don't stop just keep going on

empire of the sun – walking on a dream

Лухань жуёт чизбургер, жмурится и размышляет на тему того, идти ему на вторую пару актёрского или хрен с ним. Солнце слепит в глаза, ветер от духоты не спасает, мысли в голове полусонные и неактивные, и Хань решает – хрен с ним. И официально признаёт себя ленивой амёбой. По крайней мере, сегодня. Ему лениво пересесть на другую скамейку (вон, недалеко совсем есть тенёчек), ему лениво ответить на мигающее сообщение (стопудово Минсок), ему лениво даже стряхнуть с шорт крошки. Такими темпами ему станет лениво моргать (и не исключено, что он и вправду моргать не будет, да ещё и решит побить свой собственный тупой рекорд неморгания). Лухань вскидывает голову и оглядывается по сторонам, когда в его ленивый обеденный мир врывается чей-то заразительный смех. Источник обнаруживается спустя три секунды ворочанья на месте – и Лухань зависает на выражении лица (симпатичного лица) незнакомого ему парня. Так зависает, что аж рот открывает немного и бургер из рук едва не роняет. Лухань спохватывается, перестаёт пялиться так открыто и снова начинает жевать. Он даже оглядывается, чтобы удостовериться в том, что никто не видел, как он пялился на кого-то столь откровенно. (Как будто кому-то есть до него дело). Лухань, конечно, украдкой поглядывать на этого парня не перестаёт, и даже злится, когда кто-то между ними проходит и мешает ему наблюдать. Паренёк не один, и Лухань давится остатками бургера, когда замечает (наконец), кто сидит на скамейке и лучезарно улыбается в ответ на заразительный смех. Лухань молниеносно давит в себе всю свою лень и решает пойти на пару актёрского. А после он решает даже сходить в столовую, чтобы попросить у добрых работников кофе, получить постные лица в ответ с чашкой улуна вдобавок и пойти к одинокому столику в уголке. Всё для того, чтобы сверлить дыры в Ким Минсоке – друге на курс постарше – и, волнуясь, тискать бока чашки пальцами. Спустя минуты три Минсок отвлекается от разговора за столом и поднимает на Луханя взгляд, по которому явно читается «достал пялиться, придурок». Хань натягивает идиотскую улыбочку, лезет в карман за телефоном и долбит указательным пальцем по панельке, отправляя короткое «Хён-хён-хён, очень надо поговорить». Ну, не очень короткое. Минсок смотрит на экран телефона, прочитывает дважды, а потом вздыхает и топает к столу, за которым сияет Хань. Иногда так и хочется врезать по его довольной роже. На этот раз, как и всегда, Минсок кидает это желание в корзину невыполненных. – У тебя три минуты, – сообщает Минсок, присаживаясь напротив. Лухань улыбается лишь шире и подвигает свой стул ближе – так, что можно придвинуться ещё чуть-чуть и закинуть на хёна ноги. Можно, но лучше не надо, предупреждает выражение лица Минсока. Хань забивает на эту безумную мысль и наклоняется немного, чтобы тихо совсем спросить: – Хён, почему ты не знакомишь меня со своими друзьями? Лухань может преподавать в каком-нибудь подпольном обществе тайны искусства «как начинать разговор издалека». Вопрос лишь в том, насколько успешно. Минсок теряется с ответом – потому что ты придурок? потому что мы с тобой и сами-то не то чтобы друзья? потому что я и не думал об этом? И что выбрать? В итоге он отвечает уклончиво: – А это необходимо? Минсоку хватает Ханя с головой и в универе, ей-богу, если Хань вдруг начнёт звать хёна по караоке и магазинам в свободное от учёбы время, Минсок притворится трупом и найдёт тысячи отмазок, лишь бы никуда не тащиться с этим безумцем. Если Хань вдруг вольётся в привычную Минсоку тусовку, то можно будет смело искать Минсока где-то на