***
Отсек не был освещен, как и большая часть корабля. Нет смысла зря тратить энергон: лучше использовать его для оружия или поддержания корабля в воздухе. Мегатрон слышал, как, настраиваясь, щелкнула оптика Ориона, и, мерцая в темноте, уставилась на него. Мегатрон осознал, что они больше не были примерно одного роста. Модель Оптимуса никогда не была такой же массивной как корпус десептикона, но теперь, будучи Орионом, меху приходилось отклоняться назад, чтобы смотреть Мегатрону в оптику. Хоть его корпус и сохранил знакомые очертания альтформы и оружие, теперь он казался меньше и хрупче, чем та боевая машина, которую сделала из него Матрица. Это… сбивало с толку. Он ожидал, что будут вопросы, внимательное, детальное расспрашивание. В конце концов, он же не предложил никакого реального объяснения. Но Орион просто пригласил его жестом на платформу. Десептикон сел, и теперь они находились на одном уровне. Орион молча наблюдал за ним. - Ты поменял ее. Он вздрогнул от странного не вопроса. - Что? - Твоя оптика. Она больше не голубая. Он непроизвольно потянулся пальцами к лицевой, подыскивая ответ на неожиданный вопрос. - Я просто… Манипулятор, легший поверх его, заставил десептикона замолчать. Орион улыбнулся. - Я не сказал, что она мне не нравится. Она тебе идет. Мне кажется… Просто… Думаю, ты был прав. Прошло время. Если бы я только мог вспомнить. В его голосе слышалась тоска. Что сказать? Как сказать тому, кто был когда-то его любовником, что его любимой планеты больше нет? - У тебя должны быть вопросы, - начал Мегатрон, но остановился, оборвав фразу на полуслове. Чем самому добровольно предоставить информацию, лучше позволить Ориону сделать первый шаг. Узнать, что, по мнению Ориона, произошло. Странное, непонятное выражение промелькнуло на лицевой Ориона. - Ты не ошибаешься. Он потянулся к манипулятору Мегатрона, и тот без раздумий позволил ему взять его в свой. Странно, что вот это никогда не менялось, сквозь все преобразования их связи: наставник, друг, любовник, враг. Когда он тянулся к Ориону, Орион всегда тянулся в ответ. Орион поднес манипулятор к фейсплету Мегатрона, рассматривая царапины и вмятины на шарнирах и соединениях с какой-то грустной благодарностью. – Но нет таких вопросов, которые не могли бы подождать цикл или около того. Он перевернул манипулятор Мегатрона и прижался лицевой к его ладони. Его вентиляция остановилась. Энергия искры пронзила десептикона - унизительная для него реакция на столь скромный жест. – Орион… - Тише, - Орион направил манипулятор себе на талию, заворачивая когти вокруг нее, подгоняя их в самый раз, сцепляя их. Как изящный захват оружия, сделанного для его рук. Когти сгибались вокруг этой узкой талии, когда они соединялись. Широкая спина Оптимуса, неотъемлемое доверие даже в этом - особенно в этом; один оптосенсор темный – там, где он был вырван из его головы. Капающий энергон, размазывающийся между их телами, обволакивающий их широкими светящимися полосами. Когти воткнулись в наплечник Ориона, вспарывая краску длинными полосами, когда возбуждение, внезапное и шокирующее, пронзило его. Он толкнул Ориона на платформу, но тот удержался, выдержав вес их обоих, качнувшись, и прижал их обратно к животу. - Открой. Он с трудом узнал свой голос. Орион вздрогнул, но подчинился. Сквозь гул их вентиляций был слышен резкий щелчок, похожий на звук приводимого в действие клинка Оптимуса. В точности такой же звук. И он устремился в это приятное, знакомое пространство, тесное и недостаточно влажное, затягивающее и обволакивающее, но уже скользкое. Скорость, с которой Орион всегда хотел его, даже после боя, была поразительной. И не неплотная, доставляющая наслаждение влажность интерботов, или даже не невероятная узость и теснота Старскрима в тех редких случаях, когда они развлекались друг с другом. А в самый раз. Даже в этом всегда равный мне. Никогда не думал, что найду такого. Почему ты не смог этого понять, Оптимус? Что заставило тебя отвернуться от меня? Только тогда он заметил, что Орион застыл под ним. - Что-то не так? Орион заерзал, сегменты его порта сжались вокруг коннектора Мегатрона, и десептикон едва сдержал стон. – Не то, чтобы не так… Просто… - Что? - Мы поссорились? Ты ощущаешься… Больше, чем мне помнится в последнее время. Нелепое, горькое удивление боролось с вихрем собственнической похоти от мысли, что Оптимус воздерживался