Наивность

Она проделывала это уже тысячу раз. Осторожно на цыпочках, боясь потревожить шаткий покой родителей. Каждую ночь Лиза неизменно оказывалась в постели Барта и засыпала сладко, нежно прижимая к своей груди его недвижимую руку. Он обнаруживал это уже тысячу раз. Отвратительный звук будильника сглаживало ее осторожное детское сопение. Барт немел на пару минут, так странно было обнаруживать Лизу в своей постели. Первое время. Он тихо уходил, они никогда не говорили об этом. Они никогда не пересекались случайным взглядом во время семейного завтрака. - Какие планы на выходные, Лиза? – уточняла Мардж. Девушка молчала, теребила длинными тонкими красивыми пальцами край ночной рубашки. Мардж повторяла вопрос, и Лиза лишь криво улыбалась, отводя взгляд в сторону Барта. Как же она была тогда по-детски прекрасна, наивна. Барт смущенно выдыхал и вспоминал свои двенадцать, когда он мог с необычайной легкостью выдать какую-нибудь обидную шутку касательно жеста сестры. Но сейчас, от ее невинного взгляда моментально пересыхало в горле, костяшки рук содрогались, и к щекам подступал тот самый юношеский жар. Влюбляться в брата было странно. Первое время. Нет, самоуверенный Барт никак не вписывался в книжного героя романов Гюго, обожаемых Лизой Симпсон. Вот только что-то ненормальное тянуло к нему. От этой странной близости ей порой хотелось разодрать себе глаза, только бы не видеть его улыбку. Изрезать ладони, только бы не касаться его огрубевшей кожи рук. И вырвать к чертям свои волосы, чтобы Барт не пропускал их сквозь свои пальцы, как ей казалось, слишком кокетливо. Голос его к тому моменту уже окончательно сломался и пропитался той настоящей хрипотой, от которой Лиза непроизвольно сводила колени. Она, готова была поклясться, что от одной его фразы белье становилось неестественно влажным. Это было слишком неправильным. Он доводил ее. Барт сидел напротив нее и прятал лицо за переплетенными пальцами рук. Лиза закусывала губу, садилась к нему на колени и нашептывала что-то в духе тех девиц у Таверны Мо. Он скидывал ее как-то слишком резко на диван. И чувствовал себя по-настоящему странно. - Лиз, в такие моменты, обычно ты служишь моим здравым смыслом! Так, где же та зануда?! Верни мне ее! – срывался он на нее, а она замечала, как в порыве ярости тряслись его кулаки и его острый взгляд серых глаз. Раньше ей казались они синими даже голубыми, но сейчас она была уверена. Глаза Барта были серыми, по-настоящему волчьими. – Потому что мне, мать твою, только шестнадцать, и любое твое прикосновение изводит меня! – это стало его проклятьем. Хотеть младшую сестру, не питая к ней ровным счетом никаких чувств, кроме излишнего отвращения. Чем оно было вызвано, Симпсон знал. Он влюбился в скромную, наивную девочку, не позволявшей себе даже прикосновения руки. В губы же его со всей страстью и напором вжималась уже девушка. Лиза Симпсон перевернула его мир, стоило ему в свои неполные семнадцать встать на ноги. Как эта четырнадцатилетняя вертихвостка в белых чулках, уже без лишнего стеснения, запрыгивала в его постель. Барту тогда хотелось не иначе как шипеть от навалившегося переходного возраста. Ее переходного возраста. Лиза очень долго кричала от боли, упиралась в него и умоляла прекратить. Барт улыбался, обнажая свой звериный оскал, он искусал ее шею и руки. Оставил отметины в тех местах, где уже не заживет. И Лиза упилась своей болью. Она была счастлива. Она была счастлива видеть момент его падения, сладко всхлипывая и свесив ноги с их семейного дивана, она развратно улыбалась ему. Барт схватился за голову и еще долго, подобно дворовому псу, рычал на нее. Она поманила его миниатюрными ножками, и он сладко вцепился губами в ее ступни, покрывая ее ноги поцелуями. Ей было четырнадцать, ему шестнадцать с половиной. В семье Симпсонов всегда были черти. Тогда Барт сбежал. Просто ушел среди ночи. Она предала его, рассказала все родителям и уехала с Нельсоном покорять Нью-Йорк. Лиза Симпсон разрушила жизнь Барта Симпсона. Рожденные использовать друг друга, они продолжали жить.