она рассказывала все подробности произошедшего. Правда из-за ее дрожащего и всхлипывающего голоса, мало что можно было разобрать.***
Дети сидели смирно, поедая, как муравьи остатки еды, а Ваня всё так же продолжал молчать. Кое-как поев, мы вышли из дома. Даже еда в этот проклятый день казалась не вкусной. Морг находился не в ближнем пути, думаю. Часов так пять наш путь и займёт. Мы шли мимо моего дома, мимо той колонки, где я упал замертво, проходя множество других домов. Вдалеке моего поля зрения показалась дорога, ведущая в город. Завернув за угол, нам открылся вид обычной сельской остановки. Присев на край скамейки, я начал всё больше волноваться за моего друга, который в то время стоял и высматривал автобус. Отец важное звено в семье, но не у каждого он есть, а иногда и лучше, что нет. Казалось, время растянулось на целую вечность, только мы вдвоём и мёртвая тишина. Где-то послышался звук напоминающий, стучащий колёсами автобус. Всё ближе и ближе он начинал подбираться к нашей остановке. Казалось, когда он доберётся до нас случиться что-то невообразимое, но это всего лишь плод моей больной фобии от хорроров. Напряжение росло, у Вани уже начинало сдавать терпение, да и у меня тоже. Я переживал за всех, прям мать Тереза. Наконец, показалась красная крыша долгожданного автобуса. Сев на два свободных места, я заплатил за нас обоих, и погрузился в свои мысли. Невольно начиная вспоминать своего папу, я всё больше вдавливался в сиденье кресла. Сжимая вторую руку до беления костяшек, я не заметил, как прошла половина дороги. Руки немели от плохого кровообращения, губы снова сохли, но сейчас слюны не хватало, чтобы их оживить. Вспоминал, когда мы были счастливы с семьёй, когда ходили гулять и весело хохотали, дружно держась за руки, папа и мама по бокам, и я, посередине них. Я ненавижу время, оно убивает. За всё хорошее, своя плата. Из раздумий вывел меня задавший вопрос, чей-то знакомый голос. — Всё в порядке? — Смотрел на меня с опаской Ваня. — Да, да. А что? Что-то не так? — Я быстро привёл мысли в порядок. — Если не считать, то что, ты так глубоко вдавился в сиденье, то да. — Равнодушно пояснил мне он, отворачиваясь снова к окну. Сейчас он ненавидит всех вокруг, но, даже не смотря на его вспыльчивость, он нуждается в помощи и поддержке. Я аккуратно положил на его колени голову, не надеясь на положительный ответ. Кровь по венам начала бурлить, а щекам стало тепло. От неожиданности он вдруг шелохнулся, но ничего не сказал. Автобус нёс нас всё дальше и дальше от дома, а его руки трепали мои волосы. Жаль, я не кот, помурчал бы.