Спонсорские отчисления

      Тонкие губы начинают обжигающую дорожку на шее, под самой костью нижней челюсти и движутся ниже, вжимая поцелуи так глубоко, что дышать становится трудно. Кадык подрагивает от жестких касаний и дергается, когда непроизвольно сглатываешь. Длинные пальцы не в первый раз пробираются под рубашку, а жилет давно уже скинут и смят на полу. Прикосновения этих холодных рук обжигают, словно раскалены докрасна, и по-металлически же крепки, когда требовательно обшаривают тело, сжимают, тянут, вновь гладят, спускаются ниже и повторяют свои безумства. Острые зубы прихватывают кожу на шее и поцелуй становится укусом. Нет, не милым прихватыванием кожи, которым балуют обычно в прелюдии, а настоящим укусом, захватывающим горло, заставляющим вскрикнуть и выгнуться, упереться в широкие плечи, царапая дорогой костюм. Пока бьешься в панике, его руки уже расправляются с твоими брюками и издевательски медленно проводят по плоти, заставив острее чувствовать свою наготу. – Ваши идеи весьма интересны, мистер Хиггсбери, – взгляд пытливых глаз обводит результаты экспериментов, а кончик сигары чертит в воздухе тлеющий полукруг. – Но кажется, Вам преступно чего-то не хватает… Ты познакомился с этим странным человеком недавно, а теперь чувствуешь себя дураком, когда решаешь похвастать плодами своего разума. Самое худшее в происходящем, что нельзя сказать, что он неправ. Нельзя назвать его глупцом и выставить из дома, потому что червь сомнения давно живет в твоем рассудке и точит тебя, стоит лишь взглянуть на созданные вещи свежим утренним взглядом, выспавшись после долгой работы. Не сказать, что все, тобой созданное, жуткая, никому не нужная дешевка и профанация, - но действительно. Чего-то не хватает. – Наверное, вдохновения, – пытаешься отшутиться, но отчего-то язык ватный и разговаривать неприятно. Правда глаза колет? – В конце концов мы все стараемся не больше, чем от нас этого требуют обстоятельства… Пожимаешь плечами, подходя к одной из вещиц, и не замечаешь, как растягиваются в ухмылке тонкие губы, сжимающие сигару.       Он входит жестко и резко, заставляя кричать. Хоть горло отпустил, изверг. Утыкаешься лбом в его плечо, как и раньше ощущая дорогую шерсть костюма, вместо кожи - он никогда не раздевается, словно всегда держит дистанцию, дает понять о пропасти между вами. Безумно раздражает такая привычка, но только тогда, когда об этом задумываешься, но.. Это всегда после окончания ночи. Пульсирующая боль делает тебя более отзывчивым - обычно ты стараешься вести себя тихо, и иногда замечаешь, как насмешливо твой мучитель реагирует на эту безучастность. Он-то знает, что буквально через четверть часа ты будешь рыдать и стонать, поднимать бедра и обвивать его ноги своими, прижиматься к нему и царапать ткань его одежды - от невыносимой боли и обжигающего вожделения, разливающегося из низа живота по всему телу. Ты никогда не был мазохистом… По крайней мере до того, как первый раз оказался под ним.       Ничего не ладится. Гость оказался неплохим спонсором, но требовал так много. Год с вашего знакомства стал самым продуктивным за твою жизнь, но и самым изматывающим. И вот наконец наступило выгорание. Ты не спишь вторую ночь, вокруг мерещится черти что, а стоит лишь сомкнуть глаза и голова начинает трещать по швам от разрывающих ее мыслей. Скоро нужно что-то представить ему. Скоро. Очень скоро. А у тебя ничего. Пусто. Даже в голове. Не наскребешь мыслишек даже на что-то жалкое. Паника разрастается и захватывает все твое естество, парализует руки. Чудится поминутно то стук в дверь, вкрадчивый и разборчивый, как всегда, то шаги на лестнице, отчетливые, но легкие. Но в доме никого кроме тебя. Иногда хочется все бросить и когда он придет устроить скандал, высказать ему, что он иссушил твой мозг как губку, что нельзя так с людьми! А потом апатия высасывает всю твою дерзость, и осознаешь, как ничтожно было то, что ты делал до него и насколько ты стал самодостаточнее, интереснее, разумнее, настолько более плодотворна твоя работа с его поддержкой. Нельзя просто так отказаться от нее. Но и предложить на этот раз тебе нечего. Поэтому когда он наконец действительно приходит к тебе, то ты больше похож на призрак