Мозги

Однажды мертвой и безмолвной черно-белой ночью, спасаясь от бессонницы и скуки, бывший капитан Ичимару поднялся на одну из плоских крыш Лас Ночес и обнаружил, что бессонница нынче поразила не его одного. Подобно покосившимся лунным часам, упиралась в небо Санта-Тереза. А на циферблате этих стихийно образовавшихся часов сидел Нноитора Джируга, пятый Эспада, и, подтянув колени к подбородку, рисовал что-то длинным костлявым пальцем. - Отличный вечер, - сказал Ичимару светским тоном. Обширный опыт общения с разными психами подсказывал ему, что типов вроде Нноиторы - легковозбудимых и с быстрой реакцией - лучше оповещать о своем появлении с расстояния, значительно превышавшего длину их оружия. Нноитора искоса взглянул на него, пробормотал что-то о том, что нигде, блин, нельзя посидеть спокойно, и вернулся к своим экзерсисам. Ичимару приблизился и заглянул ему через плечо. Круги и загогулины, которые Нноитора рассеянно чертил в песке, принесенном ветром из пустыни, наверное, многое могли бы сказать психиатру, но и Ичимару, не имеющий специального образования, понял из них достаточно. - Мне кажется, друг мой, - сообщил он доброжелательно, - тебя что-то беспокоит. Нноитора поднял голову. На лице его, отметил про себя Ичимару, лежала печать глубокой и сосредоточенной задумчивости - выражение, обычно ему не присущее. Здесь явно крылось что-то интересное. - Беспокоит, - ответил Нноитора. - Только найдешь уединенное место, чтоб сесть и подумать, как сразу кто-нибудь припрется с кретинскими комментариями. - А о чем ты думаешь в этот поздний час, друг мой? - вкрадчиво спросил Ичимару. - Откройся мне. Кто знает, вдруг я смогу тебе помочь? Одна голова, как известно, хорошо, но когда в ней дырка... Повисла пауза: единственный глаз Нноиторы сверлил собеседника подозрительным взглядом. Ичимару в ответ улыбнулся своей самой искренней и дружеской улыбкой, и это, как всегда, помогло. Его сочли достойным доверия. - Я думаю, - сказал Нноитора, - можно ли так оторвать человеку голову, чтобы мозги вытекли через естественные отверстия. До сих пор Ичимару Гин считал, что не существует вопросов, способных поставить его в тупик. Он ни на мгновение не замешкался с ответом, когда лейтенант Кира Изуру спросил, какого цвета у него глаза; не растерялся, когда Рангику, поигрывая тяжелой сковородой, некстати попавшейся ей под руку, поинтересовалась, где он пропадал последние десять лет; проявил чудеса реакции и изобретательности, когда владыка Айзен осведомился, куда девались средства, выделенные на ремонт Лас Ночес. Но сейчас он замолчал и молчал долго. А когда все-таки отверз уста, его ответ вряд ли можно было назвать блестящим. - Понятия не имею, - сказал он. - Ради всего Уэко Мундо, почему тебя это интересует? - Так просто, - пожал Нноитора плечами. - Подумалось... Ичимару еще раз взглянул на рисунок на песке: прежде ему показалось, что здесь изображено нечто, напоминающее ёкая Чебурашку из далекой страны России, но теперь, когда он узнал, какие своеобразные вопросы мучают художника, в этих незамысловатых линиях ему виделось что-то страшное и отвратительное. "Богохульные геометрические фигуры", - всплыло в памяти выражение из давно прочитанной книги. - Удивительно, - молвил он, поскольку воцарившееся молчание угнетало. - И правда, вот так живешь-живешь, занимаешь разум какими-то мелочами и совершенно не задаешься подобными вопросами. А потом вдруг задумаешься - и все, ни о чем другом уже думать не в состоянии. М-да. Пожалуй, отныне я тоже буду в поте лица размышлять на эту тему. Э... ну пока-пока! И он ушел с крыши: общество задумчивого Нноиторы отчего-то стало ему тягостно. Но сон бежал его этой ночью: стоило Ичимару закрыть глаза, как на внутренней стороне век немедленно проступала оторванная человеческая голова, сочащаяся мозгом из естественных отверстий, и осененное мыслительным процессом бледное и хищное лицо Нноиторы. Новый день не принес ему облегчения. За что бы Ичимару ни брался, чем бы ни пытался забыться, призрак оторванной головы с мозгами довлел над ним, словно злокозненный рок. Отсиживая обязательное ежедневное чаепитие с Эспадой, он не мог не отметить неприятных взглядов, которые Нноитора нет-нет да и бросал в его сторону с дальнего конца стола. Это были тяжелые, пристальные взгляды человека, готового экспериментировать. "Этот Нноитора, - думал Ичимару, (он уже был готов думать о чем угодно, лишь бы не об оторванной голове), - он ведь даже на фоне арранкаров, мягко говоря, выделяется. Маньяк, абсолютно чуждый осторожности и, что называется, без тормозов. А эти слухи про него и бывшую третью Эспаду? Говорят, он напал на нее сзади и раскроил череп просто потому, что не смог придумать другого способа поднять их отношения на новую ступень развития..." Кстати, интересно, видел ли он ее мозги. К концу дня он понял, что превращается в параноика: ему все время мерещились шаги за спиной и негромкий скрежет, который могла бы издавать Санта-Тереза, если бы кто-нибудь волок ее по полу. Владыка Айзен отметил, что он как-то осунулся. Ичимару подумал, не излить ли ему душу, но решил, что не стоит: владыка и так пребывал в непрерывном унынии из-за своих подопечных, и жестоко было бы удручать его еще больше. На ночь он подпер дверь креслом, чего прежде не делал никогда в жизни. Но и это не принесло покоя. Под угольно-черным небом ночного Уэко Мундо, на белом, словно кость, песке сидел Нноитора Джируга, пятый Эспада, и задумчиво чертил пальцем круги. Его характерный воротник сиял в ночи, как маяк, так что Ичимару заметил его издалека. - Друг мой! - крикнул он, торопливо шагая по песку. - Пожалуй, я могу тебя порадовать. Твоя проблема решена! - Да? - спросил Нноитора, подняв голову. Ичимару чувствовал, что улыбка у него выходит несколько натянутая, но это было лучшее, что он в данный момент мог. - Меня глубоко тронул вопрос, над которым ты размышляешь, - продолжал он, - поэтому я произвел некоторые изыскания: полистал анатомическую энциклопедию, а также прибег к волшебному средству, которое на Грунте называют "Интернетом". И теперь могу заявить тебе со всей ответственностью: оторвать голову так, чтоб из нее потекли мозги, нельзя. Никоим образом. Так что можешь больше об этом не думать. Некоторое время над пустыней царило молчание. - Жалко, - сказал Нноитора наконец. - Что поделать, жизнь сурова, - ответил Ичимару сочувственно. - Но на самом деле, - сказал Нноитора и нарисовал на песке очередную загогулину, - это меня больше не интересует. Я уже думаю совсем о другом. - Да? - спросил Ичимару, и какое-то недоброе предчувствие шевельнулось у него в груди. - И о чем же, позволь спросить, ты думаешь теперь? Оценивающий взгляд скользнул по нему вверх-вниз. - Да вот, - сказал Нноитора, - думаю, можно ли так вырвать позвоночник...