Можешь ли ты рисовать цветами, которым нет названия?

Он не поехал в больницу. «Он был в группе, отправившейся на вызов. Они сказали что-то о заложниках или вроде того. Там был взрыв, и его несколько раз подстрелили. Кажется, он закрыл собой одного из заложников. Он всё ещё на аппарате искусственного дыхания. Он пока не может дышать сам. Ожоги… Хакён-а, когда ты приедешь? Пожалуйста, перезвони мне….» Хакён прослушал сообщение и сразу же удалил его. В дрожащем голосе Сечжон не было ничего успокаивающего. Он даже не стал заморачиваться на счёт кучи текстовых сообщений, которые затопили его уведомления. Он просто отключил их и уронил телефон на пол. Шок все ещё был очевидным, это уж точно. Больше, чем слегка унизительно то, что это был второй раз, когда Хакён превратился в рыдающую массу на своём рабочем месте. Перед глазами вспыхивали яркие цветные пятна, нагоняя мысли об ужасном. Только споткнувшись о порог в свою комнату, он понял, что вообще произошло. Теперь снова свернулся калачиком в углу, крепко обнимая колени руками. Он не спускал глаз с картин, стоящих у стены. Цвета вернулись, но они вели себя странно, иногда сливаясь в единый поток, а иногда окрашиваясь в серые оттенки. Хакёну пришлось задержать дыхание, чтобы всё вернулось в норму. Он не мог понять сколько дней прошло. Для того, чтобы быть уверенным, что он всё ещё видел цвета – что Тэгун ещё жив – он никогда не выключал свет в своей комнате. Иногда он проваливался в сон, но не был уверен сколько времени прошло. Раздался звонок телефона. Он дёрнулся от неожиданности и ответил, даже не глядя на экран. - Алло? - Его голос всё ещё звучал странно. Очевидно, звонящий не ожидал, что он ответит. Какое-то время было слышно лишь сопение, но затем Хакён услышал звонящего. - Алло? Хакён-а? - Сечжон-нуна… - Господи, наконец-то. Я так беспокоилась о тебе. Ты не перезвонил мне и не отвечал на сообщения, а я не могла ехать из больницы. Я даже не знала если ты… Она замолчала. Хакён попытался откашляться. - Тэгун… как он? - Ему уже лучше. Иногда он просыпается. Они говорят, если всё будет хорошо, его отключат от аппарата искусственного дыхания. - О… Снова повисла тишина. -Хакён-а, - голос Сечжон звучал жалко. - Когда ты приедешь? - Хакён не ответил. - Я знаю, это пугает, но, пожалуйста… Я знаю, Тэгун очень хочет увидеть тебя. Когда он просыпается, но всегда смотрит по сторонам, словно ищет кого-то. Я знаю, что он хочет увидеть тебя. Хакён, пожалуйста. - Нуна… я…. - Хакён скрипнул зубами. - Я хочу, но…. - Я знаю, Хакён. Тебя это пугает. Я пойду с тобой, если ты захочешь. - Нет, нуна, я просто… Я приеду. Просто не сейчас. Прости. Он должен был собраться прежде чем даже думать о встрече с Тэгуном. Все эти дни Хакён почти не покидал свой угол. Он с трудом заставлял себя дойти до ванной и кухни, чтобы выпить немного воды. Думать о еде было сейчас за пределами его возможностей, но в любом случае, было бы не очень хорошо, если бы он приехал в больницу как зомби. Прошёл ещё день. Или два. Или три. Прошло ещё немного времени, прежде чем Хакён наконец решился поехать в больницу. Он написал Сечжон, и она сразу же ответила, отправляя пошаговую инструкцию, как добраться до палаты Тэгуна. Хакён уже чувствовал тревогу. Сечжон встретила его у лифта, её родители стояли позади. Только в тот момент Хакён понял, что ни разу не видел их с момента их первой встречи с Тэгуном. Прежде он иногда ходил к ним на ужин по приглашению Сечжон, но ему и в голову никогда не приходило сказать им о… Стоп… Они вообще знали о них с Тэгуном? Скорее всего Тэгун не говорил об этом. Нет, Сечжон тоже часть этой семьи. Невозможно, чтобы они не знали. Всё это пронеслось в голове Хакёна за ту секунду, пока он делал шаг в сторону лифта. Все выглядели обеспокоенными и уставшими, но, когда он подошёл, знакомые лица стали чуть добрее. - Ах, Хакён-ши. - Мама ласково погладила его по волосам. - Бедняга. Ты выглядишь так, словно не ел несколько дней. Он нервно рассмеялся. Это было правдой. - Я в порядке. Надеюсь у вас всё хорошо. - Ну… ты знаешь. Сечжон сказала, что ты придёшь. Надеюсь, никто не будет чувствовать себя не в своей тарелке. Родители развернулись в сторону лифта, оставляя двух друзей одних. Сечжон подошла ближе и мягко подтолкнула его. - Ну же, - Её голос был очень тихим. - Я пойду с тобой. Его сердце глухо стучало в груди, каждый шаг увеличивал напряжение. Он подумал, что, возможно, у него случится сердечный приступ ещё до того, как они дойдут до палаты Тэгуна, но они становились у двери, которая была чуть приоткрыта. Сечжон повернулась к Хакёну, подбадривающе улыбаясь. Даже звуки солнечного дня не могли проникнуть в давящую тишину больницы. Яркий вид из окна не мог компенсировать холодную грубость комнаты. Хакён старался не поднимать глаза, пока не зашёл в комнату. Сечжон положила руки ему на плечи и мягко подталкивала его, пока он не упёрся коленями в край кровати. Хакён поднял глаза. Может, всё было не так плохо, как это изобразило воображение Хакёна. Может, Хакён не мог представить этого парня таким другим. Но без этого крутого мундира, в обычной больничной рубахе он выглядел слишком маленьким и уязвимым. С левой стороны его лица и вниз, до кисти руки, а может и дальше, больничная одежда прятала это, была видна сырая кожа и уродливые рубцы от ожогов. Влажно блестящая, видимо из-за лекарственных мазей, марля оборачивала его левую руку. Ещё несколько марлевых повязок были на лице, поддерживая эластичную маску и не давая ей касаться повреждённой кожи. Его вдохи и выдохи были короткие и неглубокие, его грудь еле шевелилась. Казалось, что он спал. Хакён обошёл кровать с права, боясь что-нибудь задеть и нарушить этот, казавшийся жизненно необходимым баланс. Он всё ещё не осознавал себя здесь, рядом, поэтому несмело протянул руку к Тэгуну. Его кисть была прохладной. Возможно из-за достаточно низкой температуры в комнате. Хакён сжал в своих руках холодные пальцы Тэгуна, стараясь не задеть пульсометр на его указательном пальце. Сначала он думал, что это из-за больничного освещения кожа Тэгуна выглядела такой странной. Но, сравнивая со своими собственными руками, Хакён заметил, что его зрение опять изменилось. Это было, как если бы кто-то передвигал ползунок, то убирая цвет совсем, то возвращая его. Он упал на колени рядом с постелью, прижимаясь лбом к пальцам Тэгуна, почти, как если бы он молился. Тэгун… Тэгун…