Последний

Ослепительный свет софитов. Но куда больше ослепляли и оглушали голоса, выкрики людей. -Почитайте! -Докажите! -Требуем! Вот оно как... А раньше было не "требуем", а "просим". Папироса была бы кстати, но они лежат на столе, за спиной. Начну пятиться - сочтут слабаком, мол, не держу марку, отступаю. А спиной к врагу разворачиваться - не вариант. К врагу? С каких это пор... Чуть наискось, боком продвигаюсь к скромному столику в окружении двух стульев. Зачем два - непонятно, я ведь один выступаю. И не только выступаю - я вообще один. И с каких же это пор я так часто употребляю эту фразу? Так, товарищ поэт, возьмите себя в руки. А не то возьмет Вас в свои руки толпа да растерзает заживо. Толпа тем временем из простой толпы начинала превращаться в безликую серую массу - вернее, не совсем серую, а скорее даже черную, учитывая ее намерения и цвет одежды большинства. И не такую уж и безликую - если присмотреться, увидеть можно лик, острым носом и подбородком своим вылезающий из массы и скалящий зубы. Из пасти этой твари так явственно несло гнилью, что я весь передернулся и с размаху сел на стул. -Читай же! -Сколько можно тянуть?! Голова разболелась. А ведь какой-то десяток лет назад я любил это. Мотался, как сумасшедший, из города в город, читал-читал, срывал аплодисменты, срывал цветы с клумб и дарил первым встречным... А ведь какой-то десяток лет назад и меня любили. Пепла - добрая половина сигареты, не спешу стряхивать. Что изменилось? Я? Тут же отметаю мысль - даже если и так, не хочу думать. Да люди просто зажрались! Сигарета с силой впечатывается в столешницу рядом с пепельницей. Они все поголовно - бур-жу-и! Хоть и ютятся в однушках, хоть и ходят в сандалиях зимой - все равно, буржуи. Ментальные проститутки. Именно в этом случае слово "проститутка" звучит гораздо обиднее, чем просто "шлюха". Горько усмехаюсь мыслям. Люди - всего лишь люди, к сожалению. Встаю, отшвыриваю стул ногой, опираюсь об стол. Хватаю ртом воздух для очередного едкого и громогласного ответа, для пышуших жизнью и любовью к жизни первых строчек стихов... И с натужным тихим кашлем выдыхаю его. Не влез. Воздуху, как и любви, во мне тесно. Да что я за человек такой?.. Зал притих. Они, казалось, как и раньше, готовы внять любым его словам, ловить их с жадностью, выпить их прямо с его рта, как спасительный эликсир... Маяковский чувствует. И он позволяет им принимать его слова, возможно, последние, сказанные со сцены. Они не становятся от этого ценнее - но становятся горше и слаще одновременно. Люди понимают, потому что они, к счастью, всего лишь люди. -Хорошо, - тихо и хрипло, - Хотите, чтобы я читал? Я буду читать!