***
Я услышал шум воды и резко открыл глаза. Моё тело дрожало, а по коже пробежали мурашки... Руки крепко связаны. Серые штаны были пропитаны ледяной водой, а вот футболку с меня сняли. Боже, как же холодно! Тело до одури ломило - последствие от транквилизатора. Я огляделся и понял, что нахожусь в огромной душевой комнате, пол на сантиметра два был залит водой. И опять этот белый цвет. Всё в лечебнице было белое… Поджав колени под себя, я пытаюсь сохранить немного тепла. Вода из крана продолжает литься… Боже, какая она ледяная! Я услышал приближающиеся шаги. Внутри всё сжалось, сердце вот-вот выскочит. - …да, доктор Фейбер, он пытался сбежать, но я быстро сделал ему укольчик и запер в душевой. Думаю, нам стоить пресекать такие действия, а то у нас так все пациенты сбегут. Только сейчас я увидел белую дверь, находившуюся на противоположной стене, приглядевшись, заметил, что на ней видны следы от человеческих ногтей. «Что вообще здесь происходит?!». Голос внутри меня твердит только одно: «НУЖНО БЕЖАТЬ», «БЕГИ», «быстрее, БЫСТРЕЕ!». Я не понимал, зачем этот санитар притащил меня сюда. «ЧТО ему от меня нужно?!» И тут на меня снизошло озарение. Как я раньше не мог понять?! Они знают… Знают про фобию. Мою фобию. Я и так боюсь воды. А тут её слишком много. В моих глазах резко начало темнеть… В ушах слышался стук сердца, он отбивал ритм, который становился всё быстрее и быстрее. «Давай, Джер, соберись… Всё будет хорошо… Хорошо». Я услышал щелчок и машинально повернул голову в сторону двери. Темнокожий санитар вошел первым и придержал дверь для другого человека, его лицо мне было знакомо, фотография с ним висела в холле лечебницы и была подписана так: «Харольд Фейбер. Главный врач-психиатр Лечебницы Святого Валенсия». Фейбер презрительно взглянул на меня и перевёл взгляд на бумаги, которые были у него в руках. Глаза его бегали, значит, он что-то читает… - Итак, мистер Хэмминг, я оповещен о инциденте, который произошел сегодня в обед. У вас есть, что сказать по этому поводу? - он скрестил руки и направил взгляд своих болотных глаз на меня. Я действительно не понимал, почему я молчу, мне было очень страшно. Вода. Она была везде. Мой взгляд хаотично перемещался с одного предмета на другой. Вода. Лицо доктора. Мои руки. Сейчас я до безумия похож на шизика, но я ничего не могу с собой поделать, я не слышу, что говорит доктор Фейбер. Меня охватывает ужас. Сердце вырывается наружу, оно колотится так, что кажется, я не успеваю дышать в такт ему, и поэтому начинаю задыхаться. В эту же секунду будто что-то толкнуло меня вперёд. Я упёрся руками в кафельный пол, залитый холодной водой. Надо попытаться успокоиться. Но руки дрожат. Безумно страшно. И тут я почувствовал удар… Он был невероятно сильный, может так мне показалось от того, что я еще не отошел от транквилизатора, но это уже не имело никакого значения. Челюсть начала ужасно болеть, я стиснул зубы и с силой зажмурил глаза. И только сейчас услышал, что они говорили: - … бесполезно, у него начался припадок. - Ладно, доктор Томпсон, думал, до этого не дойдёт… Вы не могли бы принести шланг? Я резко распахнул глаза. «Пожалуйста, только не это, НЕ НАДО ЭТОГО ДЕЛАТЬ!» - голос внутри меня разрывался от страха. - Не-ет! Я прошу вас!!! Пожалуйста!!! - дыхание становится прерывистым, слёзы градом катятся из моих глаз. Голос срывается и эхом отдаётся в этом огромном белом помещении, которое пропиталось моим страхом. Оно, словно губка, впитывает в себя мои крики и ту боль, от которой рвётся сердце. Я кричу в пустоту… Беззвучно, безмолвно открывая рот, как рыба... Они не хотят меня слушать, им попусту наплевать на меня. В ту же секунду, заглушая мои крики, мне в лицо ударяет ледяная струя воды. Я начал кашлять, захлёбываясь этой обжигающей кожу жидкостью. И у меня снова начался припадок… Пытаясь захватить ртом хоть каплю воздуха, я попробовал встать, но ноги меня подвели… Я облокотился на стену и развернулся спиной к шлангу, теперь он не может попасть мне в лицо, и я рьяно начал вдыхать в себя воздух. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я пытаюсь успокоиться, но снова думаю про воду… Её. Слишком. Много. Ноги трясутся, всё тело дрожит от холода, я закрыл глаза и шепотом повторял слова: - Пожалуйста… Пожалуйста… Прекратите, я больше не могу. Вдруг я слышу голос доктора Фейбера, будто от куда-то издалека: - Сбавь напор, Элмер, думаю, мистер Хэмминг что-то нам хочет сказать. Как только отключили воду, я, облокотившийся головой о стену, сразу рухнул на колени, словно марионетка, которую перестали дёргать за нитки. Тело не хочет слушаться. Даже глаза трудно открыть. От сквозняка по мне бегают миллионы мурашек. Я не чувствую свои пальцы. «Не понимаю… Не понимаю, КАК можно быть столь равнодушными! Как можно так поступать с людьми? Как можно давить на страхи, от приступов которых душа распадается на части и каждый сантиметр тела дрожит в ужасе?» Я продолжал сидеть спиной к санитару и к этому чёртовому доктору. Нас троих окружала бы тишина, если бы не моё тяжелое дыхание. Я никак не могу прийти в себя - Я думаю, вы усвоили урок, Джереми, и в следующий раз будете более сдержанным, иначе нам придётся повторить ЭТО, – голос Фейбера был сух, но на последнем слове он сделал ударение. Сердце застучало, как бешенное, при упоминании о том, что сейчас произошло и о том, что это может повториться. - Да, - это всё, что я мог произнести. И после этого «да» я понял, что пытаться выбраться отсюда бес-по-лез-но. - Тогда прошу, Элмер, проводи мистера Хэмминга в его палату,- Фейбер развернулся на каблуках и направился к двери, но потом, немного остановился, помахал в воздухе указательным пальцем и не, смотря на меня, сказал: - Надеюсь, мы друг друга поняли, мистер Хемминг,- и на этом наш разговор был закончен. Только сейчас я развернулся к двери лицом. Томпсон смотрел на меня и слегка прищуривался: - Ты что, это, воды боишься? - он немного помолчал и продолжил: - Ладно, пошли я отведу тебя и дам сухое белье… И ещё кое-что, подойди-ка. Ноги дрожат от холода и страха, поглощавшего меня в свою пучину. Я опять опёрся о стену и встал, я иду медленно, словно механический робот. Стопы шлёпают по воде, будто я иду босиком по лужам. Всё моё тело покрыто капельками воды, иду вперёд и слышу только своё дыхание. В ушах звенит и голова немного кружится. Видимо, не выдержав такого долгого ожидания, санитар сам подходит ко мне: - Подними-ка руки,- голос прозвучал без упрёка и я повиновался. Томпсон начал развязывать верёвки на моих руках, иногда ругаясь на то, что было трудно распутать, но потом он достал ножницы из своего кармана и аккуратно разрезал мои оковы. После он вывел меня за дверь и сказал, чтобы я шел впереди. Не понимаю, он так изменился в лице когда прозвучал его вопрос «Ты что, это, воды боишься?». Почему это его так поразило?..***
Не помню, как добрались до коридора, ведущего в отсек №1, но когда мы дошли до комнаты под номером XII, санитар открыл передо мной дверь, а потом, закрыв её на ключ, сказал, что скоро придёт с сухой одеждой. Я молча снял мокрые, холодные штаны и бросил их на пол. Руки по-прежнему дрожали, вены вздуты, а во рту привкус ржавчины. Я окинул взглядом мою комнату. Она небольшая. В правом углу, возле окна, белая кровать, простынь на ней мятая, а одеяло валяется на полу (из-за моей глупой попытки сбежать), напротив кровати дубовый шкаф, а рядом с ним стоит стол, в ящиках которого нет ни ручек, ни карандашей. Да, совсем забыл, у меня в комнате есть небольшое зеркало, его повесили только потому, что попыток суицида у меня не наблюдалось. Пока что. У большинства пациентов нет такой возможности. Возможности. Не думаю, что словом «возможность» можно описать чувство, когда тебя тошнит от собственного вида. Поэтому я всегда завешиваю его своими вещами. Мне неприятно смотреть на себя… В ТАКОМ состоянии, эта лечебница будто высасывает из меня жизнь. Мне безумно хочется сбежать отсюда… Просто бежать, никуда не оглядываясь. Сам того не замечая, я подошел