самого себя, чем на реального человека. Нечего предложить. Он все понимает и без твоих объяснений, хоть, впрочем, для этого и не нужны детективные способности. Достаточно взглянуть на захламленный стол и разбросанные смятые чертежи, на черные тени, залегшие под твоими глазами и отросшую щетину, чтобы понять – все неладно. Загадочный меценат тогда хмыкает и за плечи поднимает тебя со стула, где ты пребываешь в молчании и прострации с его прихода. Легонько подталкивая, он спускает тебя с научного чердака и приводит в ванную. Откуда-то находятся горячая вода, мыльная пена и бритва (он сам все подогрел, приготовил и принес? Или кто это сделал? Но если он – то когда? Ты, кажется, совсем потерялся во времени и пространстве). – Сбрейте свою дикарскую бороду, мистер Хиггсбери, – пренебрежительно цыкает языком мужчина, пристально наблюдая, как ты приводишь себя в порядок. – Вы неважно выглядите. После горячей воды и душистого мыла, и особенно того, что спонсор, хоть и обращается с тобой с подчеркнутым скепсисом, но все же не уходит (а потому, может, сохранил интерес к твоим делам?), на душе становится легче. А еще лучше становится, когда он приводит тебя в кухню и вручает чашку ароматного чая, от которого крепко пахнет бренди – не иначе влито пару глотков для поднятия сил. – Итак, я вижу, Вы в отчаянии, – заключает гость, располагаясь на стуле напротив стоящего тебя. Как ему удается на любом предмете мебели сидеть так, словно это трон? Не дав тебе заговорить, хоть ответ и вполне ясен, он продолжает: – Тогда у меня есть, что предложить. Нечто, что могло бы стать венцом карьеры и уже сейчас Вас, такого молодого, поставить в один ряд с гениальными учеными всех времен. Ты слышал подобные завлекательные предложения много раз, но в отличие от всех прошлых, ты отлично знаешь, что этот человек не пустозвон, как другие. Что он может предложить? Ты замечаешь на его губах ухмылку и немного хмуришься - похоже ты повел себя слишком азартно, для того, чтобы эта реакция осталась тайной. – Но ведь Вы понимаете, мистер Хиггсбери, что давая Вам все для разработок подобного уровня, я должен быть уверен в Вашей лояльности и том, что Вы будете продолжать работу, несмотря ни на что.       Все горит внутри и ты задыхаешься от страсти, уже совершенно без стеснения запустив руки в его волосы, цепляясь за них. Он не против, ты знаешь. Его ладонь, словно в ответ, ложится на твой затылок, натягивает черные пряди, сильнее прижимая тебя, не давая извиваться сильно или пытаться избежать самых чувствительных толчков, которые доводят тебя до крика, срывающего горло. Сколько раз ты уже кричал под ним и не сосчитать, а он все равно каждый раз доводит тебя до новых ноток удовольствия, смешанного с сумасшедшей болью. Но тебе нравится именно так, ты не можешь лукавить, когда ощущения накрывают с головой, а он смог бы узнать об истинных чувствах, даже если бы ты лучше старался их скрыть. Наконец движения становятся все сильнее, все жестче, ноги твои немеют от того, как ты вжимаешься в пах своего мучителя, и вот вы вдвоем кончаете - он чуть раньше от того, как судорожно ты ищешь больше этих ощущений, а ты сразу за ним, когда пиком в твоих чувствах становится обжигающая наполненность внутри.       Ты продал свое тело за знания. За доказательства лояльности, но совесть тебя не мучает. Вообще, ты больше не мучаешься душевными терзаниями, поисками смысла или недостатком вдохновения – Он! Он действительно дал знания и чертежи, которые не представить узколобым обывателям! Это почти алхимия, почти магия, наука за границами возможного! Ты торжествуешь, ведь творение уже готово! Осталось лишь включить… Рука немного подрагивает, когда протягиваешь ее к рубильнику… Ну что за непозволительная дурость! Это все было не для того, чтобы спасовать в последний момент! Рубикон не мог бы остаться неперейденным! А этот рубильник должен быть включен! Щелчок. Скрежет. Тени. Тьма. – Ты неважно выглядишь, приятель, – знакомый голос прорывается сквозь расплывающееся сознание. Почему на «ты»? Кожей чувствуешь легкий ветер и солнце… Странно. Ведь была ночь и закрытые окна на чердаке… – Лучше бы тебе найти что-нибудь поесть до того, как наступит ночь. Какая несуразица… О чем это Он?