The hangover

Однажды я проснулся с четким осознанием того, что забыл или потерял нечто очень ценное. Голова словно стала раза в два больше обычного, причиняя невыносимый дискомфорт шее. Во рту до сих пор оставался тот странный травяной привкус, с которым я вырубился ночью, сидя на стуле посреди незнакомой комнаты. Почему стул, а не продавленная тахта, до которой, к слову, было добираться от двери ближе, я не помнил, ровно как и то, что это за место. Дверь. Дверью это можно назвать с большой натяжкой - кусок доски с металлическим прутом вместо ручки в полу. Чердак. Как я мог забраться на чердак? Я кое-как сполз со стула и огляделся в поисках коляски. Её нигде не было. А я был слишком слаб, чтобы пытаться выбраться сейчас. Распластавшись по холодным и пыльным половицам, я попытался воспроизвести в голове события, которые привели меня к столь плачевному состоянию. Мучимый явным похмельем мозг отказывался выдать что-либо, кроме бессвязных картинок: проливной октябрьский дождь, высокие ярко-красные каблуки и порванные чулки (Длинная Габи?) и бутылка из синего стекла с рассыпающейся от старости пробкой. Кажется, я сделал всего два глотка, а потом чья-то рука долго шарила по моим карманам, явно путая их с ширинкой. Почему явно? Я более, чем уверен - был секс, иначе почему на мое запястье намотана разорванная женская подвязка? Вокруг меня были разбросаны шахматные фигурки, слишком четкие для моего затуманенного сознания. Я медленно закрыл глаза и снова открыл их, чтобы удостовериться, что мне показалось. Показалось, что конь, лежащий возле моего носа, дышит. Но видение не ушло. Лошадиная голова на анатомически неверно вылепленной шее медленно повернулась ко мне, левый глаз дернулся, словно подмигивая. Потом открылся рот и до моих ушей явственно донесся голос Коня. - Эй, а Шакалу-то пизда пришла. Всего одной фразы было достаточно, чтобы окончательно протрезветь. Быстро, пожалуй слишком быстро, я вытянул руки, цепляясь за ножки злосчастного стула, подтягиваясь ближе к чердачному люку. Всего пара резких движений, чтобы оторвать тяжелую крышку от пола. Возможно, дальше что-то пошло не так. Но вот он я, уже летящий вниз с сумасшедшей скоростью. Через пять минут до меня дошло, что наверное, я падаю слишком долго и все никак не могу приземлиться. Как гребаная Алиса в гребаной Стране Чудес. На ум пришли кадры из старой экранизации "Шоколадной фабрики". Чтобы приземлиться, нужно было рыгнуть. Я собрался с силами, отрывая намертво приклеенные к груди руки и запихнул два пальца в глотку. Глубже, еще глубже, длинные, червеподобные отростки. В звенящей тишине раздался полузадушенный писк, мало похожий на отрыжку. Но тем не менее, это помогло. Мешком я рухнул на пол. Мое тело, паникующее от непонятных и непривычных ему действий, буквально рванулось к двери, более, чем уверенное, что это спасительный выход. Я проехался щекой по голой кирпичной стене и вылетел наружу, ослепляемый белым светом. Я снова был в горизонтали, а надо мной плавало в молочном тумане взволнованное лицо Курильщика. - С возвращением, Табаки, - голос Лорда по-змеиному вполз в ухо. Я опять отключился.