другом конце планеты, в палатке среди ольховых рощ и туманных ночей. Может, именно поэтому Минсок не знакомит Луханя со своими друзьями. – Жизненно необходимо, – заверяет Лухань, активно кивая головой. – Сегодня я видел тебя с одним парнем в парке… Минсок непроизвольно издаёт отчаянный стон и закрывает лицо ладонями. Это очень плохо. Минсок знакомил как-то Луханя с одной девчонкой – в итоге Лухань во время второго свидания придумал себе тигра в домашние животные и слинял из кафе, оставив девушку с замешательством и растаявшим мороженым. Минсок, с лёгкой женской руки, был объявлен кретином и врагом народа. Минсок знакомил как-то Луханя с одним парнем – в итоге ругань на трёх языках было слышно ещё на подходе к дому Сехуна, а Лухань в итоге решил, что они не сходятся характерами, высказал это на китайско-корейском и хлопнул дверью со всей дури, когда Сехун начал что-то возражать. Минсок согласно кивал, когда Сехун делился с ним самой очевидной вещью в мире – «твой друг – полный идиот». То ли Лухань хреново с людьми сходится, то ли уступать и компромиссы искать ни хрена не умеет, то ли он реально кретин, но пока ещё ни одно знакомство с друзьями Минсока не заканчивалось хорошо. (Или хотя бы сносно). Может, именно поэтому Минсок хочет сейчас сбежать к палатке и ольховому лесу; честно, он очень не хочет снова находиться меж двух огней. Да и у Луханя, видимо, в характере не заложено увлекаться по-настоящему, и ну неужели он не может влюбляться в кого-то, кто не знакомый Ким Минсока. – Хён, ты обязан… – Что, снова решил сойти с ума по красивой заднице? – зло перебивает Минсок, убирая ладони от лица и впиваясь взглядом с сотнями иголок недовольства в лицо Луханя. А Лухань задумывается. Смех у того парня красивый, забавный и заразительный – вон, даже сейчас в ответ смеяться охота. Голос приятный (Лухань слышал обрывки фраз на – слава богу! – китайском). Рост – нормальный. Волосы – тёмные. В принципе, на задницу-то Лухань и не смотрел совсем. – Нет, – правдиво отвечает Хань и хмурится, когда Минсок недоверчиво на него косится. – Обещаю, я не сбегу, не сломаю твою с ним дружбу, не выставлю себя или тебя идиотом, и вообще, всё будет по-другому! Серьёзно! Минсок побеждёно разводит руками и встаёт с места. – Три минуты прошли. И идёт обратно к еде и заждавшимся товарищам. Лухань жалобно смотрит ему вслед. Минсок, будто лопатками чувствует этот щенячий взгляд, поводит плечами и опускает руку в карман, чтобы выудить оттуда телефон и написать сообщение. «Окей, я вас познакомлю». Лухань тарабанит в ответ: «Когда?». И ещё: «Го сегодня». И ещё: «Ну пожалуйста-пожалуйста». Лухань убегает из столовой, надеясь свалить до начала пары, когда ему, наконец, приходит ответное «НЕ СЕГОДНЯ. Жди. Радуйся, что я вообще согласился». Лухань посылает хёну саранхульку (хотя, вообще-то, Минсок не видит его совсем) и прячется в туалете от старосты. Лухань грызёт трубочку, отбивает пальцами свободной руки по колену чечётку и нервно оглядывается по сторонам. Минсок должен подойти с минуты на минуту, и должен подойти не один – отличный повод для того, чтобы натянуть нервы до предела и отгрызть от трубочки кусочек в целый сантиметр. Мятный чай совсем не освежает горло и не охлаждает дурную голову, а ещё солнце в глаза слепит, а Лухань ведь вырядился: джинсы узкие, крутые такие, футболка со звёздами и кофта с капюшоном – на тот случай, если они загуляются до ночного холода (то есть, Лухань на это очень надеется). Минсок пишет «Ты ещё не прожарился в своём боевом наряде?», игнорируя кучу вопросов от Луханя. Лухань обзывает хёна засранцем и строчит в ответ очередное «Где вы, ну