***
Дверь тихонько скрипнула, выпуская из гостевой комнаты отеля в коридор стройного худощавого светловолосого молодого человека с серьезными холодными голубыми глазами. - Спасибо, профессор Глаубер, вы мне очень помогли своим советом, - поблагодарил он, обращаясь к кому-то, оставшемуся в комнате, и закрыл за собой дверь. На лестнице, ведущей на первый этаж, его окружили запахи неприхотливой пищи, подаваемой в кабаке, куда, собственно, его и привели полустертые ступени. Прежде, чем покинуть здание, он скользнул взглядом по тесному помещению с несколькими добротными деревянными столами, почти не занятыми в это время посетителями. За одним из них сидел аккуратно одетый парень и, словно нехотя, орудовал ложкой в стоящей перед ним тарелке. - Тебе не нравится еда? – юноша, сидящий за столом, чуть вздрогнул, услышав английскую речь, и резко повернулся, чтобы узнать, кто с ним заговорил. – Я Геллерт, - молодой человек, совсем недавно благодаривший профессора за помощь, сделал еще пару шагов и уселся напротив оторвавшегося от еды парня. – Только не говори, что ты не знаешь английского. - Почему же не знаю? Просто было немного неожиданно… - широко распахнутые глаза внимательно посмотрели на Геллерта, оценивая, стоит ли его опасаться или можно и поговорить. - Ты не ответил – еда тебе понравилась? Или мне не стоит на нее тратиться? - Нормальная еда. Просто я еще не проголодался, - оправдал свое невнимание к шедевру местной кухни парень. – Ты ведь не из Англии? - Нет. Но у меня есть там родственники, - Геллерт распорядился, чтобы и ему принесли поесть. – А ты откуда? – он рассматривал случайного собеседника, пока у него была возможность не отвлекаться на еду – темноволосый, сероглазый и весьма симпатичный. - Из Лондона, - юноша немного помедлил перед тем, как добавить: - Меня зовут Сигнус. - Вот и познакомились, - Геллерту было приятно поговорить с англичанином, словно это делало его ближе к возлюбленному Альбусу, оставшемуся в Британии, воспоминание о котором так некстати всплыло в его сознании. Подвинув к себе поданную ему хозяином заведения тарелку с тушеной капустой и поджаренными колбасками, он принялся есть. Увидев в кабаке парня, с которым ранее столкнулся в дверях профессора Глаубера, Геллерт изменил свои планы, предполагавшие сразу же после визита к учителю отправиться домой, и тоже решил перекусить в кабаке. – Мы виделись с тобой… - прожевав, сказал он и указал пальцем вверх, намекая на гостевую комнату на втором этаже. - Да, я помню, - глядя, как его новый знакомый с аппетитом приступил к еде, Сигнус тоже решил не засиживаться в кабаке и принялся более активно подчищать съестное на своей тарелке. Так слово за слово они разговорились. Геллерт обладал отличным даром красноречия, а данная ему от природы харизма позволяла расположить к себе практически любого человека, будь то маггл или волшебник – независимо от пола, возраста, характера и рода деятельности. Уже через двадцать минут Геллерт знал, что Сигнус Блэк берет частные уроки у профессора Глаубера, и что он планировал сегодня прогуляться по Бремену, поэтому и решил пообедать раньше времени, чтобы потом не искать, где же можно будет перекусить. В разговоре они избегали упоминаний о магии, так как оба понимали, что находятся в маггловском заведении, а неприятности им были не нужны. Однако и Геллерт, и Сигнус прекрасно знали, какие именно уроки дает профессор Глаубер, и это их незримо сближало. Как бы там ни было, но волшебников в мире насчитывалось намного меньше, чем магглов, и познакомиться с кем-либо из близких тебе по сущности людей оказалось довольно приятно. Обнаружив у Сигнуса неплохое чувство юмора и хорошо развитую эрудицию, Геллерт предложил ему составить компанию в прогулке по городу. Он и сам не знал, чем его заинтересовал этот парень, который был наверняка лет на семь-восемь моложе, а следовательно, еще не обладал достаточным житейским опытом и не имел полезных для дела Геллерта связей, но все же не смог отказать себе в удовольствии хотя бы поговорить по-английски. Пройдя узкими улочками, где дома стояли плотно прижавшись один к другому, словно в попытке согреться, Геллерт вывел Сигнуса к реке – волны Везера казались отлитыми из металла в этот пасмурный осенний день, когда тучи висели низко над землей, угрожая пролиться холодным дождем. Но разговор, перескакивающий с одной темы на другую, вполне скрашивал