Лжецы

В комнате было темно, туманно и душно. Лишь восковые свечи горели, мягкими пушистыми комками повиснув в воздухе. Где-то раздавалась тихая игра рояля, нежными переливами доносившаяся до них. Рядом клубился чёрный дым, туманными нитями окутывавший их руки и ноги. Аллен фыркнул, сжимаясь и стараясь уже, наконец, проснуться. Перед ним вновь стоял опрятно одетый юноша с длинными рыжими волосами. Он улыбался, но что-то в этой улыбке бесило Аллена. Хотелось подойти и со всей дури залепить кулаком в лицо. Хотелось стереть это выражение, когда губы улыбались, а в глазах мерцали странные ледяные блики. Юноша всегда так приветствовал его. Аллен всегда фыркал ему в ответ. Они уселись за деревянный стол, накрытый белой скатертью, и принялись разглядывать друг друга. Юноша щурил серые глаза, и мимолётная ехидная усмешка проскальзывала по его лицу. На этом лице не было шрама. Уродливого, заметного, длинного, безобразного. Юноша был красив, и его рыжие волосы отливали благородной медью в свете свечей. Аллен сжимал зубы от внезапных порывов злости. Юноша лишь пожимал плечами в ответ. Они часто играли в карты по несколько часов, пока Аллен не просыпался. Они иногда разговаривали, иногда молчали. Иногда смеялись и шутили, иногда — грызлись, как кошка с собакой. Они были чем-то похожи, но Аллен ненавидел эти сравнения. Юноша лишь улыбался, словно понимал и жалел. Длинные красивые пальцы левой руки аккуратно держали карты. Аллен скривился, высовывая язык от омерзения. Когда они встретились в первый раз, ему было всего лишь пять лет. Обозлённый на весь мир, брошенный, никому не нужный, с уродливой рукой-балластом, он был уверен, что юноша перед ним — демон. — Демон? А-ха-ха, — мягко засмеялся тот, прикрывая рот левой ладонью. Как будто специально указывая на уродство Аллена. — Нет-нет, что ты, мальчик. Зови меня... Джокером. Джокер прекрасно играл в карты, великолепно прятал все эмоции за улыбкой и слишком внимательно наблюдал за маленьким безымянным мальчиком. Он говорил странными словами, вытворял вежливые фигуры руками и никогда не улыбался глазами. Лжец и врун до самых костей. Тогда-ещё-не-Аллен ненавидел свои сны, в которых разговаривал со странным Джокером. Вдруг колода карт разлетелась листьями по комнате под печальный вздох. Воспоминания лопнули, как мыльный пузырь. Аллен посмотрел в серые — такие знакомые — глаза и усмехнулся. — Ну, Джокер, кажется, пришло время. — Да, безымянный мальчик, время пришло. Он улыбался, и не было ничего враждебного в его лучистом и доброжелательном лице. Да только сам Аллен улыбался также. Снаружи, за гранью бесконечного сна, буянил Неа, разнося лаборатории. — Глупые учёные, не так ли? — хихикнул Джокер, и золотые блики поскакали по его рыжим прядям. — С самого начала это был провальный эксперимент. А они тебя ещё и наркотиками накачали. Ну точно — глупейший народ. Аллен слушал отстранённо: в его голове пролетали воспоминания их совместного проживания длиной в долгих десять лет. Слишком много. Неимоверно мало. Джокер был чем-то родным, знакомым и по-домашнему уютным. Но вокруг него витала атмосфера безумного спокойствия, чёрными нитями оплетая ноги и руки. От него хотелось сбежать куда подальше, чтобы никто не нашёл. Почему-то Аллену казалось, что в конце этот странный юноша убьёт его. Джокер улыбался успокаивающе, словно уверяя в своей доброжелательности. Но пустые стеклянные серые глаза смотрели стервятниками за любым его движением. — Глупые учёные, — бездумно повторил Аллен, кивая. В комнате неясным гулом отдавались крики, шум, грохот, но Джокер продолжал фальшиво улыбаться и перетасовывать карты длинными фарфоровыми пальцами. Словно в насмешку. — И знаешь, — вдруг дёрнулся Аллен, — что-то здесь холодает. — Разве? — удивился Джокер, опустив голову набок, отчего несколько огненных прядей упали на грудь. — Тебе кажется, маленькая безымянная шавка. Когда Аллен убил Ману, Джокер смеялся и плакал одновременно, словно вспоминая кого-то и убегая от этих воспоминаний. Он тогда назвал его бездомной шавкой, и Аллен, впрочем, не отрицал этого. Ведь от правды не убежишь. А когда Аллен уснул в первую ночь в Ордене, Джокер был дёрганым и слишком нервным. Он ходил из угла в угол, ронял все карты, и на обычно бледном лице горел больной румянец. — Кто ты? — спросил тогда Аллен. — Не знаю, — пожал тот плечами, резко останавливаясь. — Может, ты, может, я, а может... кто-нибудь ещё. — Мне иногда кажется, что ты моё сумасшествие, — пробубнил Аллен, на что Джокер улыбнулся. — Возможно, так оно и есть. Снаружи что-то вновь сильно грохотнуло, отчего комната зашаталась. Аллен вздрогнул, кидая взгляд на Джокера, как две капли похожего на него самого. — Пора, — просто пожал он плечами, откидывая медные волосы назад. — Пора, — прошептал Аллен, тяжело вздыхая. Именно к этому всё и шло. Всегда шло. — Ну, прощай, моё сумасшествие, — усмехнулся Аллен, протягивая левую уродливую руку. — Ну, приветствую, безымянная шавка, — ухмыльнулся Джокер, пожимая её. Аллен опустил голову, чувствуя, как внутри что-то разрушалось, освобождая место для чего-то нового. Джокер улыбнулся тепло, словно на прощание, и какая-то грусть промелькнула в его обычно безразличном взгляде. — Я рад, что был тобой. Аллен прикрыл глаза, и темнота заложила ему уши и нос. Аллен Уолкер умер, задохнувшись в своих же объятиях.