Громовержцы

Бен Урих работал в сфере журналистики в течение двадцати лет, и его крайне трудно было удивить какой-либо темой для статьи или репортажа. Довольно часто какой-то новенький журналист прибегал к известному ветерану своего дела, чтобы похвастаться, на что Урих всегда отвечал в саркастичной манере. Это будет ожидать каждого, кто будет работать журналистом в течение большого промежутка времени, и с этим ничего поделать Бен не мог, хотя от этого ему никогда не было легко. Другой не самый приятный момент включал в себя то, что когда Урих всё же добирался до действительно важной темы, ему всячески пытались помешать донести её до народа. И в такие случаи он традиционно начинал думать о том, как же несправедлив и вонюч проклятый мир, в котором они живут, где маньяки, педофилы, наркоманы и криминальные авторитеты разгуливают на свободе, едят в дорогих ресторанах, снимают себе красивых баб и наслаждаются жизнью. А честные трудяги? Им придётся довольствоваться тем, что они хотя бы не подыхают с голоду, и то не всем. Работать журналистом… Нет, честным журналистом в этом мире было необычайно трудно. Каждый раз приходится сталкиваться с выбором между справедливостью или наживой, человечностью и безразличием. Если ты пытаешься играть в справедливого парня, то приходится делать это с осторожностью, особенно, если у тебя есть семья. И в любом случае, тебя вынуждают улыбаться проклятым разжиревшим ублюдкам и их наглым ухмылкам, которые так и говорят: «И что ты можешь сделать, червяк?». Но сегодня Бен волновался, причём, сильно. Он уже и забыл, каково это – волноваться перед важным интервью. Точнее, он вообще забыл, что это такое, ведь из-за его характера ему часто не доверяли их. Особенно с политиками или бизнесменами, которых Урих на дух не переносил. Сегодняшнее интервью было примечательно тем, что его наверняка смотрела вся страна… Да нет, скорее даже большая часть мира. До начала оставалось всего несколько минут. Бен сидел перед камерами, листая свой привычный блокнот с вопросами. Старая привычка записывать их туда, а потом даже и не заглядывать – у многих так бывает, но Урих считал, что беседа должна выглядеть беседой, а не экзаменом в университете. Он почувствовал, как очки немного съехали вперёд, и поправил их, ощутив капельки пота на виске. Известный журналист выругался про себя – нужно было взять себя в руки. В конце концов, это был лишь сын известного нацистского преступника. Уж точно не он сам. - Он идёт! – раздался голос оператора. Урих поднял голову и увидел высокого мужчину средних лет со светлыми волосами, одетого в строгий тёмный костюм. Его лицо бледноватого оттенка не вызывало никакого отторжения, как ожидал Бен, напротив, перед тем как сесть, он любезно пожал ему руку. - Можно начинать? – спросил Урих у персонала студии, направляющих камеры на них. Он вопросительно посмотрел на их гостя, который лишь с улыбкой кивнул ему. Бен удивился тому, что не понадобилось никакого времени для подготовки. Время пришло, персоналу был подан сигнал, камеры были включены, и эфир начался. - Приветствую всех наших зрителей, – начал Бен Урих, смотря в камеру. – Вторая Мировая Война, безусловно, является тёмным пятном в истории человечества. Самая жестокая и безжалостная, неистовость нацисткой Германии угрожала поглотить весь земной шар. Когда мы думаем о врагах, то в первую очередь нам приходит на ум имя Адольфа Гитлера, однако, не он один был ответственен за многочисленные жертвы. В период войны существовало великое множество нацистских преступников, среди них стоит выделить целую организацию, которую мы знаем как «Гидра», под руководством Иоганна Шмидта, известного как Красный Череп. Помимо него, был преступник, чья жестокость оставила шрамы на целых поколениях людей – доктор Генрих Земо. Более известный, как Барон Земо – ближайший сторонник Красного Черепа и Гитлера, организатор многочисленных атак на различные страны мира, виновник печально известного теракта в Лондоне. Тот, кого после окончания войны ещё тридцать лет не могли схватить и передать в руки правосудия. И сегодня мы узнаем правду о нём. И для этого, сюда и прибыл сын Генриха – Гельмут. Поприветствуем его. Гельмут выглядел абсолютно невозмутимым. Никаких признаков волнения он не показывал, наоборот, он лишь улыбнулся. - Приветствую, Бен. Я высокого мнения о Вашей работе, – сказал Гельмут с немецким акцентом. - Благодарю, – кивнул Урих. – Скажите, Гельмут, многие потомки нацистов пытались оправдать своих родителей, заявляя, что они работали под давлением Гитлера. Возможно, Вы хотите сказать то же самое и о Вашем отце? Земо решительно покачал головой, а его лицо даже скривилось от отвращения. - Я мало знал отца. Его схватили в 1975 году, я родился в 1970 в Лейпциге. Он бывал дома нечасто, а когда был, запирался у себя в кабинете или своей лаборатории, моим воспитанием занималась мать. Занимательно, но отец никогда не стремился воспитать во мне нацизм, и всё в таком духе… Видимо, он боялся, что я мог кому-то проболтаться, - в этот момент он задумчиво опустил глаза. – Но я боялся отца. В те редкие моменты, когда мы виделись, он сухо спрашивал, как у меня дела. - Вы сказали, он не пытался воспитать в Вас собственную идеологию. С чем Вы это связываете, Гельмут? Быть может, недоверие? Ваша мать знала правду? - Моя мать знала, – эту фразу Земо произнёс очень тихо. – Мы жили под другими фамилиями, но истинную и я знал, более того, он часто говорил, насколько велик его род. А матери он постоянно читал нотации о том, какая это великая честь – породниться с родом Земо. Учитывая, что отец доверил мне правду о себе и своём прошлом, то думаю, он доверял мне. Просто сама идеология не играла для него особой роли. - Тогда что ему было нужно? – озадаченно спросил Урих. - Мама рассказывала, что отец считал нацистов теми, кого легко подчинить… Считал его удобным. Возможно, он мог то же самое сделать и со мной, но ребёнок мог проболтаться кому угодно, а ему не нужно было лишнее внимание. Отца интересовало мировое господство. Именно поэтому он объединил усилия с Красным Черепом. Они бы скинули Гитлера, если бы Капитан Америка всячески не подрывал их деятельность. Бен отпил воды со стакана, и интуитивно опустил глаза в блокнот, чувствуя на себе взгляд Гельмута, от которого ему стало не по себе. - Барон Земо. Так он себя называл, – наконец, выдавил из себя журналист. – Это самопровозглашённый титул, который Генрих присвоил себе во время войны? Или же здесь кроется нечто большее? Гельмут лишь иронически ухмыльнулся. - Отец уверял меня в том, что у нас очень древний род, а он сам – уже двенадцатый Барон Земо. Но… Откуда взялся у нас этот титул, я понятия не имею. Отец, видимо, ожидал, когда я подрасту, чтобы подробнее рассказать мне о нашем роде. Урих вдруг понял, что Гельмут так и не ответил на один из вопросов, который уже был задан. И который интересовал его больше всего. Ему это не понравилось. Раньше Бен вёл интервью совершенно по-другому. Никто не мог уклониться от таких вопросов. Что же было не так с этим Гельмутом? - И всё же, я хотел бы повторить вопрос, – неуверенно сказал журналист. – Готовы ли Вы попытаться оправдать Вашего отца? Мы знаем о его многочисленных преступлениях, жестоких экспериментах, массовых убийств жителей деревень, строительство смертоносного оружия, желание покорить весь мир. Возможно, всё это фальсификация? Может, история приврала? На одно мгновение Уриху показалось, что во взгляде Земо мелькнуло раздражение. Но оно сразу исчезло, а лицо приобрело всё то же невозмутимое выражение. - Из-за моего отца, на меня в течение сорока лет смотрели как на потенциального преступника, даже маньяка, – спокойно сказал он. – Мой отец ответственен за смерти тысяч ни в чём неповинных людей… Женщины, дети. Целые семьи и поколения несут на себе страшные шрамы из-за того, что мой отец, Генрих Земо, был жестоким монстром, деспотом и садистом, убивающий ради забавы, и ради каких-то научных целей. И его поступкам нет прощения. Я сожалею, что вырос в его семье… И я прошу прощения. Я прошу прощения за всё то, что он натворил. Я хоть сейчас готов пойти в церковь и молиться за каждого, кого Генрих Земо уничтожил в своей погоне за властью. И я больше всего хочу, чтобы наша фамилия когда-нибудь не была синонимом слова «зло». Гельмут взглянул прямо в объектив камеры, и очень серьёзным тоном добавил: - И самое главное – Генрих Земо мне не отец. У нас общие кровь и гены, но ничего более.