недостаточно яркие впечатления от открывшегося глазу вида. В какой-то момент Геллерт заметил, что Сигнус все чаще пытается поправить ворот своего пальто, стараясь укрыться от неприятного промозглого ветерка. - Ты совсем замерз! – Геллерт взял Сигнуса за руку и понял, что его пальцы просто-таки ледяные. – Ты забыл о согревающих чарах? - дернув его на себя так, что тот оказался практически прижат к его груди, и наклонившись к самому уху, прошептал он. - Забыл, - голос Сигнуса дрогнул – то ли от неожиданности, то ли от холода. После ссоры и разрыва со своим возлюбленным Альбусом, Геллерт никогда не позволял себе близости с мужчинами. Какое-то чувство извращенной порядочности заставляло его искать плотских удовольствий исключительно с женщинами, словно связь с мужчиной могла стать предательством того чувства, которое до сих пор не угасло в груди. Но голос Сигнуса, его открытость и некоторая незащищенность заворожили Геллерта, сбивая дыхание. Волна томления прокатилась по телу, заставляя сразу же напрячься в предвкушении. Он, опершись плечом о ствол дерева, под которым они стояли, обхватил Сигнуса руками и прижал к себе, словно пытался согреть, одновременно накладывая на него беспалочковые чары. - Так теплее? – шепот, смешиваясь с шумом ветра, походил на змеиное шипение. - Да, несомненно, - Сигнус не был совсем уж невинным и прекрасно почувствовал в объятиях не только дружескую поддержку и помощь, но и желание обладать. С первых минут знакомства Геллерт покорил его своим обаянием и привлекательной внешностью, поэтому он и не думал вырываться или еще как-то показывать свое неудовольствие столь интимными объятиями. Сигнус в ответ обхватил руками Геллерта и зарылся лицом в его воротник, будто для того, чтобы согреться, а на самом деле ему хотелось прижаться губами к его шее, почувствовать его запах, стать еще ближе. Он понимал, что события развиваются слишком быстро, но ведь совсем скоро они расстанутся, и может так случиться, что больше никогда не увидятся. Так почему же нужно сдерживаться и не давать волю своим желаниям? - У меня в магической части Бремена свой дом. Небольшой, но там тепло, - Геллерт не хотел задумываться о том, чем же его так привлек этот случайный знакомый из Британии. Сигнус был для него притягателен и, раз уж он до сих пор не умчался с воплем, то вполне можно было предположить, что и от более тесных отношений он не откажется. - А я снимаю комнату, - не разрывая объятий, сказал Сигнус и уточнил: - В магической части. - Значит нам в любом случае по пути, - Геллерт пока не стал уточнять – пойдут ли они к одному из них или каждый в свое жилище. Можно было обниматься, спрятавшись от взглядов посторонних за деревом, однако, проходя по улицам города, следовало придерживаться принятых норм поведения – магглы не были столь лояльны к однополым отношениям, как магический мир, хотя и среди волшебников хватало недалеких ханжей и откровенных противников подобных связей. Путь до Рыночной площади прошел незаметно, несмотря на то, что Геллерт и Сигнус разговаривали теперь меньше. Вместо продолжения беседы обо всем подряд, как это было по пути к реке, они теперь больше думали каждый о своем и только обменивались понимающими взглядами и заговорщицкими улыбками. Пройдя мимо Ратуши, они спустились в неприметный для магглов погребок в одном из ближайших двориков. Вторая дверь погребка вывела их прямо в магическую часть Бремена, внешне мало отличающуюся от того, где они только что прогуливались. Геллерт протянул руку, выразительно глядя на Сигнуса, безмолвно предлагая следовать за собой. Тот, не колеблясь, принял предложение, обхватывая его ладонь своими холодными пальцами.***
Горячий чай, собственноручно заваренный Геллертом, был очень кстати – под конец прогулки погода испортилась окончательно, и они даже немного промокли перед тем, как попали в магическую часть города, где можно было, не таясь, применить высушивающие и водоотталкивающие чары. Но никакие чары не способны заменить кружки доброго горячего душистого чая, заставляющего кровь быстрее бежать по венам, а воображение рисовать яркие картинки воплощения желаний тела. Кровать в доме Геллерта была широкой и удобной. А еще здесь никогда не было ни одной его любовницы и уж тем более – любовника. Почему ему вдруг захотелось привести Сигнуса в свой дом, Геллерт не имел ни малейшего представления. Ему просто так захотелось – и все. А своим желаниям он старался по возможности не отказывать. Геллерта в это время больше интересовало - так ли прекрасно тело нового знакомого, как и его лицо? Одежда, сбрасываемая прямо на пол, постепенно открывала все больше для любопытного жадного взгляда – Сигнус был красив, а темная дорожка волос на белоснежной коже живота, ведущая к паху, и вовсе завораживала взгляд. Геллерт давно не чувствовал такого удовольствия от простого созерцания своего партнера, и не мудрено, ведь последнее десятилетие в его постели были исключительно только женщины - тела которых изумительно красивы, их изгибы нежны, а кожа мягка, словно шелк. Но Геллерт все же выше ценил другую красоту – чуть мускулистое тело, широкие плечи, подтянутые ягодицы, не говоря уже о твердом члене, который приятно взять в руку, приласкать ртом или, если выдастся такое настроение, даже вобрать его в себя, впуская в собственное тело, позволяя приносить ни с чем не сравнимое удовольствие. Поцелуи очень быстро из ласковых и осторожных превратились в требовательные и жадные. Руки Геллерта скользили по телу нежданного любовника, прижимая и поглаживая, стараясь изучить его, дать ощутить всю силу желания, которая сейчас бурлила в крови, заставить покориться собственному вожделению и капитулировать перед чувственным напором. Простыни, согретые магией, приятно касались тел, не отвлекая и не раздражая. Сигнус оказался отзывчивым и страстным, легко подстраивающимся под партнера, и достаточно искусным, чтобы избежать неловких моментов, обязательно возникающих с неопытными любовниками. Геллерт, изнемогая от вожделения, не мог больше противиться собственному желанию, готовому взорвать его изнутри. Ощущая себя, как туго натянутая тетива арбалета, он с трудом сдерживался, чтобы не накинуться на партнера сию же минуту и просто жарко не оттрахать его, сбрасывая, казалось бы, годами копившееся напряжение, совсем не заботясь о его здоровье. Он подложил Сигнусу под ягодицы свернутое одеяло, открывая себе лучший доступ к его анусу. Призвав магией на пальцы лубрикант, Геллерт подготовил любовника к соитию, подкрепляя свои действия специальными чарами, наблюдая, как тот в предвкушении комкает руками простынь и закусывает чуть не до крови губу, с трудом удерживаясь, чтобы не стонать в голос. Приподняв Сигнуса за бедра, чтобы было удобнее, Геллерт толкнулся членом внутрь его тела, расслабленного чарами. Удовольствие накрыло обоих с головой, заставив магию счастливо плясать вокруг их разгоряченных тел, двигающихся в им одним известном ритме, приносящем с собой столь сильное наслаждение, что разум отказывался контролировать состояние тела. Ни один из них не сдержал крика, достигнув пика и падая в бездну блаженства. Раскинувшись на кровати рядом с Сигнусом и восстанавливая дыхание после умопомрачительного оргазма, Геллерт пытался понять, почему он так упорно последние годы отказывал себе в сексе с мужчинами, если это приносит ему столько удовольствия. Ответ не находился, все время ускользая в тот самый миг, когда уже казалось, что все прояснилось. На ночь Сигнус остался у Геллерта. Они спали в обнимку, не строя планов и не загадывая на будущее. Утренний секс был не менее приятен, чем накануне. Позавтракав, они разошлись каждый по своим делам, не договариваясь о встрече и ничего друг другу не обещая.***
Через два дня вечером Геллерт застал Сигнуса у своего дома. Тот стоял под мелким неприятным дождем, сунув руки в карманы, и даже не замечал, что водоотталкивающие чары практически развеялись, и холодные капли давно успели довольно сильно его намочить. Волосы слиплись от влаги и висели тяжелыми вьющимися прядями, ложась на плечи маленькими черными змейками. Геллерт не стал скрывать, что встреча его обрадовала, особенно тепло стало на сердце от жадного взгляда Сигнуса, жаждущего прикосновений и близости. Отказываться от теплого, отзывчивого тела в постели стал бы только глупец. - Ты снова замерз и промок, – заметил очевидное Геллерт, обнимая Сигнуса за плечи и подталкивая к двери в дом. - Видимо, такая у тебя судьба – все время отогревать меня, - стоило двери закрыться за их спинами, как Сигнус потянулся за поцелуем. Их «случайные» встречи продолжались три недели, пока после очередного крышесносного секса Геллерт не предложил Сигнусу перебраться в его дом, чтобы быть все время рядом и не придумывать «причину» для свидания. Сигнус не