Хрустальная Соня

      В ту ночь был сильный шторм. А наутро дети, выбежавшие на берег в поисках морских подарков, застали ужасающую картину: разбитый корабль. Поломанная мачта воткнулась в песок, как символ окончательной смерти. Тряпка, раньше бывшая парусом, закрутилась вокруг чудом сохранившегося рея, нелепо свисая вниз драными краями и, в некоторых местах, остатками канатов. В месте, где было сердце корабля – киль, щерилась черной пастью дыра, вместо зубов демонстрирующая обломки досок.       Прибежавшие на крики испуганной ребятни взрослые спустя некоторое время лишь развели руками: измотанная бушующей стихией, команда не смогла спасти судно и экипаж, проиграв ей. Беженцы из Нового Мира погибли, чуть ли не вслед за своей потонувшей землей.       Весть о том, что только один человек спасся, сначала восприняли как глупый розыгрыш: слишком мертвым выглядел корабль. А когда, наконец, даже самые недоверчивые убедились в этом сами, то забрали выжившего домой, приютив и обогрев. Худая, с множеством порезов и синяков, девушка, лет семнадцати на вид, долго не приходила в себя. А когда открыла глаза…        – Осторожнее! Тут же везде хрупкие творения! Своей толстой задницей ты лишишь этот мир столь прекрасного, что хоть немного спасает его от гниения! – нет, столь длинная реплика была посвящена не мне. Николетта, а сокращенно – Ника, лишь фыркнула в ответ на столь обидчивую формулировку, даже не останавливаясь на повороте со стоящими на стойке поделками из стекла и, чуть дальше, хрусталя.       – Смотрю, вы сегодня в хорошем настроении, – веселым голоском отозвалась она, устремляясь к неожиданно скрипнувшей двери, из-за которой в помещение вплыла представительная дама средних лет с маленькой крысой-собачкой под мышкой и презрительно–завистливым взглядом, окидывающим выдающиеся формы моей напарницы. Ника сделала какие-то выводы и, нарочито эффектно склонившись в приветственном поклоне, последовала к витрине с товаром, якобы указывая на имеющийся в ассортименте продукт, а на деле позволяя рассмотреть себя сзади. Благо есть чему позавидовать.       – Я хочу приобрести себе какой-нибудь сервиз подороже, – требовательно заявила посетительница, останавливаясь возле местного аналога кассы и упирая в бока пышные ручки. Скептически смерив женщину взглядом и легонько улыбнувшись, я так же приветливо кивнула ей.       – Добро пожаловать, леди. Вы пришли по адресу, – ну да, если хочет дороговизны - впаяем ей что-нибудь эдакое за кругленькую сумму. А нефиг с порога о таком сообщать. Ника тихонько толкнула меня ногой под прилавком, явно подумав в том же ключе.       – О, прекрасная леди, прошу вас, выбирайте, чего глаз желает. Вот стекло, выдуваемое на дальнем острове… – учуяв прибыль, наш странный хозяин, один в один напоминающий Сальвадора Дали, выбежал навстречу, беря ее руку с мощными перстями в свои и целуя. Я и Ника скривились почти что одновременно.       – Я желаю красивый сервиз на двенадцать персон! – визгливо перебила эта… прекрасная леди, отталкивая хозяина лавки от себя и подходя к стенду с хрусталем. Маленькая крыса пронзительно завякала, поддерживая свою хозяйку. – Вот это безвкусно, но вполне себе так сойдет. Мой пусечка приезжает, хочу его удивить, – капризно надув губки, дама принялась вертеть в руках тончайшего выдувания чашку, красиво блестящую на пробивающихся через оконные занавеси, утренних лучах солнца. – Впрочем, она ужасна, – и поставила так, чтобы хрупкая посудина точно сковырнулась вниз.       – Нельзя ли осторожнее? – снизу вверх взглянула на нее, в последний момент успев подхватить тонкий хрусталь. Тихо вскрикнувшая Ника приложила руки ко рту - этот сервиз был одним из самых дорогих, так как делался одним очень известным стеклодувом. Хозяин долго бегал за ним, торгуясь за эту коллекционную вещь.       – Следи за языком, приблуда. Какая мерзость, – брезгливо взглянув на меня, процедила она. Я окаменела, после медленно выпрямилась, глядя на нее чуть сверху. Сейчас кто-то запоет фальцетом.       – Леди, взгляните, возможно, этот сервиз вас удовлетворит? – хозяин поспешил скрасить неловкий момент, уводя женщину в другой конец помещения и кидая на меня предостерегающий взгляд. Мне оставалось лишь молча поставить чашку обратно на место.       – Не обращай на нее внимания, она просто богатая тварь. Какая-то мамзель из поколения дворян, вот и считает себя пупом земли, – облокотилась на стойку Ника, когда я вернулась на свое место продавца. – А сервиз, кстати, один из самых лучших.       – Знаю, – вяло отозвалась, внутренне передергиваясь от звучания своего голоса. Никак не привыкну. – Спорим, что она, в результате, выберет именно его?       – Да тут и гадать не надо. Таким, как она, угодить нереально. Все не так, – она уныло выдохнула. – Если бы не хорошая зарплата и премиальные, давно бы ушла к Миле и Фессе в официантки. Там еще и чаевые большие…       – Чтобы пьяная матросня тебя лапала? Да ты у нас любительница острых ощущений, – тихо усмехнулась, мечтая о том, чтобы поскорее уйти с работы. Не выгорело – завалилась ребятня с родителями. Милые люди – семья поваров с конца Третьей улицы.       – Миски, плошки, чашки... Один из малых завалил буфет, где все хранилось. Весь фарфор вдребезги, а наказать-то и не получается, никто не признается, – усмехаясь в рыжие усы, выдал глава семейства. К нему и его супруге тут же подскочила Ника, приветственно улыбаясь и провожая к дальней витрине. Мне же было не до того: ловить маленьких двойняшек, любящих играть в прятки со всем живым, было делом нелегким. Спрятавшийся ко мне под юбку ребенок полностью лишил свободы к передвижению, крепко сжав в маленьких кулачках ткань джинсов, которые я носила под ней, и явно думая, что смог укрыться. Какая наивная и смешная простота. Второй повесился ко мне на шею, радостно обнимая и целуя в щеку. Еще и кошка, невесть как заскочившая в помещение, начала нарезать вокруг меня круги, явно выпрашивая что-нибудь вкусненькое. Первый малыш тут же ринулся за ней, хватая в охапку и принимаясь гладить. Меланхоличное создание лишь удобнее растеклось у него на руках, принявшись громко мурчать и поглядывать на меня серьезным глазиком. Да-да, знаю: сейчас ты позволяешь себя гладить, потом я тебя хорошенько кормлю.       – Мерзость! – дама вернулась, разглядывая собравшихся в помещении людей. Собачка надрывалась у нее в руках как могла. Глава семейства и его жена вежливо удивились. Ника чуть не выронила из рук демонстрируемое блюдце – такого отношения к посторонним не ожидала даже она.       – Ну, так идите в другое место, – пожал плечами мужчина. – Не мешайте честным людям отовариваться.       Пух и перья полетели только так. Шустро сбежав в подсобку, не забыв прихватить с собой детей и кошку, мы принялись тихо–мирно пить чай, весело слушая то, как бабу ставят на место. Мать «пусечки» явно проигрывала многолетнему опыту торговки выпечкой.       – О, да за что мне все эти невзгоды?! – хватаясь за голову, в подсобку вскочил хозяин, кивая в сторону чайника. Поданную ему спустя несколько минут чашку с настойкой мелиссы и мяты мужчина принялся вертеть в руках, глубоко вдыхая успокаивающий запах. Мы молча наблюдали за ним. Осторожно потянувшись вперед, кошка аккуратно сняла кусок колбасы с моего бутерброда, после ловко слизнула с хлеба масло. Глядя на это краем глаза, не смогла сдержать улыбки. Участвующие в спектакле двойняшки радостно захихикали и захлопали в ладоши. Мне оставалось лишь укоризненно взглянуть на кошку, ответившую невинным взглядом.       Это охота, детка.       – Да катись эта вся мерзость!.. – конец фразы потонул в грохоте посуды и истерическом вое собаки-крысы. Мы все встрепенулись, хозяин, испуганно дёрнувшись, побежал в главный зал.       – Сейчас будет кому-то бобо, – весело фыркнула, отрезая еще один кусок колбасы и заставляя кошку встать на задние лапки, чтобы забрать его. Одноглазая и местами подранная барышня не выказала никаких претензий, неожиданно бодро прыгая вверх и вырывая добычу.       