Черное солнце.

Я знаю, где-то мир другой, Другие реки и поля. Я убегу туда с тобой, Голубоватая заря Укроет нас от сотни глаз, От осуждающих имен. И мы с тобой еще не раз Там эту песню пропоем

Яркий свет палящего Иранского солнца слепил глаза. В кустах и траве стрекотали кузнечики и сверчки. Это было то самое жаркое и ленивое послеобеденное время, когда все отдыхают после утренних дел, когда жара достигает своего пика, и на улице редко встретишь людей. И только похожая на тень девушка Самида незаметно для всех сидела в тени раскидистого бука. Ей нравилось просто так сидеть и размышлять, пока есть возможность уединиться. Она была далека от привычного ее семье распорядка дня, за что ей часто доставалось. Даже молитвам Самида предпочла бы размышления в одиночестве,но уж этого ей бы точно никто не позволил. Было невыносимо жарко, в особенности в темном хиджабе, притягивающем солнечный свет. Но девушка настолько была погружена в свои размышления, что не замечала этого. Она удивительно гармонично смотрелась в тени этого дерева, на фоне пересохшей травы и зеленых листьев. Ее карие глаза отливали зеленым,как мох на коре дерева, смуглая кожа казалась серой, запыленной песком и сочеталась с пыльным цветом травы вокруг нее. На лице Самиды отражалась какая-то перспектива будущей мудрости, но при этом ее взгляд выражал некую отчаянность, самоотверженность и стойкость. Она была из тех людей, чьи черты характера отражаются в мимических морщинах, разрезе глаз, улыбке и прочих внешних признаках. В тот момент, Самида, казалось, была чем-то вроде части окружающей ее природы и больше походила на составляющую флоры, нежели на человека. Окружающие ее мужчины, привыкшие сравнивать девушек с растениями, говорили, что она похожа на бутон розы. Это раздражало Самиду. Нет, она не была розой. Она была сравнима ,скорее, с невысоким, молодым, но уже мудрым и стойким дубом. Неожиданно подувший слабый ветер отвлек ее от размышлений. Она равнодушно подняла взгляд. Вокруг была лишь полянка с пересохшей на солнце травой, а в десятке метров от нее были густые и высокие кустарники. Внезапно она заметила в них фигуру человека. От неожиданности она вскочила на ноги, приготовившись если что покинуть так полюбившееся ей место одиноких размышлений. В просвете кустарника она увидела часть лица человека, полоску хиджаба и черные глаза, которые были направлены прямо на нее.Это была девушка, ее ровесница. Поняв,что ее заметили, незнакомка вдруг сорвалась с места и быстрым шагом направилась в сторону домов. "Странная." - подумала Самида и с облегчением опустилась обратно на землю. Никогда до этого она не замечала эту девушку в деревне, хотя ее всегда окружали незнакомые ровесницы на праздниках и просто во время прогулок. Тогда она не обратила на это никакого внимания. Тем временем ленивый день перетекал в вечер, а значит Самида, как и десятки других девочек в деревне должна была помогать матери в приготовлении ужина. Нельзя было сказать, что это было самой худшей обязанностью, некоторым это даже нравилось, в отличие, например, от уборки и мытья посуды за многочисленными членами семьи,которые не нравились никому. Самида же была скорее равнодушна к этому занятию. Кулинарными способностями она не блистала, но и ненависть к приготовлению пищи не испытывала. Она неохотно встала с насиженного места и пошла к дому. Скрипучая дверь как всегда не открылась с первого раза, комната как всегда оказалась сумрачной по сравнению с улицей, мать Самиды как всегда сосредоточенно резала зелень. Подняв на вошедшую уставшее лицо, она оглядела дочь с ног до головы, словно в ее виде за это время могло что-то кардинально измениться, затем недовольно вздохнула и, прищурившись, заглянула в глаза девочки. - Где ты была? Я, между прочим, уже пол часа как начала готовить. Я же говорила, оставайся ты дома после обеда, тогда тебя легче найти. Нет ведь, сидит под своим