стал ломаться и набивать себе цену – он тоже хотел быть ближе с Геллертом, поэтому в тот же день перенес свои неказистые пожитки в его дом. Как-то ближе к Рождеству Геллерт задержался на деловой встрече. Придя домой, он застал Сигнуса спящим в их постели. Облокотившись плечом о столбик для кроватного полога, Геллерт немного постоял, любуясь своим молодым любовником. Хоть их разница в возрасте и не была слишком уж большой, но он все время чувствовал себя ответственным за Сигнуса, оберегая его и помогая разбираться в жизненных коллизиях. Геллерт не задумывался, что заставляет его держать Сигнуса подле себя, но он прекрасно видел, что тот в него явно влюблен – ошибиться было сложно: постоянная жажда и нежность во взгляде не обманывали. Он смотрел на Сигнуса и понимал, что не хочет с ним расставаться. Никогда. И вдруг… Геллерт просто-таки ощущал, как болезненно начали рваться какие-то нити в его душе – несомненно, созданные волшебством, потому что магия забилась в нем, как живое существо, которому стало очень больно. Она корчилась и безмолвно взывала остановить эту пытку, но Геллерт не мог ничем ей помочь – он понимал, что нужно просто перетерпеть и не дать магии вырваться на волю разрушительной волной. - Что с тобой? – Сигнус, словно почувствовав неладное, проснулся и испуганно посмотрел на вцепившегося изо всех сил в кроватный столбик Геллерта, исказившееся лицо которого говорило о переживаемой неимоверной муке – то ли физической, то ли моральной. - Ах ты ж, сука, - голос прерывался, словно Геллерту не хватало воздуха. Сигнус в страхе отпрянул от него, не понимая, что такого он сделал, чтобы вызвать такую реакцию у того, кого любил всем сердцем. Он-то уже давно себе признался в том, что Геллерт для него не просто удобный партнер для дружеского секса. - Не ты, - Геллерт покачал головой, заметив испуг в глазах Сигнуса. Присев на край кровати, он отдышался после спонтанно разрушенной магической связи. – Какой же я дурак! Такой умный и такой дурак! – он спрятал лицо в ладонях и просидел так несколько минут, приходя в себя. Когда его магия поняла, что ее не выпустят на волю, она нашла для себя другой выход для стабилизации собственного состояния – перед внутренним взором Геллерта промчались десятки видений, объясняющих, что с ним происходит. Альбус! Альбус Дамблдор, который клялся ему в своей неземной любви, а затем сам же резко разорвал их отношения, не погнушался применить к нему чары приворота. Именно чары – не зелье. Поэтому Геллерт даже и не подозревал о них. Зелье подливают, чтобы вызвать у кого-то к себе чувство, похожее на любовь, а чары лишь закрепляют уже существующую искреннюю привязанность, переплавляя ее в одержимость. Нет, это вовсе не любовь, но человеку, к которому применили эти чары, все равно – он-то считает, что его симпатия переродилась во что-то большее, что он влюблен. А теперь то ли срок вышел, то ли, как подозревал Геллерт, его зарождающееся настоящее чувство спровоцировало разрушение наведенных на него чар приворота. И сейчас внутри его души - на месте, где он воздвиг храм своему Альбусу, громоздилась гора хлама из призрачных чувств и ненастоящих желаний, навязанных магией приворота. Хотелось отправиться в Британию и придушить Альбуса – голыми руками, без магии. Однако, оглянувшись на Сигнуса, все так же настороженно следящего за ним, Геллерт понял, что Альбус не стоит даже тех усилий, которые нужно было бы затратить для того, чтобы отомстить ему. - С меня проклятие спало. Саморазрушилось, - приворот для него на самом деле был проклятием, выжигая изнутри эмоции. Даже секс в последнее десятилетие был для Геллерта лишь приятным действом, дающим разрядку телу, но не затрагивающим его чувств и в малой степени. - А я и не знал, что ко мне применили такую гадость. Не переживай, это никому не могло навредить, только мне. Я сейчас выжат насухо – магия меня здорово потрепала, - он устало и немного лукаво улыбнулся Сигнусу. – Так что сегодня тебе придется взять на себя активную роль и позаботиться о нашем удовольствии, - он протянул руку, предлагая любовнику, не откладывая, приступить к исполнению задачи. Они прогуливались вечерами по Бремену, обедали в магических и маггловских забегаловках, спорили о политике, обсуждали новости магического мира и методы преподавания профессора Глаубера, а по ночам занимались сексом – жадно, неистово, полностью отдавая себя друг другу. Они просто любили, не вешая на свои чувства ярлыков и не давая никаких пустых клятв и обещаний.***
