Когда, а не если

За окном лил холодный осенний дождь, машины плавным потоком двигались по темному асфальту, а люди, спрятавшись под зонты, бежали куда-то по своим делам. Бежали… бежали… бежали… Теплая ладонь прикоснулась к стеклу и такой же теплый лоб прижался совсем рядышком с рукой. Скользнув болезненным взглядом по улице, он зацепился им пару раз за цветные, выбивающиеся из толпы зонтики, а затем взгляд погас под опухшими веками, через долгое мгновение все же проступили первые слезы. Слезинка собралась в уголке красивых, чуть раскосых глаз, упала на высокую скулу и потекла изломленной линией вниз. А за ней еще одна, и еще одна, пока впалые щеки не стали мокрыми, а подоконник, встречающий этот странный поток, не принял на свою поверхность крупные капли, собирающиеся в маленькие лужи. В груди защемило от невыносимой тоски, глубокой печали и такой сильной боли, что хотелось выть. Выть до икоты и искаженного мукой лица, до припухших век и слипшихся в стрелки ресниц. Выть, чтобы соседи слышали, чтобы тот, кто рядом, испугался, услышав почти животные стоны. И чтобы дождь, барабанящий в стекла, замер, будто прислушиваясь к чему-то странному и ему неподвластному, а затем с новой силой ударил по поверхностям, приглушая рыдания человека. И не стыдно, что ты мужчина, что тебе давно не семь лет, когда с трепетом брал маму за руку, и что не семнадцать, когда был первый сексуальный опыт, а двадцать три – и все равно не стыдно. Совсем плевать на зареванное лицо, которое за последние полгода осунулось и потеряло большую часть своей привлекательности. Да и плевать на то, что это неправильно, что нужно терпеть, мирится и находить нотки оптимизма. Холодно ведь… Холодно и очень больно… Честно… Егор тихонько погладил стекло чуть затекшей ладонью, облизал потрескавшиеся и соленые на вкус губы, а затем снова прикрыл глаза, забываясь в собственных мыслях и ощущениях, которые оглушали до звенящей пустоты в ушах. И столько… Столько желаний, планов на эту жизнь! Увидеть бы море, постоять под палящем солнцем, окунуться бы в ту атмосферу, про которую все говорят. А еще хотелось ребенка. Неважно, своего или из детдома, главное подарить маленькому человечку свою огромную любовь. Научить его чему-то новому и интересному, рассказать про все, что он спросит, ответить на каждое «почему?» и просто жить с маленьким чудом, которое обязательно вырастит и даже сам потом расскажет что-то новое и необычное. Мир ведь такой большой! А всхлипы все рвутся наружу, рвутся и причиняют еще больше боли. Мало им места в этой груди, которая рвано вздымается, удерживая в себе всю необъятную боль. И ведь устал уже плакать, устал тосковать и думать о неизбежном. Да, есть силы пережить все то, что преподнесла судьба, как есть силы принять самое плохое. Но жить ведь хочется! Жить… Просто жить… А Вадим стоял за спиной, смотрел на все эти молчаливые стенания, на напряженные плечи, и сгорал сам, тлея от собственной безысходности. Боже, да если бы можно было, забрал бы все себе: боль, печаль, все самые тяжелые мысли. Только бы уберечь, согреть от внутреннего холода, успокоить и сказать: «Все будет хорошо. Я обещаю. Мы сможем. Мы справимся». Сколько они так живут? Год уж скоро, а время ведь не стоит на месте, уносит с собой и красоту, и силу, и терпение. А сколько еще не сделано, сколько не сказано и не решено. И на море собирались, и квартиру купить, чтобы наконец по-своему обставить уже родные стены. И дети. Не пугали мысли о том, что будет тяжело, что родители не поймут или общество взбеленится. Счастье ведь у каждого свое. Кому-то извечные гулянки с морем алкоголя, незащищенного секса и постоянные бессмысленные метания о какой-то глупой влюбленности. А им бы семью, полноценную и счастливую. Чтобы засыпали в одной постели, чтобы вместе выезжали за город в свои выходные, чтобы покупать что-то ценное и знать, что это общее. И чтобы маленький бегал по дому, задавал вопросы и тянул руки в желании покататься на папиной шее. Ну и пусть два отца, зато самые честные, понимающие и любящие. И вот вроде бы уже собирались, продумывали мелочи, решали какие-то вопросы. А потом неожиданный обморок, скорая и безумный в своей горечи диагноз. И вязкое слово из трех букв заполнило нутро доверху, омрачило сознание своим существованием, зацепилось своими клешнями. Никто руки не опустил, не испугался, хотя чего уж скрывать – страшно и жутко, кто бы что ни говорил. Но они старались, соблюдали предписания врачей, учились жить по другому, но силы заканчивались, а болезнь разъедала изнутри. И сейчас было страшнее всего. Особенно Вадиму, который всеми силами отгонял плохие мысли, желая только одного: чтобы пережил, а дальше уж они справятся. Только и сам Егор боялся, что исчезнет, и все закончится. А конца хотелось, только такого, после которого все только начинается. Новый всхлип, но какой-то задавленный, совсем приглушенный, и Вадим срывается. Устал бороться, устал сдерживаться, устал не проявлять жалости. Не той, от которой зубы сводит, а той, крохи которой чуть облегчают, напоминают, что ты не один и тебя любят. Обнять со спины крепко-крепко, уткнуться лицом в изгиб шеи и прошептать с надрывом: - Егорка! Егорка… Ну верь мне, слышишь! Все хорошо будет! Переживем мы операцию, потом потерпим немножко, я же рядом буду. А потом легче станет, заживет все и не будет больше болеть и напоминать. Веришь? Егор захлебнулся в очередном всхлипе, сжался весь и, не выдержав, зарыдал в голос. Да плевать на все! Страшно ведь, страшно до мурашек и холодного пота. Тонкие пальцы, словно клещи, впиваются в кисти рук, обнявшие грудь и живот. А сзади исходит родное тепло, согревает озябшую спину и проникает глубоко-глубоко внутрь, добираясь до бедного сердца, которое устало страдать. Еще минута тепла и шепота, который почти не разобрать из-за шума в ушах, и наконец то самое чувство. Чувство легкости и свободы, когда буря улеглась, мысли разлетелись по разным уголкам сознания, и только крепкие объятия остались самым ярким пятном. Егор повернулся, уткнул неприглядное влажное лицо в плечо Вадима, обнял его, сцепив сзади руки, и затих. Сколько так стояли? Да и есть ли разница? Главное, что слезы высохли и согрелось холодное тело. И сказать так многое хочется, только сил не хватает на все. Но одно, самое важное, то, что так необходимо произнести вслух, чтобы услышал не только Вадим, но и он сам. Уверился в собственных словах, зацепился бы только за них, а там и силы вернутся. Не физические, тех еще долго ждать, а душевные, чтобы бороться дальше. - Верю. Все будет хорошо… Ты же обещаешь, а я тебе верю. Чуть отстранившись и посмотрев на Вадима, который ни разу не подвел и не отпустил руку за все это время, Егор мягко коснулся его губ, совсем чуть-чуть и очень трепетно. Два сердца забилось сильнее, живее и счастливее. Они есть друг у друга, понимающие и терпеливо ждущие. Дыхание смешалось, губы просто прикасались, согревая друг друга в простом, но очень дорогом поцелуе, а разум встрепенулся, пуская новую щемящую мысль… Когда все закончится, они обязательно сделают все, что хотели… Когда, а не если.