Награда за верность

      Калитка ветхого домика с облупившейся зеленой краской тихо скрипнула. Где-то в ограде заливисто залаяла собака, оповещая хозяйку о незваном госте. Мужчина, а он и был этим самым гостем, быстрым шагом прошелся по ограде, подходя к двери в сенки дома. Он каждый раз с испугом оглядывался на собаку, которая скалила зубы на него. - Кто? – раздался вдруг сухой, словно треск старых веток, голос в сенках. Гость быстрым голосом проговорил: - Марья Степановна, это глава нашей деревни Вас беспокоит! Сегодня же праздник…       Он не успел договорить – его прервал скрип открывающейся двери. На пороге стояла Марья Степановна Иванова – короткие седые волосы были аккуратно причёсаны, на ней была парадная темная юбка и серая вязаная кофта. На груди, ближе к сердцу, была георгиевская ленточка. - Вы что-то хотели? – сказала она, строго оглядывая главу деревни. «Дорог нет, колхоз развалился, а наша власть ходит в новом костюме и сверкает упитанным животом и лысиной на лбу», - мрачно подумала старая женщина. - Мы хотели Вас довезти до площади. Сегодня большой концерт состоится в честь праздника - Дня Победы. А Вы же у нас – женщина, которая работала в войну. Жаль, что Ваш муж, Иван Дмитриевич, погиб…       Ему опять не дали договорить. Иванова стукнула старой деревянной тростью по крыльцу, тем самым прервав речь мужчины. На её лице появилась ещё большая ненависть к этому человеку. Минуту она смотрела в его глаза своими, полными ненависти. Потом женщина чуть-чуть уняла свою злость и сказала сдержанным тоном: - Вы так и не уяснили за столько лет послевоенного времени, что он не погиб. Вот когда ко мне придёт похоронка, тогда я и поверю. А в какие-то бездушные строчки «Пропал без вести» я не верю. Он жив. Вы ещё все увидите, как он придет ко мне, обнимет меня и нашу дочь, внуков. Вы ещё все почувствуете себя виноватыми за слова о том, что считали его мертвым.       «Какая же противная старуха! Когда только её старость в могилу загонит? Всю деревню со своими галлюцинациями уже достала!», - со злостью думал мужчина в ответ на её слова. Сам же он улыбался виновато ей в ответ. Потом кое-как промямлил: - Всё возможно, но ведь это - жизнь, а не сказка…       Она его уже не слушала. Марья Степановна твердым шагом направилась к калитке. Глава деревни поспешил за ней, чтобы указать дорогу до «Джипа», стоящего на дороге.

***

      Марье Степановне Ивановой понравился концерт. Её не пробивали те речи людей, занимающих высокие позиции в управление их области. Её на слезы пробивали лишь те стихи, что читало молодое поколение. Вот они-то и были наполнены душой, наполнены состраданием к тому времени. Особенно ей понравился один мальчик – невзрачный на вид, но как он рассказывал… Он менял оттенки голоса, как перчатки. Но это были не простые «перчатки» - он нёс их от самого сердца.       После концерта «милый и добрый» глава деревенского поселения пропал куда-то со своим «Джипом». Иванова догадалась, что он побежал к начальству свыше с докладом о том, что она побывала у него на митинге. Да и не хотелось старой женщине ехать в этом автомобиле. В автомобиле, купленным на чужие деньги, купленном за ложь и обман.       Поэтому ей пришлось тихонечко идти самой до дома. Она жила почти в последнем доме на улице. Дальше был только лес. Он всегда так шумел весной, словно звал её с собой. Она же строгим голосом говорила: «Рано мне ещё с вами, духи леса, летать меж крон деревьев. Я жду моего Ивана».       За раздумьями Марья Степановна дошла и до самого дома. Возле её маленького, покосившегося от времени, дома цвела сирень. Она ещё только-только набирала цвет, только-только собиралась показать миру свои первые цветы. С этим деревом у неё было связано столько воспоминаний… Вот родной Ванечка подарил ей ещё в школе веточку сирени всего-то с тремя цветочками. Потом в клубе, на танцах, он подарил ей большой букет душистой сирени. А когда они прощались с ним на перроне, Марья успела приколоть к его груди брошь в форме этого цветка.       Иванова приметила, что калитка открыта. «Глава не закрыл, когда уходил», - сразу же нашла объяснение этому она. Но в ограде её ждал ещё больший сюрприз – утром кто-то успел сходить в теплицу, покормить собаку и старого, облезлого черного кота. Женщину впервые за столько лет охватил страх. Кто это мог быть? - Дочка, наверное, приехала, - пробурчала она себе под нос, снимая с ног галоши. И тут она заметила ещё одну странность – на крыльце, вместе с другой обувью, стояли старые, расхлябанные чуни.       Она впервые вбежала в дом. Последний раз она так бегала ещё в юности. Только распахнув дверь в прихожую, которая ещё являлась и кухней, Марья Степановна ахнула. Старый мужчина, в поношенной форме Красной Армии, с тремя медалями на груди, сидел за столом и ждал её. - Ваня, - только и успела сказать она, опираясь на свою тросточку. Это несомненно был её Иван. Некогда темные вьющиеся волосы превратились в седые кудри. Лицо осунулось, нос стал более острым. Но глаза остались прежние. Это прежние два голубых омута, которые она так полюбила в юности. - Маря, - ласково называет её он, вставая из-за стола. Только сейчас она заметила его костыли – Иван Дмитриевич был без правой ноги. - Сиди, сиди! – вдруг говорит она, быстро подходя к нему и усаживая на стул обратно. Сама же женщина садится на пол, около его колен. И тут из её груди вырывается вся боль, которую она копила так долго.       Он утирал своими шершавыми пальцами слезы, которые катились по её лицу, полностью усыпанным морщинками. Гладил её по седым, редким волосам. И ласковым, со старческой хрипотцой, голосом приговаривал: - Ты меня прости, Маря. Я в плен попал. Выжил, но сама понимаешь, что не так-то легко было в нашу страну, при прошлой власти, обратно домой попасть. В шпионаже меня подозревали, чуть ли не врагом народа объявляли. Вот и шёл к тебе так долго… - А я всё ждала, – прервала она его. – Ждала, что ты вот-вот откроешь калитку и скажешь мне, что вернулся. А никто не верил. Одна я и мама твоя верили, что ты живой. - Маря, это – твоя награда за верность. Теперь ты не одна, а снова со мной, - крепко обнимая свою жену, проговорил Иван Дмитриевич.