Сигнус оканчивал годичный курс частных уроков у профессора Глаубера, который почти на каждом занятии не забывал напомнить, что он из тех самых Глауберов, которые ведут свой род от Иоганна Рудольфа, известного в обоих мирах: маггловском и магическом – как алхимик, аптекарь, химик и врач. Это вызывало у Сигнуса насмешки, которые он, конечно же, не озвучивал при профессоре, но не один раз служившие темой вечерних бесед – серьезных и не очень, в зависимости от настроения собеседников. Геллерт продолжал свои исследования в области чар. Он также не прекращал встречаться с «нужными» магглами, жаждущими покорить мир, и направлял их действия в необходимое русло. Эти глупцы даже не имели ни малейшего понятия, что покорять мир они будут не для себя, а для него, для Геллерта. После обнаружения факта, что был много лет подвержен чарам приворота, он еще больше уверился в том, что мир должен подчиниться его воле – благо, жизнь волшебника долгая, и можно было все делать не торопясь, не проливая лишней крови и не рискуя совершить неверный шаг из-за спешки. Он хотел стать недосягаемым для всяких «Альбусов», желающих влиять на него. Ему было достаточно любви его Сигнуса - искренней и ничего для себя не требующей. Геллерт давно понял, что в жизни ничего не длится вечно – ни хорошее, ни плохое. Поэтому письмо из Лондона, принесшее весть о близкой разлуке с Сигнусом, не было для него такой уж неожиданностью, однако все равно причинило сильную душевную боль. - Мы с Виолеттой помолвлены с детства, - словно извиняясь, пояснил Сигнус. – Она в прошлом году закончила Хогвартс. Родители считают, что нельзя и дальше откладывать свадьбу из-за моего путешествия. В обществе могут посчитать это проявлением неуважения к семье моей будущей жены. Геллерт, не молчи. Ты же понимаешь, что я не могу ослушаться, - Сигнус сглотнул, стараясь сдержать эмоции – он не предполагал, что его счастье окажется столь коротким. Геллерт отошел от окна, в которое упрямо пялился уже добрых полчаса после того, как Сигнус зачитал ему письмо от своего отца, в котором ему настоятельно рекомендовалось, не откладывая, вернуться домой для проведения обряда магического бракосочетания. - Я все понимаю, Сигнус. Иди ко мне, - Геллерт раскрыл объятия, увидев в глазах своего любовника непролитые слезы. – Ты ведь в любом случае не прямо сейчас отправишься в Британию? Значит, у нас есть еще немного времени, чтобы побыть вместе. Я отложу все свои дела. Мы будем есть, пить, гулять и заниматься любовью… - прижав к себе Сигнуса, Геллерт молил Мерлина, чтобы голос не подвел его и не дрогнул. - Я закажу себе портключ завтра. Так что дня три-четыре у нас еще есть, - прошептал Сигнус, явно воюя со слезами и по ходу проигрывая им, потому что свои слова он закончил совсем уж непривлекательным всхлипом. Все было почти так, как и сказал Геллерт – они целыми днями не расставались, засыпая лишь тогда, когда усталость валила их с ног. Правда, на прогулку они попали лишь один раз, совместив ее с визитом в отдел международных связей и заказав там межконтинентальный портключ. Накануне прощания Геллерт заметил, что Сигнус выглядит так, словно отважился на что-то необычное, а возможно, даже и опасное – его глаза горели решительностью и, как ни странно, предвкушением. Геллерт взял себе на заметку, что за Сигнусом нужно внимательно понаблюдать, чтобы тот вдруг не натворил глупостей. Как бы там ни было, но ни неизвестная Геллерту Виолетта, ни, тем более, род Блэк не были виновны в том, что таков уж был заведенный порядок вещей в магическом мире – о будущем браке сговаривались зачастую тогда, когда у детей только-только начинала проявляться магия, и если к их совершеннолетию оба рода по-прежнему были заинтересованы в этом союзе, то заключался брак. Так что, кто такой Геллерт, чтобы менять веками почитающиеся правила? Вот когда он подомнет этот мир под себя – тогда он сможет издавать свои законы и придумывать собственные правила. Тогда никто не отнимет у него Сигнуса. Так думал Геллерт Гриндевальд, стараясь скрыть, что его сердце разбито и кровоточит. В активной позиции Сигнус всегда был предельно заботлив, почему-то воспринимая смену ролей как особенно ценный дар от Геллерта, который даже немного в мыслях посмеивался над этим, считая всю эту возню за