illusions of the sunlight

Сокджин совсем не ожидал. Отгоняя сон и глубоко вдыхая нагретый утренним солнцем воздух, поворачивает голову к окну, ожидая увидеть скользящие по окну ветви пышной вишни. Но натыкается только на чьи-то большие глаза. Мысли похожи на густой сироп, застрявший где-то в горле, но Сокджин потерялся в словах, поэтому молчит. А оно всё так же ждёт, опираясь локтями на сокджинов подоконник у открытого настежь окна. Сокджин растерянно смотрит на него; в большие карие глаза, россыпь веснушек на носу и лохматые волосы, в которых прячутся маленькие листья и веточки. А потом слышит на удивление приятный голос. - Пригласи меня. - Хорошо. Проходи. Наверное, соглашаться не стоило, но видимых причин для отказа нет. Незнакомец широко улыбается и резво запрыгивает через окно в комнату, принося с собой прилипшие к голым ступням травинки и тёплый ветер. Почти неслышно подходит к Сокджину и садится прямо на кровать, с большим интересом разглядывая лицо. А потом говорит, что его зовут Тэхён и он живёт тут уже много-много лет. - А как тебя зовут? ** Тэхён странный. Обувь не носит, от кофе отказывается и как-то недоверчиво фырчит в сторону сокджинового телефона. От него веет домашним теплом, спокойствием, солнцем; пахнет почти тем же, с примесью хвои и лесных ягод, а в глазах прячется тепло горячего шоколада. Он говорит, что умеет разговаривать с животными и плавать. Сокджин не верит про животных, но ничего не говорит, только заваривает ещё одну чашку чая. Подумаешь, просто чудик, живущий неподалёку, мало ли таких. Тэхён наклоняет голову чуть в сторону и улыбается так, что у Сокджина что-то ёкает под рёбрами. Он всё ещё не знает, есть ли у Тэхёна дом, семья, фамилия. Он много болтает, шутит, рассказывает всякие небылицы и ест шоколадное печенье с таким аппетитом, будто никогда ничего вкуснее не пробовал. И, кажется, совсем никуда не торопится. Сокджин не против вовсе, просто, а вдруг Тэхёна кто-нибудь ждёт? - Не волнуйся, я вернусь к ним позже. Они не будут против, если я буду проводить время со своим новым другом, - отвечает тот, когда Сокджин озвучивает вопрос. Сокджин не заметил, как они стали друзьями. Но был совсем не против. ** Тэхён приходит к нему каждый день. Всё такой же счастливый и лохматый, с прилипшими к пяткам травинками и листьями в волосах. Его уже не надо приглашать, как в первый раз - он сам заходит через окно и играется с рыжим сокджиновым котом, пока сам тот спит. Когда Сокджин спросил, зачем ему надо было приглашать Тэхёна, он сказал, что без приглашения не смог бы войти в дом. Сокджин всё ещё не верит. Как-то раз Тэхён спрашивает, а зачем Сокджин сюда приехал и как долго ещё будет здесь жить. Тот говорит, что у него умер дедушка и его отправили присмотреть за домом, пока не закончится вся суматоха по поводу похорон и продажи дома. Тэхён как-то резко перестаёт улыбаться, будто улыбку сорвали, как лист календаря. Глаза теряют озорной блеск, и остаётся только вязкая темнота. Сокджину непривычно видеть такого грустного Тэхёна, и он пытается найти прежний блеск на глубине чужих зрачков, потому что, эй, не смей быть таким. Тэхён прячется в кружку с чаем и бегает глазами по комнате, пытаясь зацепиться за что-нибудь взглядом, только бы не за Сокджина, не видеть его лица. Потому что сейчас Сокджин напоминает его особенно сильно. - А как звали твоего дедушку? - Тэгун. Чон Тэгун. У Тэхёна сердце замирает испуганной птицей. ** - Дурак ты, Тэхён. Тот только по-дурному совсем смеётся в ответ, светится своей квадратной улыбкой и, казалось бы, совсем не волнуется по поводу своей до крови разодранной ноги. А вот Тэгун волнуется, обматывает его ногу бинтом, держа на своих коленях и игнорируя слова Тэхёна о том, что оно само заживет. - Ты, может быть, со зверьём "на ты", но лечить не умеешь. Тэхён ничего не говорит в ответ, молча улыбается и шевелит пальцами ног, словно пытаясь уловить ими тёплые лучи солнца. Он всё такой же лохматый, веснушчатый и босоногий. У Тэгуна на полу трава с тэхёновых ног и листья с его же волос, и он уже не подметает, потому что Тэхён здесь всё равно целый день. Он уходит поздней ночью и приходит на рассвете, пока ещё не высохла роса. Тэгун тогда ещё спит со сбитым в ногах одеялом, и Тэхён ложится рядом. Смотрит и пытается запомнить тэгуновы черты лица, высечь их на камне своей памяти, чтобы сохранить хотя бы у себя в голове. Потому что это не будет длиться вечно, Тэгун ведь всего лишь человек. Тэхен не улыбается, когда об этом думает, внутри становится очень тяжело и тихо. Легкие сдавливает от мысли, что когда-нибудь он снова останется один на целые километры вокруг. Пока что Тэгун лежит рядом, тёплый, родной и живой, но когда-нибудь и он охладеет. Когда-нибудь. Тэгун об этих мыслях не знает, но ему и не надо. Тэхён дарит ему улыбку и тепло утреннего солнца, а