***

Запись закончилась, и экран сразу выключили. Ник Фьюри со скептическим взглядом прослушал всё интервью, и не произнёс ни единого слова. Он чувствовал вранье и неискренность, так уж вышло за долгие годы службы. И он мог сказать одно – Гельмут Земо не произнёс ни единого правдивого слова в этом интервью. - Ну как? – ехидно поинтересовался мужчина в очках, стоящий в тёмном углу небольшого помещения для совещаний. - За словом в карман не полезет, – проворчал Ник, поднеся зажигалку к сигаре. – Не стоит этому удивляться, папаша у него тоже этим отличался. - Это интервью было сделано два года назад. Через месяц Земо вдруг поселился в Симкарии, что уже удивило. Он не принимал участия в деятельности «Гидры» здесь… В базе данных вообще ни слова о нём. Однако, через два года в Симкарии вспыхнула гражданская война, а вмешаться, не нарушив суверенитет, мы не можем… Ты понимаешь, в каком мы положении, Ник? - Гирич, давай ближе к делу, – сказал Фьюри. – Пошлём туда Мстителей? - У одного из них чуть ли не на башке написано, что он американский агент. Ты хоть понимаешь, какой скандал будет, если они там хотя бы засветятся? Ты готов пойти на риск? - А что ты предлагаешь? Гирич приблизился к Нику, и бросил перед ним папку на стол. Фьюри раскрыл её, и начал рассматривать находящиеся в ней досье. Тут в его глазах вспыхнул гнев. - Нет… - прошептал он. – Ты с ума сошёл… - Если Земо доберётся до главного козыря Симкарии, то тогда нам точно не поздоровится, – возразил Гирич. - Но какой ценой? - Инициатива Мстителей проявила себя великолепно. Как раз появился повод испытать и инициативу Громовержцев.