доминирование в постели полной ерундой – главным в сексе, по его мнению, было получать удовольствие самому и дарить его любимому человеку. Но в этот раз казалось, что Сигнус переплюнул даже себя самого – он словно поклонялся телу Геллерта, доводя его до умопомрачения своей нежностью и вниманием. Не осталось ни одного пятнышка больше кната размером, которое он не поцеловал бы, не погладил или не приласкал. И когда они достигли пика удовольствия, и Геллерт был готов расслабиться, чтобы унять бешеный стук сердца, он вдруг почувствовал непривычное движение магии рядом с собой. Приоткрыв немного глаза, которые абсолютно всегда закрывал в такой напряженно-сладкий для себя момент, он сквозь ресницы заметил, что его семя, выплеснувшись во время оргазма, магией было остановлено в воздухе, и Сигнус теперь ловко поместил его в мраморный фиал и тут же запечатал чарами. Геллерт решил не признаваться, что он заметил манипуляции Сигнуса, который так счастливо улыбался, словно ему позволили не спешить домой. Следовало узнать, что он задумал. Возможность убедиться в том, что Сигнус не замышлял никакого преступления против Геллерта выпала очень скоро. За обедом он выпил чуть больше вина, чем обычно позволял себе, и, опьянев от непривычки, как бы между прочим высказался о том, что очень хотел бы, чтобы у них был общий ребенок. Геллерт этим не удовлетворился и сделал то, чего ни разу не позволял себе с Сигнусом – прочитал его поверхностные мысли. Будучи врожденным менталистом, это ему не составило ни малейшей сложности. Выясненное его потрясло – Сигнус собирался уговорить свою супругу выносить обрядового ребенка. Не первым, конечно, который должен был стать наследником рода Блэк, и, возможно, даже не вторым, но он планировал обязательно упросить супругу пойти ему навстречу. «Глупый, - с нежностью глядя на Сигнуса, подумал Геллерт. – Мог бы просто попросить и получить желаемое в дар. Я бы не отказал. А так… Эякулят, взятый без согласия, при долгом хранении под консервирующими чарами уже через пару лет станет малопродуктивным для обряда зачатия». Геллерт совсем недавно немного интересовался вопросом передачи важных наследственных качеств как можно большему числу потомков. Это случилось после едкого замечания одного из магглов о том, что следует наложить запрет на размножение дураков. Геллерту тогда пришла на ум мысль, что в противовес этому замечанию, было бы неплохо, напротив, поспособствовать появлению на свет большего числа детей от умных и талантливых родителей. Он рассмотрел этот вопрос, конечно же, именно с точки зрения магических возможностей. Позже, когда уснувший Сигнус уже сладко сопел, Геллерт еще долго лежал без сна. Время от времени на его лице отражались то улыбка, то болезненная гримаса глубокой печали. В конце концов он поднялся с кровати и, для верности наслав сонные чары на Сигнуса, достал из его сумки тот самый мраморный фиал. Семя в нем было насыщено магией обоюдного удовольствия при соитии, осталось только передать ему еще совсем немного – магическую печать согласия на использование семени в обряде. Для этого Геллерту даже не было необходимости вскрывать фиал. Справившись со своей задачей, он теперь был полностью уверен, что его сперма, заключенная в этот сосуд, сможет найти применение исключительно только в обряде зачатия, если же семя попытаются использовать для каких-либо других целей, то оно просто моментально превратится в прах. Подстраховавшись таким образом и оставив все же себе надежду когда-нибудь в будущем узнать о ребенке, в котором будет течь кровь и его, и Сигнуса, Геллерт спокойно уснул. На следующий день Сигнус Блэк отправился в Британию, чтобы сочетаться браком с выбранной ему в жены девушкой из уважаемого магического рода. А Геллерт Гриндевальд с удвоенной энергией взялся за претворение в жизнь своего плана по завоеванию мира. Геллерт надеялся, что придет день, и он снова сможет увидеть любовь в глазах Сигнуса, глядящего ему прямо в душу.***