Дети радостно захлопали, требуя повтора на бис. Крики снаружи набирали обороты. Пусечка явно вообще ничего не дождется. А повару нужно будет потом подогнать одну такую кружечку, расписную, из красивого фарфора… И жене его с детьми что-нибудь присмотреть, пока шумиха.       – Соня!!! – пароходной сиреной взвыл хозяин откуда-то из глубин магазина. А что Соня? Соня ничего! Она, быстро подняв подол юбки, уже вторую минуту пыталась пролезть в узкое окно под веселый и ничем уже неприкрытый ржач двойняшек. Кошка, посчитав, что требуется помощь, вцепилась мне пониже спины когтями, добавляя остроты ощущений и скорости. Мне не нужно было спешить на его крик, моя смена закончилась десять минут назад.        До своего дома я бежала быстро и закоулками, удирая от голодной барышни.       Радостные крики на детской площадке. Скрип качелей и шелест листвы на деревьях. Тихий шепот ветра, ласкающего песок в песочнице. Где-то вдалеке бушующее море-океан.       Сидя на низкой кирпичной стене, я наблюдала за всем этим детсадом, выпасаемым зоркими мамашами. Те с увлеченными лицами перемывали косточки знакомым, время от времени покрикивая на своих чад для профилактики.       Солнце ощутимо припекало, хоть день уже склонился к вечеру, окрашивая окрестности в красные, бордовые и местами пурпурные тона. Суббота не баловала на подробности, даря лишь философское настроение да заканчивающиеся сигареты в пачке. Мамаши меня пока не замечали, и я спокойно дымила ядовитой палочкой, ощущая покой и безмятежность. Зажатая в руке газета полугодовалой давности настраивала на философский лад, заставляя щуриться и размышлять о смысле бытия. В который раз.        «… в результате кораблекрушения в живых остался лишь один. Где бы Вы сейчас ни были, мы приносим Вам свои искренние соболезнования: из всей колонии беженцев, с погружающегося под воду острова, теперь Вы один. Надеемся, Гранд Лайн даст Вам новый дом. Держитесь».       Как мило. Они хоть что-нибудь о сострадании и деликатности знают? Впрочем, в данном вопросе мне было как-то наплевать на окружающее. Все равно это не мое прошлое. Хотя и стоит, наверное, выражать своей моськой грусть вселенскую, ибо почти как последний из могикан.       Соленая вода, забивающаяся в рот, нос, глаза. Волосы, облепившие лицо, закрывающие глаза, мешающие нормально двигаться. Ужасный холод во всем теле и чувство сильной усталости. Соль, хрустящая на зубах и, казалось, въевшаяся в кожу, мышцы, кости. Людские крики, не разобрать о чем, но откуда-то я знала, что отнюдь не радостные. Там была боль, страх, обреченность. И море осколков, врывающихся в помещение вместе с волной. Осколки… Откуда в море осколки?       Я резко вздрогнула, возвращаясь в теплый вечер весны и с некоторым удивлением оглядываясь по сторонам. Опять чужие воспоминания... Их не задавить, не загасить, поэтому приходилось раз за разом проживать кусочек чужой жизни.       Сигарета была докурена и выброшена куда-то под корни дерева. Юные спиногрызы все равно в дальнюю часть сада не будут забредать еще лет десять, пока не отделаются от внимательных мамаш. Все такие правильные до тошноты. У нас поколение пепси и то более любопытным было.        Идя по чистым улочкам города, зевала от скуки – однообразно. Ровно уложенная брусчатка, ровно подстриженные кусты и газоны, одинаковые крыши домов. Однотипные магазины с одинаково улыбчивыми продавцами. Люди, носящие почти одинаковую одежду и с недоумением глядящие мне вслед. Я-то, одеваясь по собственному вкусу и усмотрению, путала все устои. Вокруг был рай перфекциониста. Или мой личный ад. Хотелось выть, хотелось бежать и ломать. Доктор, у которого я и сейчас иногда обследовалась, посоветовал пить мне мелиссу и чаще быть на свежем воздухе или в компании. Не агорафобия, а просто невозможность принять окружающее меня. Он назвал это посттравматическим шоком. А также констатировал частичную амнезию вследствие кораблекрушения. Я же просто не знала, что сказать. Мое имя и то, просто первое, что смогла выдавить сквозь сжатые до скрипа зубы.       – Эй, опять курила? – из размышлений меня выдернул сердитый возглас. Вопрос чисто риторический. А значит, отвечать не обязательно. – Сколько тебе раз говорить: курящая девушка не привлекательна.       Николетта возмущенно сверкнула глазами, явно пытаясь вызвать у меня хоть какое-то угрызение совести. Трюк не удался – мне было наплевать. После вчерашнего нам с ней дали день отгула, пока бригада нанятых рабочих чинила стеллаж и разбитую в результате его падения, витрину. Дама-таки добралась до того самого набора хрусталя, разбив и в результате оплатив как его полную стоимость, так и нанесенный работникам моральный ущерб. Только сервиз все равно было жалко. Ника собрала остатки, чтобы потом, когда будет возможность, склеить. К несчастью, красивого звучания больше нельзя было услышать – треснутый хрусталь стал немым, сверкая поруганной красотой осколков.       – Ну, я же не заставляю проводить со мной времени больше, чем того требуют правила приличия? – пожав плечами, глубоко вздохнула, с истинно натуралистическим интересом разглядывая шикарный бюст пятого размера, замерший напротив меня. – Слушай, как только бегать умудряешься?       – Ты уже спрашивала. Вот так, – хмыкнув, она обняла себя, от чего и без того пышная грудь поднялась еще выше, заставляя проходящего мимо мужчину споткнуться от неожиданности. – Не увиливай.       Не многие ее новые знакомые после первой встречи могли сказать, какого цвета ее глаза. Со мной вышло немного иначе: большие, голубые, с маленькими зелеными вкраплениями были первым, что я увидела, когда в первый раз открыла свои, желтые. Мне сказали, что у них, тех, кто раньше являлся моей семьей, тоже были такие. Не знаю, как-то не успела я на похороны, чтобы проверить. А вот что могли сказать люди, застукай они меня на кладбище с лопатой в руках, узнавать почему-то не хотелось. Хотя мысль, на самом деле, была прикольная.       – Да, – ложь, она для самоспасения. Тут лучше говорить правду, так как бросать курить в ближайшее время я не собиралась. Что в старой жизни, что в новой, а привычки есть привычки.       – И ведь не накричишь на тебя, – поджала она губы. – А следовало бы. Ладно, твоя жизнь, твои проблемы. Завтра подмени меня в магазине – я на свиданку собралась.       – То есть, твоему новому кавалеру удалось пройти тест на профпригодность? – сощурилась, весело наблюдая за озорно заблестевшими глазами подруги.       – Относительно. Но на безрыбье и сама знаешь, – Ника демонстративно откинула русую волнистую прядь за спину и повела покатыми плечами. – В понедельник расскажу, как оно.       – Хорошо, с нетерпением буду ждать, позвякивая бокалами на стенде, – язвительно отозвалась в ответ.       И ведь не глупая девочка, знает, что да почём. Странно, что в свои двадцать четыре все еще не замужем – кавалеры, с которыми она активно встречалась, были отнюдь не промах. Да только всё не то. Языкастая, с пышными формами и умелыми руками, Ника, в то же время, знала себе цену, не подпуская их ближе, чем оно того стоило.       Остановившись напротив полупрозрачной витрины с зонтами, я еще раз взглянула на чужое отражение напротив, ответившее мне диким желтым блеском в глазах. Почему все так вышло? Не знаю. Только незнание не спасает от дальнейшей участи.        Из созерцательного настроения меня выдернул громкий цокот каблучков.       – Соня, Соня! Идем скорее, там Нила бьют! – подлетела ко мне, заламывая руки и строя круглые глаза, Мила – официантка из портовой забегаловки. Не удивительно что я с ней знакома – островок, на котором я обреталась, был небольшой, как в шутке у одного сатирика: страна маленькая, все друг друга в лицо знают. Её неприкрытый детский интерес, вспыхивающий при встречах, вгонял меня в ступор, заставляя трястись и сильнее сжимать зубы. Мила была любительницей всего необычного, а я была именно таким. Я была чужой. Для всех вокруг. И внутренне даже для себя.        Тот, кого били, был бродяжкой-воришкой, не раз попадавшийся в руки оскорбленных обворованных граждан. Да что поделать – парень-то клептоман. Вот время от времени его и пинали по ребрам особо обиженные.       – А мне там что делать? Могу только последнюю помощь оказать да заупокойную спеть, – равнодушно пожала плечами, демонстративно зевая и почесывая в ухе. Не лезь в драку - не будешь знаком с проблемами лично.       – Просто побудь со всеми нами. Чем больше недовольных, тем выше шанс спасти его, – уверенно отчеканила она, больше не споря и хватая меня за рукав кофты, утягивая по направлению к рассыпающейся верфи. Какая же ещё наивная девочка. Даже странно: работая официанткой в портовом баре, она явно успела пройти хоть какую-то школу жизни. Уныло выдохнув и мысленно подсчитав оставшиеся в пачке сигаретки, всё же сочла её предложение дельным – возможно и стрельнуть у кого получится. Мне очень нужно, хоть идти и не хотелось, но до зарплаты ещё неделя, а белли нужны уже сейчас и совсем на другое.       – О, Хрустальная, и ты тут, – весело выдохнул Хеккет, сразу оказываясь непозволительно близко, и, обнимая рукой за талию, притянул к себе. Меня ощутимо передёрнуло. Эй, тебе что, кто-то свыше разрешение выдал на то, чтобы эту тушку лапать?!       А прозвище-то прицепилось, не отдерёшь. Насмотревшись когда-то там, в прошлом, того, что, набрав определенное количество воды в бокал, можно извлечь звук, в один прекрасный рабочий день я начала экспериментировать. Хеккет и его друзья, зайдя посмотреть на новенькую, то есть меня, стали свидетелями того, как я фальшиво наигрываю Чижика-Пыжика. Прозвище в их просветлённых головах возникло сразу, и теперь стала я Хрустальной Соней. Ничего возвышенного, лишь чужой повёрнутый ум. Ну, заодно и фамилия у меня появилась.       – С какого благословления ты руки распускать удумал? – щипая его за кожу, выдохнула я. Чужое тепло больше нервировало, нежели реально грело. Я не в том настроении, чтобы объятиям радоваться. Тем более его.       – Сам захотел. Чего тут такого? – пожал он плечами, резко подхватывая меня и садясь на ближайшую бочку. Сказать, что я малость прифигела, не сказать ничего. – Гляди лучше: сегодня кто-то явно переборщил с нормой, – почти ласково прошептал на ухо, пока я силилась вырваться из стальной хватки. Какое самомнение, блин. И как отвратительно.       А Нилу, тем временем, и правда приходилось не сладко: загнав в угол, пара мужичков с татуировками явно хотели сделать его инвалидом.       – Откуда они? Никогда не видела, – немного повернув голову назад, спросила я.       – Эй, почему ты интересуешься кем угодно, но только не мной, – капризно проговорил парень. Удар локтем по рёбрам он принял со смешком, выдыхая теплый воздух мне прямо в ухо. Я вновь дёрнулась. – Они моряки, недавно приплыли, скоро уплывают. Так, ничего особого.       – Хеккет! Да помоги же ты ему! – Мила страдальчески заломила руки. – Ну что же вы все сидите?       – Он сам виноват. Не нужно было воровать, – фыркнул кто-то из ребят. Не знаю кто, мне было крайне лень запоминать их имена и клички. Так что знала через одного. Или через двух…       – Его же убьют!       – Это будет прикольно, – весело склонил голову набок Хару, тот еще проходимец и любитель залезть под юбку. Иногда и в штаны, чего не отрицал. А вот взгляд Милы, адресованный уже мне, восприняла с болью в сердце, еще не успевшем окончательно огрубеть от ненужности.       Кто-то радостно засвистел, кто-то заулюлюкал, когда, резко вырвавшись из рук и взметая подол укороченной впереди юбки, я широким шагом направилась к обидчикам. Милу, которая явно хотела не этого, перехватили, утягивая обратно. У этой стаи людей был свой закон: только за своих. Истекай ты кровью у них под дверью, они лишь отволокут тебя подальше, чтобы дорожку не запачкал. Чужаку ничем не помогут. Белый-белый город с черным сердцем.       Объясняться с явно полюбившими вкус и запах крови мужичками не захотела. Просто сразу ударила что есть мочи между ног первого, молясь, чтобы мои хилые штаны не треснули. Второму прилетело кулаком в висок, благо разгоряченный финский парень не успел вовремя отреагировать на то, что у них появился еще один фронт. Тело грузно осело на землю, открывая вид на испуганного побитого паренька, свернувшегося в калачик и пытающегося закрыть голову и живот.       – Вставай, – скомандовала ему, оборачиваясь к пришедшему в себя первому и резко садясь на корточки. Какой-то он слишком шустрый для того, кому по яйцам дали. Да только не проблема и это: не зря же я в свое время столько нервов убила и пота пролила, прыгая на линолеуме тренировочного зала? А ведь все в начале было лишь для того, дабы был плоский животик и подтянутая задница. А что в результате? Правильно.       Другой мир.        О том, что я не дома, поняла далеко не сразу. Впрочем, вру: мне ответили зеркала. Чужое лицо с расширенными крестами зрачков на жёлтом фоне, с выпирающими скулами на худом, если не тощем лице, с ещё по-детски припухшими губами – всё это привело в такой ступор и одновременный ужас, что дежурившему рядом врачу пришлось ввести мне успокоительное, которое неожиданно вырубило меня ещё на сутки. Второе моё пробуждение было куда более быстрым. В комнате с (почему-то запомнилось) мягко-зелёными шторами никого не было. Быстро подскочив на кровати и отметив неприятную, болезненную худобу своего тела, я, пошатываясь, кое-как доковыляла до настенного зеркала, где снова увидела то же самое – не я. Это не я.       На повторно скрутивший приступ истерики прибежала Ника, в чей дом меня тогда определили и у кого я жила и сейчас. Объяснить ей причину того, почему я хриплю, раздираю ногтями кожу и, услышав свой голос, куда более высокий и мелодичный, чем до этого, начинаю кричать ещё громче, я не смогла. Она просидела со мной полчаса, если не больше, в обнимку, раскачиваясь и пытаясь успокоить, пока старенький доктор спешил с другой стороны острова.       Трудно описать то, что в первую очередь было не так. Начать хотя бы с того, что было крайне трудно смириться с совершенно иным прикусом зубов во рту. Наверное, это было самое трудное из всего того, что я пережила после пробуждения. Заносы тела на поворотах, когда мне разрешили ходить и выдали одежду. Моторика и мимика. Голос. Вечно лезущие в нос длинные тёмные волосы, на макушке росшие непонятным одуванчиком. Слишком чёткое зрение и, как следствие, более яркие окружающие краски. Всё это, в мелочах и в общем, бесило, нервировало, пугало.       Это было первой частью. Второй стал мир. Начиная от звуков, заканчивая небом, на котором была уйма совершенно незнакомых мне созвездий. Было огромное море рядом. Наверное, последнее и стало тем, что меня успокоило – оно было солёным, и в нём водилась узнаваемая мною рыба, у местных носящая точно такие же названия, как и там, откуда я родом.       Откуда я. Вспоминать не хотелось. Не могла лишь вспомнить о том, почему я тут. Потом и это желание притёрлось, а сознание временами начало подкидывать крошечные клочки воспоминаний, иногда повторяющихся во снах. Хоть миры и разные, а люди всё равно одинаковые. А пока они есть, я как-нибудь выкручусь. Или нет. Совершенно не имею представления о том, что мне делать дальше.       Мужчина решил пустить в дело нож, вновь поворачиваясь ко мне лицом, после ещё одной неудачной атаки и моего уклона. Рывок вперед, поворот на месте, захват и резкий переворот чужого тела, держа противника за ведущую в данном бою руку. После - удар под дых.       Публика восторженно зааплодировала.        – Добивай его! – какой-то псих, не иначе, азартно подался вперед, подхватывая выпавший нож и протягивая его мне.       Взяв оружие в руки, задумчиво взвесила в ладони, подержала на пальцах, ловя баланс. Окружающие предвкушающе притихли. Всхлипнула Мила.       Тихо свистнув, нож воткнулся в дерево между ног у Хеккета, от неожиданности дёрнувшегося, а после и вовсе вскочившего.       – Какого черта? – зло выкрикнул он, быстро подходя ко мне.       – Обычного. Ты позволил чужакам начать избивать мальчика. И ты прекрасно знаешь о том, что он болен. Это низко.       – Ахаха, бродяжка зубки показала, – залился смехом кто-то из присутствующих. Его поддержали.       – Совсем страх потеряла? – подойдя ко мне вплотную и наклонившись к лицу, процедил парень. Я мрачно посмотрела в ответ.       – Зачем мне бояться больного ублюдка с манией величия?       Вставая с земли и сплёвывая кровь из разбитой губы, почему-то подумала о том, что у меня явно проблемы с инстинктом самосохранения.       Шансы на победу пятьдесят на пятьдесят, и то, если меня опять не начнет заносить на поворотах. Привыкнуть к новому телу оказалось крайне трудно. К рефлексам и реакции тем более. А сама причина драки уже по-тихому свалила в ближайший переулок, не забыв прихватить и свою сумку и кошельки обидчиков.       – Не зли меня, Сонечка. Иначе будет больно, – ощерился Хеккет, разом из милого симпатяги превращаясь в злобного утырка.       – Правда? Скажешь, когда нужно будет бояться? – мне нужно что-то с собой делать, язык явно против меня.       Парень ничего не сказал, лишь быстро замахнулся во второй раз. Глаза, с которыми смогла прийти хоть к какому-то консенсусу, отметили открывшуюся грудь.       Уход вправо, поворот боком, пропуская кулак парня перед собой, и, коротко замахнувшись, ударить в солнечное сплетение локтем, после - кулаком в кадык. Хеккет слёг там, где стоял, приглушённо хрипя и сгибаясь пополам. Я стояла рядом, переваривая произошедшее и чувствуя, как учащенно бьётся сердце и трясутся руки и ноги.       Добра в этой истории явно не будет.       – А ну, что это вы тут делаете?! – Да твою же... Только тебя сейчас здесь и не хватало!       Николетта грозно возвышалась над всеми нами, уперев руки в бока и явно желая убивать. Народ струхнул. Я рухнула на колени, осознавая, что с лёгкостью могла прибить этого идиота, быстро пробегая пальцами по его шее и осматривая кадык.       – Нет, не отмажешься от меня, – хрипло рассмеялся он, дёргая на себя и целуя. Протестующе взвыв, укусила его за губу, вырываясь, и, вскочив на ноги, бросилась прочь. Вслед послышался довольный хриплый смех.       Я просто решила проверить - жив ли ты. Права была та тетка вчерашняя. Я мерзость. Саму от себя тошнит.       Квартала через два опомнилась, останавливаясь и пытаясь понять, где нахожусь. Увы – ночь, улица, фонарь, аптека не давали ясных ориентиров. Да и аптеки не было, что ещё сильнее огорчало, а фонарь работал через раз, постоянно мигая и потрескивая.       – Эй, псс, – от неожиданности подпрыгнула на месте, резко разворачиваясь в сторону позвавшего, и неосознанно схватилась за сердце.       – Твою же мать, Нил! Из-за тебя теперь у меня проблемы! – накинулась на него, подходя ближе и отвешивая лёгкую оплеуху. Побитый парень только весело чихнул и поманил за собой. Пара домов, несколько заборов, с парочки которых я улетела в кусты, зацепившись юбкой, тройка злых Бобиков, чуть не лишивших меня и Нила святого (у кого что), и я уже была готова вернуться обратно и избить оставшихся членов банды Хеккета.       – Гляди, – тихо прошептал Нил, когда мы нырнули к нему в дом и он зажёг настольную лампу, неожиданно ярко осветившую всё вокруг. Не знаю, что он там пытался мне продемонстрировать, но огромный рыжий тараканище на стене занимал всё мое внимание, пугая до нервной дрожи. Тихонько стянув ботинок, я на одной ноге допрыгала к нему и, размахнувшись посильней, что есть силы впечатала в стену.       На чердаке что-то звучно рухнуло, меня и парня осыпало пылью.       – Он же был домашний, прикормленный! – мрачно выдал он, сдувая пылинки с носа и указывая на труп. Независимо пожав плечами и состроив невинное выражение лица, обула орудие убийства обратно на ногу и тихонько покосилась взглядом на стену: точно мертв.       – Так что там у тебя? – подойдя к столу и склонившись над сумкой, полюбопытствовала я. Расцветшее в широкой улыбке лицо Нила, казалось, могло затмить собой солнце. Наверху в сумке оказался какой-то скукоженный фрукт размером с абрикос. Ничего особого.       – И?       – Что значит «и»?! – возмущенно взвился он, принимаясь нервно ходить по кругу. – Это же! Это же! Это же дьявольский фрукт!       