к зеркалу и стянул вещи, которые тут же с шорохом свалились на пол. И вот я смотрю на своё отражение. Усталый взгляд светло-голубых глаз, щека, которая немного распухла после удара. Губы напряженно сжаты и дрожали время от времени. Я запустил руку в волосы и медленно провёл от лба до затылка. Не двигался, просто смотрел на себя и пытался понять, почему всё так произошло. Не знаю, сколько я так простоял, но отвлёк меня звук открывающейся двери. Это был санитар. Я медленно повернул голову, будто боясь оторваться от своего отражения. Солнце уже село, и разобрать то, что находилось в моей комнате, было тяжело. Свет от фонаря на улице немного освещал помещение. Томпсон попросил меня включить светильник, который стоял на столе. После того, как я включил лампу, рассмотреть наши лица было легче, но всё равно сумерки брали своё. Он положил сухие вещи на край моей кровати, потом неуверенно, чуть останавливаясь, пошёл к двери. - Вы что-то хотели у меня спросить? - я приподнял бровь и посмотрел ему прямо в глаза. - Я? Ну, я бы хотел с тобой кое о чём поговорить, - Томпсон посмотрел на меня в ответ, голос его прозвучал громко, только сейчас в нём не звучали издевательские нотки. - О твоей фобии. Ну, о фобии так о фобии. Хотя со мной никто не разговаривал на эту тему. - Хорошо, - я кивнул головой, дотянулся до вещей, лежавших на краю кровати и быстро их на себя надел, вещи были только что постиранные и отглаженные. Томпсон пододвинул стул ближе к кровати, а я сел на неё, скрестив ноги, и приготовился к предстоящему разговору. - Когда я ходил за вещами, то зашел в архивы и прочитал твоё дело. Там было сказано, что при поступлении сюда тебя мучили бесконечные кошмары, были нервные срывы и приступы паники. Этот набор мне знаком, тут почти каждый от этого страдает. Но, вот что заинтересовало меня это то, что в отдельной графе было написано «Гидрофобия». Я не знал. Извини, то, что произошло в душевой, я думал, доктор Фейбер просто хочет поговорить с тобой, запугать, чтобы такого больше не повторялось. Но он действительно перешел все рамки. Ты не мог бы мне рассказать, из-за чего у тебя появилась эта фобия? Я быстро прокрутил в голове то, что сказал Томпсон и тут же понял, что не смогу ему это рассказать… Я попросту не помню, что произошло. В моей голове выстраивалась логическая цепочка, я начал вспоминать даты, людей, события, и вроде ответ был на поверхности, но я его не видел. И действительно, я ведь даже никогда не задумывался, почему я боюсь воды. - Не помню. Сейчас, когда вы спросили меня об этом, только сейчас я начал задумываться по поводу моей фобии. Но не могу вспомнить, как попал сюда, - я был в растерянности. - Это странно, да? - обратился я к санитару, - я провел в психушке восемь месяцев и до сих пор даже не задумывался, что было причиной… - Такое бывает. Это называется посттравматической ретроградной амнезией. Должно было произойти что-то ужасное, чтобы некоторые воспоминания просто стёрлись у тебя из памяти, - Томпсон опёрся головой о руку, взгляд его был устремлён сквозь меня, он говорил что-то шепотом, пытаясь найти ответ на вопрос, который даже я не мог найти. - Когда я учился Берскинском институте медицины, мой преподаватель Альберт Шульц, после занятий изучал последствия ретроградной амнезии. Он рассказывал, что наиболее вероятно этот вид амнезии связан с нарушением процесса консолидации следа памяти, то есть с дефектом преобразования динамических процессов передачи информации по нейронным цепям. Также, в некоторых случаях, во снах нам может передаваться информация, или же обрывки воспоминаний. - Но здесь мне не снятся сны, - и действительно, я не мог вспомнить ни один сон после того, как проснулся в этой психушке 27 апреля. - Можно теперь я задам вам вопрос? - я спросил сухо и резко. - Да, конечно, Джереми, задавай. Я сделал глубокий вдох и проговорил: - Что сейчас происходит? С чего вы решили мне помогать? Это проверка или что? Я правда не понимаю! - Томпсон был единственный, с кем