С трудом оторвав взгляд от огня в камине, Геллерт понял, что прошлое словно ожило в его памяти – снова было невыносимо больно, как когда-то при расставании с Сигнусом. Переведя сбившееся от нахлынувших чувств дыхание, Геллерт продолжил писать: «Сигнус Блэк – так звали парня, которого я встретил выходящим от профессора Глаубера. Я познакомился с ним в тот же день. Мы стали любовниками. Я и сам не заметил, как наши отношения «без обязательств» переросли в настоящую привязанность. Можно было бы сомневаться в том, что мои чувства были естественными, однако, как я позже смог выяснить - только искренняя любовь способна разрушить чары приворота, что и произошло со мной не более чем через три месяца после знакомства с Сигнусом. Он был неутомимым выдумщиком, наполняя мою жизнь радостью и красками, заставляя смеяться и дышать полной грудью. Десять месяцев – столько было отмерено судьбой для нашего счастья. Его позвал долг перед родом, которому требовались наследники, а я с головой окунулся в свою работу. Мы так больше никогда и не увиделись. Перед своим уходом он тайно взял мое семя, надеясь в будущем произвести на свет нашего общего ребенка. Я позаботился, чтобы его действия не были признаны Магией как кража, тем самым увеличив вероятность зачатия при проведении ритуала. Когда жена Сигнуса приводила в мир очередное дитя, а их было четверо, я с замиранием сердца ожидал, что дядя Алард, который в то время был главой нашего рода, придет ко мне с вопросом – откуда у меня ребенок? Я был твердо уверен, что моего сына - почему-то о дочери я даже и не помышлял - магия рода обязательно признает, потому что он просто обязан быть необыкновенным. Ведь это же должен был быть ребенок мой и Сигнуса… Но Магия молчала… То ли мой род решил, что ему бастарды не нужны, то ли Сигнус так и не рискнул исполнить свое желание. Скорее всего – он просто забыл обо мне, тогда как я… Я с каждым годом все больше бредил им и даже проверял себя на приворотные чары, подумав, что история могла повториться. А позже, ничего не обнаружив, клял себя за то, что мог усомниться в любви Сигнуса. Было время, когда я пытался с помощью зелья унять свое болезненное чувство беззаветной привязанности. Но и это не помогло… Я ощущал что-то роковое в моем влечении к Сигнусу Блэку. Конечно же, можно было отправиться в Британию и напомнить о своем существовании, но я не хотел портить жизнь человеку, который был единственным в этом мире, кто все еще оставался мне неизменно дорог. Мои планы по завоеванию мира начинали воплощаться в жизнь, правда, не совсем так, как мне бы хотелось. Магглы оказались весьма кровожадными. Пострадавших было намного больше, чем я даже мог предположить. И чем их становилось больше, тем сильнее я жаждал довести дело до победного конца, чтобы те жизни, которые уже были потеряны, не стали напрасными жертвами. Мне жизненно необходимо было получить власть над всем в этом мире, чтобы, как я тогда думал, дать свободу нашей с Сигнусом любви. Конечно же, я заблуждался… Я солгал бы, если бы заявил, что не интересовался жизнью магического мира Британии и в частности – Сигнуса Блэка. Нет, я не следил за ним, не нанимал шпионов и соглядатаев, но никогда не упускал случая расспросить тех, кто побывал в Британии, о жизни английской магической элиты, в которую входил и род Блэков. Мне казалось, что я уже почти достиг своей цели – оставалось совсем немного, и кровь на моих руках должна была превратиться в жертвенную, расставляя акценты во всем, что творилось под моим руководством и с моего ведома. Но тут пришло сообщение, что Сигнуса больше нет. Сигнуса, которому было всего пятьдесят четыре, что по магическим меркам являлось лишь половиной жизни… Чья-то зависть, ненависть или просто ошибка привели его к смерти от неснимаемого проклятья. И тогда я понял, что человека, который смог бы оценить все, чего я достигну, больше нет в этом мире. Быть жестоким убийцей, быть циником и эгоистом – это я умел, но вот продолжать по-прежнему жить с мыслью, что Сигнус мертв, мне оказалось не под силу. И я сорвался… Словно сама Магия отобрала у меня разум, сердце же я давным-давно добровольно отдал Сигнусу. Я перестал преследовать определенную цель, продолжая сеять хаос и боль вокруг себя. Так продолжалось больше года, пока не пришел Альбус Дамблдор – тот, кто когда-то проклял меня приворотом. Он пришел, чтобы остановить творимое мной зло. Правда, так считали окружающие, на самом же деле, он пришел за Бузинной палочкой. Уж я-то точно об этом знал и понял, что ему нужно. Мне этот Дар Смерти не принес ни счастья, ни особого богатства, ни власти. И я был твердо уверен, что именно эта палочка отобрала у меня то единственное, ради чего мне хотелось бы сохранить полноценную жизнь. Мое состояние после известия о смерти Сигнуса было похоже на одержимость и