о грустной его стороне ему не обязательно знать. У них и так мало времени. ** Тэхён пролезает через открытое специально для него окно и закрывает за собой, потому что на улице уже топчется осень, ероша холодным ветром макушки деревьев. На полу оставляет следы влажной росы и идёт к лестнице, но у её подножья видит большие картонные коробки; они Тэхёну не нравятся. Как и воздух, он пахнет переменами. Наверху тихо. Как и всегда, наверное, но Тэхёну тревожно, и ком в горле. Тэгун спит на животе, тихо совсем, обнимая подушку одной рукой. Тэхён тоже хотел бы вот так с ним обниматься, и он мог бы, свалив всё на свои странности и причуды, но как-то не доходило. Вместо этого он просто ложится рядом и псом жмётся к чужому теплому боку, вдыхая смесь шампуня и мускуса, и почти засыпает сам. Тэгун чувствует почти привычную тяжесть на боку, когда просыпается. Вот только глаза открывать совсем не хочется. Видеть Тэхёна, дышать им, чувствовать - как-то слишком. Все слишком резко стало трудно. С трудом открывая сонные ещё глаза, медленно садится на кровати и смотрит на Тэхёна. У него глаза расфокусированы, а волосы даже более спутанные, чем обычно. Задремал. И это выглядит таким милым и родным, что под рёбрами колет и давит. - Доброе. Как спалось? Тэгун думает, говорить сейчас или отложить. Решает чуть повременить с этим, выбрать удобный момент (убежать на время) и всё такое. Так что Тэхёна он просто гладит по голове, как домашнего щенка, и идёт умываться, давая время подумать. Им обоим. ** - Я уезжаю через два дня. У Тэхёна сердце ухает вниз, хоть он и ожидал. Тэгун смотрит в тарелку с хлопьями, ворошит их ложкой, пытаясь утопить в молоке. Если бы мог, утопил бы там и реальность; не видеть бы тэхёновых отчаянных глаз. В них сейчас слишком много того, чего быть не должно, и от этого у Тэгуна грудная клетка рвётся на части. И была бы возможность, он бы вытравил всю грусть и отчаяние из тёплых карих глаз, поселив там солнце. Но получилось наоборот - он поселил в тэхёновом сердце солнце и сам же потушил его свет; теперь там темно. Молчание давит на рёбра, и Тэгун почти задыхается. Хлопья размякли в молоке, плавают маленькими трупами в миске, захлебнувшиеся молоком и густым от напряжения воздухом. Надо бы что-то сказать, мол, всё хорошо, я буду к тебе приезжать и никогда не забуду. Вот только они оба знают, что это неправда, и Тэхёну только больнее будет. - Надолго? Беззаботность голоса развеивается дрожью слов и поджатых тэхёновых губ. Они оба знают ответ, опять же. Тэгун просто кивает в ответ, не в силах сказать что-то более, потому что хлопья застряли в горле размякшим комком, запрещая говорить. Потому что Тэхёну не нужны слова Тэхёну нужен был Тэгун. ** - Значит, ты уедешь скоро? - Да. Скорее всего, дом продадут, никто ведь не будет здесь жить. Тэхён, вроде как, должен был понимать. Ещё тогда, когда Сокджин приехал. Нет, ещё когда приехал Тэгун, когда он впервые его увидел сквозь окно и ветви молодой вишни. Люди могут подарить море счастья, но взамен выплеснут океан боли в грудь, чтобы сдавливало лёгкие и ломало рёбра. Тэхёну больно, и боль кажется странно знакомой. Как еле заросшая рана, которую распороли вновь, продолжая ковырять грязными руками всё глубже. Тэхён отчаянно пытается зажечь солнце в своей груди, но оно только тихо тлеет. ** Наступает осень. Снег хрустит под босыми ногами, продавливаясь под чужим весом в еле видные следы. Воздух пахнет зимой, и полуголые деревья уже не шуршат; мёртвая тишина. Будто во всём мире умерли разом все звуки: слышно только, как сердце бьется. Тэхён аккуратно ступает по тонкому совсем слою снега, сквозь который чувствует отмершие травинки. Луна ушла, уже светает. Тэхён садится на полусгнившее дерево - оно лежит прямо там, где была спальная Тэгуна/Сокджина. Дом давным-давно снесли, здесь успели вырасти и упасть деревья, и в дупле того, на котором сидит Тэхён, виднеется заячья шёрстка. Рядом из-под земли торчат безжизненные колышки срубленной когда-то вишни. Тэхён всё такой же лохматый, веснушчатый и босоногий. Только глаза стали глубже и серьёзнее, а тепло остыло. Зимы потушили вечный тэхёнов огонь, и там стало темно. Сокджин больше не приезжал тогда, а сейчас его вообще нет. Он тоже остыл, только немного по-другому. Тэхён устал. Он хотел бы быть человеком: не жить много-много лет, не терять тепло так часто и так надолго. Он хотел бы пожить немного, и пуф - развеяться по ветру тёплым пеплом, растворяясь во вселенной и звёздной пылью улететь в космос. На край вселенной, где не было бы ни Сокджина, ни Тэгуна, или были бы оба сразу. И Тэхён не понимает смысла того, что он существует. Для чего? Наверное, чтобы искупить грехи людей и умереть на кресте, от них же. Тэхён не понимает, и звёзды почему-то тоже молчат. Но в мире существует что-то большее, и у зайцев есть все ответы.