Я недоумённо склонила голову набок. И что это за хрень такая, раз подобное название носит? И почему столько ажиотажа?       – Это тебя из-за него в переулке били?       – Не-а, там били за кошелек, – отмахнулся он, вытряхивая содержимое объёмной сумки: пара кошелей, несколько колец и серёжек, ни у одной из которых почему-то не было пары, какие-то блестящие камешки и, поверх всей этой горки, всё тот же непонятный фрукт.       – А дьявольский потому, что, съев его, попадаешь на аудиенцию к дьяволу? – съехидничала, крутя в пальцах понравившийся браслет с ультрамариновым камнем в окружении куда более бледных собратьев. Кожаный ремешок, крепивший его на руке, выглядел как новый. Да и камни блестели, как только из магазина. – Ты что, с прилавка его стащил?       – Не-а, с корабля, – помотал он головой. – И нет, не к дьяволу. Дьявольский фрукт наделяет человека какой-то способностью, взамен навсегда лишая возможности плавать и носить такой камень как кайросеки.       – Какой-то способностью... – улыбнулась, показывая, что забираю браслет себе. Парень лишь отмахнулся.       – Есть три вида способностей: парамеция, зоан и логия. Первый всего лишь заставляет тело как-то деформироваться: выращивать на себе третий глаз или быстро прыгать. Второй – зоан - превращение в животных. А третий, самый крутой – владение стихиями. Еще есть четвертый, самый редкий – мифический. Так, например, на корабле у одного Йонко есть самый настоящий Феникс! А глава Дозора, Сенгоку Будда, может превращаться в огромного золотого Будду!       – Откуда такие познания? – удивлённо склонила голову набок, беря в руки столь странную поделку природы и рассматривая завитки на боках, которые сначала приняла за стянутую шкурку.       – Газеты читал, там писали. В нашей библиотеке недавно ревизию навели и выбросили всё старьё. Вот и дорвался, – усмехнулся он, беря у меня фрукт. – Если его продать, то можно получить очень много денег.       – Да кто ж тебе их даст? Побьют, как до этого, и отнимут, – усмехнулась, отходя от стола и, наконец, начиная рассматривать комнату: пыльно, грязно, повсюду эти самые газеты, на некоторых из которых уже и текста не видно. Пискнув, из одного угла во второй пробежала тощая мышь. Кушать тут явно нечего...       – Ты права, – понурив голову, согласился он.       – А какую силу даёт этот фрукт? – стало даже любопытно.       – Не знаю. Из тех, что уже есть, такого нет. В мире время от времени всплывают новые, неизвестные до этого, фрукты.       – Хм, то есть эта штука вообще может оказаться бесполезной. Прикинь, если выпадет, например, абсолютная честность? Кстати, такое возможно?       – Да. Это будет парамецией, – еще сильнее расстроился парень. Мне стало совестно.       – Ну, это неизвестно доподлинно. Лучше скажи, что делать-то собираешься?       – Не знаю...       Его перебил шум во дворе. Кто-то активно ломился к дому, на пути застревая в разросшемся кустарнике шиповника. За садиком снаружи никто не присматривал, позволяя ему расти, как угодно его цветочной душе, и создавать природную защиту от любопытных носов.       – О, чёрт, меня нашли! – парень заметался по дому, не зная, за что хвататься в первую очередь. Скользнув к окну, я осторожно выглянула наружу: человек пять, не местные и явно активно желающие свидания с Нилом. Еще несколько, явно подумав о последствиях, решили обойти дом по кругу, отсекая последние пути к побегу.       – Мы в кольце, не сбежать, – парень взвыл и, подбежав ко мне, в одно движение засунул эту дрянь в рот, заставляя от неожиданности проглотить.       – Зачем?! Сам бы ел! – покачнувшись от странного чувства внутри, накинулась на него, опрокидывая на пол.       – Нет, мне нельзя! Я же тогда по воде, в случае чего, убежать не смогу, – спихивая меня вбок, отрицательно помотал он головой. Сознание активно поплыло. – А для меня это важнее. Лежи тут, может, не тронут. И извини, но отдавать его им обратно я не хочу.       На этой ноте я и отключилась.