сумасшествие. Теперь-то я могу об этом сказать наверняка. А в то время… Я устал от ужаса, в котором жил, поэтому не собирался сопротивляться, услышав, что меня вызывают на «честный» бой. Ожидать честности от Альбуса было бы верхом глупости, но я не стал комментировать лживые слова, иначе не удержался бы и убил его на месте. Моя палочка в самом деле была весьма сильна, особенно в колдовстве, несущем боль и разрушения. Когда Дамблдор выбил Бузинную палочку из моих рук, это сделало меня счастливым, ведь Дар Смерти уже не принадлежал мне. Я тогда упал на колени и обратился к всемогущей Госпоже с просьбой воссоединить меня с возлюбленным. Видимо, мое поведение озадачило Дамблдора, потому что он отказался от убийства, хоть я и видел мой смертный приговор в его глазах с первой минуты нашей встречи. А когда он проводил меня в Нурменгард, у него был растерянный и немного заинтригованный вид. Это меня озадачило. И лишь немного позже я понял, что он принял мои слова о воссоединении с возлюбленным на собственный счет. Я два дня смеялся, как тронувшийся разумом, над его глупостью. Может я и в самом деле был тогда сумасшедшим, но я от всей души желал, чтобы Альбус получил от Дара Смерти все, чего он заслуживает. Я всегда был подвержен импульсивности, и вместе с тем мне требовалась сердечная привязанность для того, чтобы не чувствовать себя потерянным в этой жизни. Именно поэтому я не заметил в свое время наличия приворота Альбуса, посчитав свое состояние естественным, и именно из-за потери Сигнуса, который был моим своеобразным якорем, я пришел в то ужасное состояние, которое привело к множеству невинных жертв. Я не оправдываю себя. Мной полностью заслужено заключение в Нурменгард – он мое искупление. Я строил его для своих соперников, но судьбе было угодно, чтобы в стенах этой тюрьмы оказался я сам. Здесь не так уж плохо – мной не планировалось мучить тех, кто не согласен с моим мнением – я собирался их переубеждать. А следовательно, Нурменгард оснащен всем необходимым для более-менее приличной жизни: есть мебель, бытовые мелочи и одежда, а домовики снабжают едой – простой, но сытной. Здесь нет никаких вредящих волшебнику чар. Так что неудобство лишь одно – отсюда нельзя выйти, даже если у тебя не отобрали волшебную палочку. Я сам зачаровал это здание – открыть его можно только снаружи и, к слову, довольно просто. Но вот незадача – никто не знает, где находится Нурменгард, кроме меня. Чары заботятся о том, чтобы любой, кто здесь побывал, сразу после аппарации из этого ущелья больше никогда не мог достоверно вспомнить что-либо, что позволит ему отыскать путь сюда. Я это делал, чтобы избежать предательства – только я мог решать, кого можно отсюда выпустить. Теперь же я попал в собственную ловушку. Меня заперли, а ключ от моей тюрьмы «выбросили в море». Зато у меня было достаточно времени, чтобы прийти в норму и смириться с действительностью. Одиночество, несомненно, пошло мне на пользу. Я редко думаю о Сигнусе, разве что в такой вот пасмурный осенний день, как сегодня. Однако мои воспоминания обычно не столь ярки, а боль разлуки уже много лет не давала о себе знать. Не имею представления, чем вызвано мое состояние, но я не жалею, что смог снова почувствовать себя живым, словно ненадолго встретился со своим возлюбленным. Никогда я не писал о своей одержимости Сигнусом в дневнике, считая это слишком личным, чтобы делиться этим даже с молчаливыми страницами тетради. Но, видимо, пришло время и для таких откровений с самим собой. Я все еще помню тебя, Сигнус. И все еще люблю». Геллерт отложил перо, закрыл чернильницу, приласкав золотого феникса, печально улыбнулся, рассматривая последние написанные в дневнике слова. Закрыв тетрадь, он положил ее в верхний ящик стола, а сам снова пошел к окну, чтобы полюбоваться дождем – почти таким же, какой шел в день его знакомства с Сигнусом.***
А в это время на кладбище для магов в пригороде Лондона у красиво оформленного надгробного камня стояли двое волшебников в традиционных одеждах – Карлус и Дорея Поттер. - Отец, я пришла сказать, что исполню твою мечту. В твоем правнуке будет течь кровь и жить магия твоего возлюбленного. Мраморный фиал ждет своего часа. Мы готовим невестку к обряду. Она уже дала свое согласие, - Дорея ласково провела рукой по выбитым на камне словам «…ушел от нас третьего октября 1943 года». – Надеюсь, ты доволен нашим решением.Конец