я нормально разговаривал за последние четыре недели, мне было неловко так говорить, но я чувствовал себя таким уязвимым, я просто разучился доверять людям. - Да, я понимаю твоё недоверие, но я действительно хочу помочь тебе. Я повидал много сумасшедших и точно могу тебе сказать, что ты таким не являешься. Тут дело в чём-то другом. Я недавно переехал в это место и устроился санитаром в лечебницу… Раньше я жил недалеко от сюда. Мой сын… - Томпсон тяжело вздохнул, а глаза его потускнели, это было видно даже в сумерках. Потом он произнёс тихо-тихо, будто говорил это самому себе, пытаясь в это поверить. - Он умер. Руди… Мой единственный сын. Он очень боялся воды. - А что с ним случилось? - этот вопрос вылетел автоматически, я даже не подумал, захочет ли он делиться со мной частью его прошлого или нет. Но Томпсон охотно начал рассказывать свою историю. -Это случилось в июле. Как-то раз они с друзьями играли возле озера и прыгали в воду с плота, который сами сделали из досок. Кира, подруга Руди, она наблюдала за ними с берега. Но плот очень далеко заплыл и Руди начал кричать, чтобы старшие ребята подплыли ближе к суше. Они его не послушались и начали смеяться над тем, что он ведет себя как девчонка. Потом, по словам Киры, его начало трясти и он вцепился в одного из ребят, который смеялся над ним, и тогда старший из ребят резко оттолкнул его от себя… Руди просто упал в воду и начал пытаться найти опору, он пытался дотянуться до поверхности, но вода, она словно его не отпускала. Он захлебнулся, понимаешь?! У него был приступ, а они… Это были просто дети, они не понимали этого. Они ждали, когда он вынырнет, но этого не произошло ни через минуту, ни через две. Кира начала громко кричать и звать на помощь, но они были окружены лесом. Дети были окружены лесом, - Томпсон остановился и закрыл лицо руками, воспоминания прошлого не отпускали его, как я понял, ни на секунду. И вряд ли он кому-либо ещё рассказывал про этот случай. Как и я никогда не делился историей про свою фобию. Санитар немного успокоился и продолжил рассказ. - Они убили моего мальчика... Когда ребята доплыли до суши, они сразу запретили детям говорить, что произошло на озере. Они испугались. Испугались того, что сделали… Ему было всего 5 лет! - Томсон не мог больше сдерживать слёзы. Да и не нужно было. Мне было ужасно жаль его сына. Я положил руку ему на плечо, тело его вздрагивало. Слёзы издевательски начали подступать к глазам, я снова вспомнил то, что произошло сегодня. Я не знаю, как это описать словами, но я чувствовал себя таким беспомощным, мне было ужасно страшно. И история, которую рассказал Томпсон… Я словно был там, словно был этим мальчиком, который захлебнулся в этой чёртовой воде. Мы просидели так минут десять. Когда Томпсон рассказал про своего сына, во мне будто что-то перевернулось. - Ладно, Джереми, извини, что не сдержался. У тебя сейчас и так ужасное состояние, а тут ещё я со своей историей, - Томпсон опустил голову и протянул мне руку, - Ну, до завтра, мне уже пора идти. Рассказ с его сыном в главной роли всё еще крутился у меня в голове. - Джереми? Ты слышишь меня? - санитар помахал перед моими глазами. - Да, да… До свидания, мистер Томпсон,- я протянул ему свою руку. - И ещё кое-что, чуть не забыл, - темнокожий санитар наклонился к моему уху и шёпотом, что даже я почти не мог расслышать, сказал: - Не принимай таблетки, которые принесёт сейчас медсестра, а завтра я ещё зайду к тебе, - я поспешно кивнул и проводил взглядом мистера Томпсона. В дверях он остановился и ,помахав рукой, сказал: - До скорого, думаю, завтра нам будет о чём поговорить, - дверь закрылась и послышался металлический щелчок. Минут пять я просто сидел, всё также скрестив ноги. Потом вспомнил, что скоро должна прийти медсестра, встал с кровати и включил весь свет в комнате, завесил зеркало своими вещами и сел на стул, который опять передвинул на середину комнаты. Раздался стук в дверь. Потом опять тот же металлический щелчок, и дверь открылась...