Крути, Макс, палки, крути!

Точно в середине небольшой светлой комнаты, параллельно белому глянцевому потолку лежал Максим. Светлые волосы разметались по окружности чёрт-знает-сколько сантиметров, центром которой являлась голова самого вокалиста Эпидемии. Перпендикулярно юноше сидел его предшественник, Павел, на чьих коленях и покоилась вышеуказанная часть тела Флаера. Таким образом музыканты образовывали собой прямой угол. - Тьфу, я с Женькой переобщался! - громкий возглас Макса резко разорвал тишину помещения. - Одна математика уже на уме! Паша, кажется, только что заметив неподобающую позу, да и вообще присутствие Самосвата, вдруг нахмурился, довольно грубо спихнул с себя друга и недовольно буркнул: - Иди давай, палку крути, нечего фигнёй маяться. - лидер Арды был раздражён. Макс скорчил обиженную гримасу, но, обеспокоившись тоном друга, всё же принял сидячее положение и послушно продолжил работу. Дело в том, что Юрий Мелисович оказался исключительно, прямо по-кендерски хитрым существом, а Флаер так не кстати являлся его подчинённым, в результате чего два вокалиста вот уже битый час занимались, откровенно говоря, какой-то белибердой, а точнее - выполняли школьное задание двоюродной племянницы троюродной сестры лидера Эпидемии, а ещё точнее - плели корзинку из газетных трубочек. В прочем, у обоих сложилось впечатление, что Юрон над ними просто издевается. - Просветил бы что ли, за какие хоть грехи. - не унимался Максим, чьи руки росли явно не оттуда, откуда предполагалось учителями технологии, а потому уже минут пятнадцать пытающегося склеить две бумажки. - Тебе ли жаловаться? - Окунев ухмыльнулся. - если бы не я, то сидел бы сейчас один и выполнял мелисовское задание, и так помогаю, а он ещё недоволен. - Спасибо, ты настоящий друг! - Самосват вложил в свой голос столько пафоса, сколько мог, тем самым разрядив обстановку. Оба вокалиста залились весёлым смехом. - Ага, вот прихожу я к вам на студию, а мне на встречу несётся Флаер и со словами «Паша, спаси, меня Юра обижает!» утыкается мне в плечо. Ну вот и как тебе такому отказать? - на лице Окунева появилась снисходительная улыбка великого добродетеля. - Никак, - довольно подытожил Максим.