где вы». Он даже не замечает, как кто-то садится рядом с ним на скамейку, тут же откидываясь на спинку. – Привет, – раздаётся сбоку. Лухань вздрагивает, крепче сжимает пальцы на панельке телефона и поворачивает голову вбок, медленно так, чувствуя себя самым хреновым из всех возможных Терминаторов. На него, улыбаясь, смотрит Исин, и Лухань почти видит вокруг себя ангелов, которые с самыми умиротворёнными лицами ожидают, когда он отдаст им душу. Судя по всему, ждать недолго. Минсок уже сообщил, что «Его зовут Исин, он хороший парень, и, знаешь, я тебе переломы подарю, если ты провернёшь с ним какое-нибудь дерьмо». Минсок не сообщил лишь то, что Исин придёт один (вот это подстава), и что Лухань будет лишён моральной поддержки своего любимого хёна. («Не называй меня так, боже, не надо»). Лухань даже что такое «привет» забывает, продолжая глазеть на Исина и изображать из себя само воплощение тупости и тормознутости в одном флаконе. Исин, в отличие от Ханя, причин терять разум не имеет, а потому встаёт с места, предлагает познакомиться нормально («шапочные знакомства ведь фигня, не думаешь?»), и пройтись до выхода из парка. Лухань через какое-то время перестаёт ощущать ноги ватными и сердце в глотке, но говорит всё равно невпопад, зовёт прокатиться на детском (упс) аттракционе, и зависает конкретно, когда Исин смеётся. В итоге Хань покупает себе леденец с яблочным вкусом и на оставшиеся полчаса становится идеальным слушателем. Исин делится своими творческими идеями и планами, восторгается корейским укладом жизни и запинается на ровном месте, а Хань слушает, кивает, восхищается и подхватывает под локоть. В итоге Исин прощается с ним на середине пешеходной улицы, говорит что-то про предстоящие выходные и пару раз оглядывается, чтобы улыбнуться и слегка заметно кивнуть. Лухань ловит себя на мысли, что на задницу-то он снова не смотрел совсем, догрызает леденец и топает на остановку. Несмотря на поздний вечер, всё ещё стоит липкая жара, и Хань, в очередной раз утирая лоб от пота, всё-таки отвечает Минсоку, что, да, он «прожарился». Минсок отправляет ему ржущий смайлик и «Исин пишет, что ты вежливый и дружелюбный, мне смеяться или плакать?». Где-то почти на самой поверхности в Лухане пищит фанючка, и он решает вообще не отвечать другу. Мало ли, игра «подколоть Луханя» может затянуться до минусового баланса, а кому это нужно. Лухань мечтает о квартирке на двадцатом (с двадцатого наверняка шикарный вид, а с Исином высота не страшна) и кофе в постель по утрам уже на третьем свидании, а Исин упорно не замечает залипающего на него Луханя под боком и пытается отгадать мотивы тройного убийства вместе с детективом на экране. У Ханя начинает болеть голова от нудных фраз уже на половине фильма, и он проклинает свою тупость, когда рьяно отвоёвывал билеты на последний ряд у кассира. Колонки так близко, что хочется в палатку и к ольховым лесам под бочок к Минсоку. Минут за двадцать до конца фильма Лухань таки почти незаметно утекает на выход и оставшееся время сидит в туалете на первом этаже, прислонившись спиной к стене у ряда умывальников, и наслаждается тишиной и запахом яблочного мыла. Исин восхищается сценаристами и игрой актёров, Хань отчасти соглашается насчёт замудрёности сюжета и делает вид, что не слышит вопроса «а куда ты делся за двадцать минут до конца?». Хань забывает придать значение тому, что Исин мгновенно заметил его исчезновение. На пятом свидании Лухань заранее предупреждает, что в кино он ближайшие месяца два не пойдёт (разве что на мультфильм какой), а Исин дарит ему новую порцию наслаждения для ушей, смеясь и предлагая на выбор три