от контактов со своим отрядом. Даже если это и могло быть ради абсурдной, добровольно выбранной политики самоограничения. – Ты мне сейчас льстишь? Орион фыркнул: – Конечно, ты считаешь так, – но его тело расслабилось под ним, и движения сегментов порта прекратились. Помня о своей массе, Мегатрон схватил Ориона, поместив манипулятор под его корпусом для устойчивости, и перевернул их вертикально, переместившись назад на колени. Вентиляция Ориона приостановилась, голова отклонилась назад, звякнув о наплечник Мегатрона, когда сила тяжести вдавила его глубже. - Хорошо? Обжигающий взгляд и мимолетная улыбка, нежная и загадочная. – С тобой? Всегда. Пульсация его искры сбилась, и он перехватил руку, вколачиваясь в Ориона, чтобы уклониться от ответа. Орион застонал, низко и громко, когда они задвигались вместе. Он не мог как следует двигаться в этой позиции, но казался довольным, разрешая Мегатрону управлять, доверяя ему, что тот не повредит его, позволяя проявлять заботу. Столько же заботы, как однажды показал ему Оптимус, неосознанно, скрытый в слишком маленьком, слишком плавном корпусе, чтобы соответствовать его углам и краям. Не своем корпусе. Что-то резкое и болезненное сжалось вокруг его искры от этой мысли, и он погладил стык грудных пластин Ориона в инстинктивном, бездумном жесте. Пока стык корпуса не разошелся, и помещение озарилось светом. Он замер, от шока сразу же остановившись. Это не должно было быть неожиданным, время от времени они позволяли себе искроигры. Но они не делали этого уже целую вечность. Развлечениям с искрами не было места в их коротких, неистовых совокуплениях, рожденных в деградировавших сражениях до того, как Кибертрон погрузился во тьму и последний из его когда-то великих городов пал. До того, как Оптимус потерял веру в него. - Мегатронус, - просяще прошептал Орион. Когти Мегатрона затряслись, и он сжал руку, чтобы остановить дрожь. Он потянулся к полости в груди Ориона и прикоснулся к ней. Такая теплая. Он забыл ощущение живой искры под своими пальцами - пульсирующая и кружащаяся, разворачивающаяся от радости и удовольствия, вместо напряженной и сжавшейся от предчувствия своего уничтожения. Электрическое покалывание пробежало по его ладони, и Орион, выгнувшись, тяжело завентилировал. Он осторожно завернул когти вокруг бесформенной субстанции, заслоняя свечение. Вот так ему предназначалось сделать это? После всех этих миллиардов лет, прижать ладонь к хрупкой сфере и затушить свет, который был Оптимусом Праймом? Это было действительно так просто, так легко? Просто немного давления вокруг ореола… Орион замер под его манипулятором. Короткий, пронзительный крик вырвался из его вокалайзера, и его порт крепко сжался, когда он свалился в перезагрузку. Терзаемый сокращениями, он хватался за места, где соприкасались их тела. - Мегатрон… - Он попытался сделать вдох, и Мегатрон надавил опять, прерывая его, не желая слышать свое старое имя. Тысячелетия стерли его, и все, что я хочу, чтобы ты произнес мое имя. Мое настоящее имя. Орион обмяк в его руках, прогнувшись; оптика замерцала и потемнела. Мегатрон одернул манипулятор, позволяя грудным пластинам Ориона закрыться, и лениво погладил сложные системы, погружая пальцы в стыки брони экзоскелета, слушая звучание охлаждающегося металла. Щелчок и гул перезагрузки систем. Орион заерзал, со счастливым вздохом вытягиваясь перед ним, и остановился. - Ты не… Легкое, намеренное сокращение вокруг него выдвинуло его отдаленное желание на передний план. Он вздрогнул, дернув бедрами в инстинктивной реакции, расстроившей его, несмотря на то, что ощущение грозилось переполнить его. Никто из них не двигался. И затем Орион поднялся, оставив его влажным, потерянным и страдающим. Он протянул руку, но остановился, - жест, полный тоски, выражающий собой слово, которое он никогда не говорил и никогда не скажет. Останься. Но Орион уже повернулся, раздвигая руками его ноги и изящно становясь на колени между ними. Становясь на колени, как никогда не делал Оптимус. Металл платформы заскрежетал под когтями, когда он боролся с накатывающей перезагрузкой. Затем Орион прижал свои ладони к груди Мегатрона, молча принуждая его, и он замер, искра пульсировала одновременно желанием и каким-то еще чувством, очень похожим на страх. Как будто уловив его мысли, Орион поднял голову и встретился с ним взглядом. - Сегодня слияния не