деревом как всегда, как будто замуж за него вышла. - на одном дыхании, не отводя строгого взгляда от дочки произнесла мама Наргиза. - Прости меня. Я просто заснула и не заметила, как время прошло. - соврала Самида, внутренне думая о совершенно отвлеченных от готовки и матери вещах. - Нормальные люди спят в кроватях, дома. - пробурчала Наргиза. - На, режь базилик. За готовкой Самида провела следущие два часа и устала так, что уже успела пожалеть, что не спала днем. Наконец, все было готово, стол накрыт, члены семьи сидели за столом во главе с отцом семейства - Аббасом. Хмурым и неразговорчивым мужчиной, которого побаивались не только дети, но и хорошие друзья. Из-за его вида казалось, что он спокоен очень ненадолго, и любое неповиновение его воле будет караться не иначе как нанесением серьезных увечий. И ведь еще никому не удавалось проверить, правдиво ли впечатление о нем. Так же за столом сидело еще пять детей: Милана - девочка пяти лет в косынке, из под которой была видна уже отросшая ниже плеч темная коса. У нее были большие, черные, круглые глаза и пухлые щеки, от чего она всегда выглядела удивленной; Рядом сидела Тасфия, очень худая девочка тринадцати лет, в очках из-за плохого зрения и со шрамом на носу, который она получила, упав в детстве с подоконника. Она была смуглой, зеленоглазой и большеносой, а ее лицо всегда выражало что-то вроде усмешки, но это было всего лишь особенное расположение рта; Напротив сидел Бакир, в меру худой десятилетний мальчик со взрослыми глазами цвета как у Самиды. У него были кудрявые пышные волосы, пухлые губы и немного потерянный взгляд, будто у старика, заблудившегося в незнакомой местности; тут же сидел семнадцатилетний Гуфран - юноша с короткой стрижкой и горбинкой на носу. Он был, пожалуй, самым смуглым в семье, вероятно, из-за того, что много времени проработал на солнце, его взгляд был нарочито серьезным, он пытался копировать отца; В самом углу стола, ближе к отцу сидел трехлетний Зия. У него были редкие волосы и коротенькие пухлые ножки, он все время дергал ими и улыбался. Его лицо всегда было похоже на лицо ученого в момент важного открытия. Все они сосредоточенно уплетали заботливо приготовленную матерью и дочерьми пищу. Хотя непосредственно в приготовлении из дочерей участвовала лишь Самида, она была старшей из девочек, ей было шестнадцать. Вскоре ужин был закончен, а посуда вымыта. Выполнив все вечерние ритуалы, семья готовилась ко сну. Самида сидела в комнате Зии и убаюкивала его. Сегодня стемнело рано, по крайней мере так казалось Самиде. Она вглядывалась в окно, пытаясь охватить взглядом все звезды вечернего неба. Зия уже засыпал, только изредка вздрагивал и открывал глаза, но Самида продолжала петь колыбельную, и мальчик снова впадал в сон. В комнате было очень тихо, даже слышно, как тихонько гудел ветер за окном и шелестели листья. В такие моменты Самида испытывала такую гармонию и умиротворение, что в голову приходили строчки песен, которые она никогда не слышала, стихов, которые она не читала и пейзажи, которые ей не приходилось наблюдать. Удостоверившись, что брат заснул, Самида на цыпочках отправилась в свою комнату. Там она переодела, наконец, так надоевший ей хиджаб и легла в кровать. Она жила на третьем этаже дома, можно сказать на чердаке, поэтому над ее головой через окно было видно звездное небо. Звездное небо для Самиды значило куда больше, чем просто космос с небесными телами разных размеров и температуры. Оно значило для нее перспективу, будущее, возможность, счастье. Среди окружающей ее суеты и событий ничто не радовало ее кроме этого усыпанного миллионами огоньков неба. Только в моменты лицезрения множества звезд, многие из которых уже погасли и видны на земле лишь из-за разницы во времени, она могла верить во что-то хорошее и светлое. И этот вечер выдался очень звездным. Самида впервые за день чувствовала гармонию и счастье.