маршрута для неторопливых пеших прогулок. Лухань пытается не подавиться кофе, когда Исин изображает кого-то подозрительно похожего на Сквидварда, а потом с тоской смотрит время на телефоне и понимает, что если сейчас не выдвинется в сторону универа, то потом ему предстоит отрабатывать уже три прогула. Исин ведь не в курсе, что ради него Лухань забивает на актёрское; да Исин такого и предположить не может! Лухань ведь ответственный, вежливый и просто замечательный, он же просто не способен пренебрегать учёбой, ну что вы. (Минсок бы громко засмеялся и укорил бы Исина в том, что тот слишком хорошего мнения о Хане). После обмена стандартными прощальными фразами Лухань понимает, что можно уже реально сдвинуться с места и на всех парах мчаться к остановке за углом, но Исин так ему улыбается, что ноги, кажется, реально приклеиваются к плитке. Лухань смотрит в ответ жалобным взглядом, безуспешно пытаясь его изменить на что-то менее унизительное, но без толку. Исин наклоняет немного голову в бок и рисует на лице вопросительное выражение. Лухань едва удерживает на языке «Чжан Исин, ты мне нравишься, я без ума от твоего смеха, твоих шуточек и, как оказалось, задницы тоже, хён был прав, так что встречайся со мной, пожалуйста-пожалуйста», но с выражением чувств у него всегда было (и всегда будет) туго, поэтому он лишь тянет долгое «ну-у-у» и добавляет «увидимся в выходные», прежде чем развернуться на сто восемьдесят и пойти к остановке. За пару секунд Хань успевает повысить уровень ненависти к себе и злобно зыркнуть на собственное отражение в зеркальной витрине аптеки. Ну вот почему он не может быть смелым идиотом тогда, когда нужно. В следующую секунду кто-то хватает его за руку, разворачивает и обнимает. Хань сначала замирает, а потом довольно жмурится и обвивает ладонями в ответ, крепко к спине прижимая, боясь, что прилив нежности у Исина закончится, едва успев начаться. – Мне показалось, что ты очень хотел этого, – тихо говорит Исин куда-то в макушку, глухо так, но Лухань слышит и невольно фыркает от смеха. – Я хочу не только этого, – неожиданно даже для самого себя откровенно выдаёт Хань и чувствует, как краснеет его лицо. Боже, ну вот почему он краснеет. – Но сейчас мне надо спешить, серьёзно, очень надо, так что… – Так что увидимся в выходные, – заканчивает за него Исин и аккуратно выпутывается из ханевских клешней. И улыбается. Хань чувствует себя на стопроцентный помидор, а потому бурчит что-то невнятное и всё-таки сбегает на остановку. Спустя пару дней Хань позволяет себе третий прогул, но причина такая уважительная – Исин позвал его опробовать новую пиццерию. Они берут две большие пиццы – Хань уверенно заявляет, что впихнёт в себя хоть три, – а Исин снимает их пиршество на камеру и отсылает фото Минсоку, добавляя что-то вроде «плюсы пропусков пар» и «ты всё ещё можешь к нам присоединиться», Луханю особо из-за его плеча не видно. Минсок отвечает «идите к чёрту», а спустя одну убитую пиццу и двадцать три минуты хлопает дверью и с широкой улыбкой плюхается за их столик. И Лухань считал бы свидание проваленным, если бы ближе к вечеру Исин не притянул его к себе для поцелуя на пустой остановке. Минсок задумчиво гоняет по столу круглый ластик и наблюдает за тем, как Хань уже минут пять не может отлипнуть от телефона и открытого диалога с Исином. Перерыв скоро закончится, и есть возможность, что одна китайская задница снова сбежит со второго актёрского. Минсок совершенно случайно видит в сообщении от Исина фразу «ты милый», невольно вздыхает и чисто для справки интересуется: – Ты уверен, что не опоил его любовным зельем? – Хён, иди к чёрту.