будет, Мегатронус, - сказал он, и вспышка ярости охватила десептикона от того, что его было так легко прочитать. - Я знаю, ты их не любишь. Можно мне только… Он пристально посмотрел на своего друга враг, любимый враг, мой враг, мой, мой дорогой, и Орион стойко выдержал его взгляд. Ни упрашиваний, ни уговоров, ни жалости - просто ожидание решения Мегатрона. Скрежет и скрип металла, и его грудной отсек открылся. Полный благоговения, Орион наклонился и погладил поверхность его искры, только самую открытую ее часть, играя пальцами с эфемерным ореолом. Вентиляция приостановилась и системы свихнулись, когда его процессор пытался определить ощущение - боль или удовольствие, слишком много или недостаточно. Он судорожно схватился за шлем Ориона, прижимая его к груди. Поток теплой вентиляции на его искре и шепот у раскрытой груди, резонирующий в его внутренних системах. - Успокойся, мой брат. Успокойся. Спокойно - вот как все должно было быть; всегда было; никогда не было между ними. «Успокойся» - слово, которое Оптимус говорил ему в ту полусонную ночь. Перезагрузка охватила его, неистовая и внезапная, пронизывающая искру, коннектор и тело. Статика собралась в уголках его оптики, и его тело натянулось вокруг тела Ориона, будто пытаясь слиться с ним в единое целое. Мегатрон сам всегда строил свою судьбу, но сейчас, в этот момент, когда Орион-Оптимус взглянул на него светящейся безмятежной привязанностью оптикой, которую он не видел уже целую вечность, было легко поверить в судьбу. Совсем чуть-чуть. Но, с другой стороны, он никогда не доверялся судьбе.***
Он лежал в темноте мегациклы, не в состоянии подзаряжаться. Он был уверен, что Орион уже спал, о чем говорило его равномерное вентилирование, но потом сзади раздался голос. - Я бы хотел, чтобы ты рассказал мне, что не так, - тон Ориона был задумчивый и немного удивленный. – Я не могу как следует подзаряжаться, когда ты переживаешь. - Может быть, мне стоит рассказать тебе историю? – пошутил он, но Орион заинтересованно щелкнул. - Расскажешь? Твои истории всегда самые увлекательные. Странно - учитывая мою профессию, у меня должно было бы получаться лучше. - Очень хорошо. Когда-то, много ворнов тому назад, жил-был мех. - Гладиатор. - Я думал, что это я рассказываю историю. - Хорошо, хорошо. Молчу. - Итак, гладиатор. И он любил другого меха. Не меха высшего звания, не непревзойденной красоты, но честного и сильного искрой. - О, - рука нежно коснулась защитного щитка на предплечье, – Мегатронус, я… - Я не закончил. Как я сказал, он любил этого меха, и вместе они мечтали о революции, об утопии. Но их любви не суждено было сбыться, так как их мечту извратили, исказили, и вскоре гладиатор и его возлюбленный оказались на противоположных сторонах с оружием в руках. Безумие, что он рассказывал это Оптимусу, искушая судьбу. Судьбу, у которой не было милосердия ни к одному из них. – И они боролись целую вечность, не делая успехов в этой войне - ни тот, ни другой, пока их мир не стал безжизненным и безмолвным. И земли тысячи чужих планет были усеяны павшими в бою. - Это ужасно, Мегатронус.., - он попытался вмешаться еще раз, но десептикон быстро продолжил. - Дальше. Однажды на поле боя, пропитанном энергоном, гладиатор обнаружил своего любовника, потерявшего сознание и беспомощного. То, что его следовало убить, было заранее предрешено, но когда гладиатор поднял свой меч, его любовник пришел в себя и назвал его по имени, невинно, в недоумении. И гладиатор понял, что тот больше не был ему врагом. Что его искра была очищена от ужаса и воспоминаний. И гладиатор забрал его домой, с радостью, торжествующе, и запрятал в глубине своей искры мерзость войны, боль и ярость между ними. Долгое молчание. Наконец Орион натянуто произнес: – И какой конец? - Его нет. - Должен быть. У всех историй есть конец. - И как ты думаешь, она заканчивается? Что к любовнику возвращается память, и его гневу из-за предательства нет предела? Что они с гладиатором вырывают друг другу искры? Снова молчание. И Орион заговорил опять, мягким, но полным уверенности, голосом: - Я думаю… Мне кажется… Что если бы это был я, даже со всем вот этим между нами, я не думаю, что смог бы заставить себя вырвать твою искру. – Он прижался к боку Мегатрона, приглушенно и грустно прошептав, - и... Я, возможно, был рад забыть. Мегатрон притянул его ближе и прикрыл оптику от приближающегося рассвета.