Сожжение

      Один из девяти миров. Селение, площадь, сутолока.       Посреди людского круга — котёл, в таком с полдюжины конников в боевом облачении сварить можно, не снимая с седла. В котле кипит раскалённая до красных прожилок смола, вот-вот займётся жарким пламенем. Рядом — добротный дубовый помост, высокий и надёжный, такой от дуновения ветра не вспыхнет, да и выдержит самого крепкого конунга с ярлами и воинами. Не для людей, для богов старались, для самого Владыки Ратей, Одина Всеотца, царя Асгарда, чтоб суд вершил над Злокозненным Локи. Статен и страшен Владыка в золотом доспехе, борода по ветру стелется, на плечах два здоровенных ворона сидят и глядят по сторонам. Перед ним — побратим его нечестивый в рубахе нараспашку, голой грудью щеголяет — и ни капли страха или раскаяния не имеет. Долго Один говорит, перечисляя проступки, один другого хуже, дивится и ужасается народ — такого и брату не простить. Сами поклоны били, сами просили асов Злокозненного отвадить от домов, добра и жён, чтоб не изводил, не морочил, не тревожил лживыми словами, а тут боязно — как аса-то казнить? А вдруг как умрёт Локи, так и погаснут очаги, порвутся сети или того хуже — сердца остановятся, и все его палачи упадут замертво?       - Ах, пощади! Не бросай меня — Бога Ог… — внезапно взмолился осуждённый.       - Ты причинил много боли, Локи, — поспешно подвёл итог Всеотец, перебивая побратима. — Испытаешь не меньшую. Не дам тебе последнего слова, зная, на что способен твой змеиный язык. Умрёшь в сожалениях, не облегчив сердца.       С этими словами Один вздёрнул уступающего в росте Лодура за рубаху в воздух, чтоб последний раз взглянуть в глаза — и швырнуть в кипящую смолу. Но стоило лицу виновного поравняться с лицом Владыки Воронов, как Злокозненный порвал верёвки; толпа замерла, не дыша. Неужто проклятый обманщик перехитрил — и сам убьёт Мудрого, асам противным колдовством? Но тот лишь обнял и крепко поцеловал в губы. Как брата, прощаясь; а некоторым показалось, что и так, как годится целовать только жену — слишком уж неистово и жарко соприкоснулись губы. Но рассмотреть толком никто ничего не успел, потому как Один оторвал от себя Локи и яростно швырнул в огонь, поднявшийся над чёрно-алой жижей. С криком Кузнец Бед полетел вниз, загоревшись и вспыхнув задолго до того, как погрузился в кипящую смолу; казалось, он попросту рассыпался пламенем по поверхности котла. Некоторые вздохнули с облегчением, другие разочарованно. Последние считали: не стоило так сильно раскалять смолу, пусть бы помучался, варясь заживо в липком вареве — заслужил.

***

      Позднее в чертогах:       - Что за балаган?! Что за срам ты затеял, Лодур зловредный! Забыл, о чём мы условились? — сказал Один сурово, не оборачиваясь к очагу, в котором ровное потрескивание поленьев не выдавало и намёка на присутствие побратима.       - Так вышло куда драматичней, смертные такое любят, — нагло улыбаясь, Локи высунулся из огня, покинул очаг и тенью прильнул к широкой спине Вотана, шепча на ухо. — Ну и гадость эта твоя смола! Давай ты меня в следующий раз в тёмном пиве утопишь, а? Поверь, спустя столетия сказ так изменится, что для истории никакой разницы не будет, а мне приятно. И ещё. Историю со змеёй и Сигюн мы ставить не будем.       - Локи…       - Не то наш «жертвенный бог» сам меня прикончит из ревности — свиным ребром, прямо на пиру. ***       Много веков спустя.       - Ну и где?! Ради чего я столько страдал? — Локи раздосадованно захлопнул «Большую британскую энциклопедию скандинавской мифологии». — Зато про коня они не забыли, не потеряли! Ух…       - Страдал он! Бог Огня, сгорая, бедный. Зато какие подношения нам за защиту от тебя приносили, как верили каждый раз. Скажи ещё, тебе не нравилось! Не стоило тебе, побратим, тогда спьяну в руны со мной на легенды играть — историю пишут победители! — подмигнул Один и спихнул одного из воронов с растрёпанного томика Эдды.