POV Мия
Адам где-то вычитал, что находясь в животе, слышать малыш начинает на четвёртом месяце, и начинает реагировать на слуховые раздражители: отвечает на них учащением сердцебиения, изменением ритма движений, мимикой.
Именно это стало причиной сольной карьеры Адама и с тех пор его основной публикой являлись я и Эми — наша дочь. О том, что у нас будет девочка, нам сказал доктор.
В этой же статье говорилось, что восприятие звуков зависит от положения, которое ребёнок занимает в матке. Например, на поздних сроках у плода в головном предлежании — то есть, когда малыш висит вниз головой, — больше возможностей для получения информации извне. На этом сроке его среднее ухо созрело и в состоянии воспринимать звуки окружающего мира, и кроха различает: голоса других людей, музыку, новые шумы.
Поэтому Адам всерьёз взялся за воспитание музыкальных вкусов нашей дочери и, подложив мне под спину несколько подушек, усаживал меня, а сам ложился на спину на уровне моего живота. Он пел разное: что-то, что считал уместным — из своего репертуара, что-то из репертуара моих родителей.
Поток воздуха, который Адам выдыхал, когда пел, приятно щекотал мой живот. А потом Адам целовал его, чтобы унять моё желание почесаться. Со временем, когда малышка уже подросла, она начала отвечать отцу еле ощутимыми толчками, которых с нетерпением ждал Адам.
— Поцелуй меня, — просила я, когда меня охватывало знакомое чувство ревности, будто мне приходится делиться Адамом. — Я — не только мой живот, — напоминала я в такие моменты обиженно о своём присутствии.
— Дурашка. Я только твой.
Карьеру виолончелистки пришлось прекратить уже на ранних сроках, потому что из-за многочисленных операций, перенесённых мной несколько лет назад, беременность протекала тяжело. Возможно, именно поэтому мне требовалось больше внимания, чем обычно, и я ликовала, что Адам целый день со мной. На имеющиеся деньги Адам купил нам дом, и всё время ожидания рождения нашей дочери, мы занимались его обустройством.
Я вертелась под ногами Адама, когда он белил потолок — хотела быть полезной; сидела рядом на стуле, когда он клеил обои. И его напускная злость, что я могу надышаться краской и клеем, совершенно на меня не действовали, поэтому он торопился быстрее закончить и старался работать только когда я сплю.
Ходят слухи, что между пятым и седьмым месяцем во рту у ребёнка значительно больше вкусовых рецепторов, воспринимающих тончайшие вкусовые нюансы, чем у взрослого человека. И пока что малыш сам ничего не ел, а питался через пуповину, то Адам начал строго следить за моим питанием и со всей ответственностью взялся за мой рацион и в этом ему активно помогали наши друзья из ресторана.
«Слишком он у тебя тощий. Как и ты. Здоровых детей вам не родить, если мяса на костях не нарастите», — сказала как-то Юфимия, которая теперь с удовольствием откармливала нас обоих.
Если раньше все ограничивались стремлением накормить меня, чтобы я набрала вес (ведь количество гастролей и репетиций не позволяли как следует следить за собой: приходилось обходиться перекусами как попало и где попало в пути), то сейчас Адам считал должным контролировать что именно я ем.
«В околоплодных водах есть соль, сахар, который очень нравится малышу, и другие вещества. Когда в водах много сахара — ребёнок в восторге. Ароматы некоторых пищевых продуктов (пряностей, чеснока, спаржи) проникающие в околоплодные воды также влияют на вкусовые предпочтения малыша после рождения», — цитировал Адам. О том, что в околоплодные воды приходится ещё и писать (это можно определить по присутствию мочевины: такие действия — тренировка лёгких и почек ребёнка), Адам предпочитал умалчивать.
От кофе, разумеется, пришлось отказаться...
***
Я сижу, опираясь на гору подушек, и кормлю своего ребёнка: малышку, с забавным нежным личиком с большими ласковыми синими глазами — как колокольчики, — и её мягкими маленькими ручками и ножками... Я скольжу по ним ладонями и потом прячу в горстях маленькие ступни. Настоящий младенец, настоящее чудо...
Адам лежит рядом и наблюдает за нами.
Схватки начались почти на месяц раньше срока.
Когда приехали в больницу, меня уже скручивали жестокие боли — сильнее (меня об этом предупреждали), чем у других матерей, во многом из-за многочисленных операций, которые я перенесла пару лет назад. Ребёнок, казалось, вырывался на свет. Я была вся в синяках; не иначе моё нутро было огромным чёрным синяком... Только Адаму об этом знать не обязательно, решила я уже тогда.
Адам — не в пример ему мой отец, — стойко выдержал восьмичасовые роды и на протяжении всего процесса не выпускал мою ладонь из своих рук. Несмотря на настойчивые уговоры докторов, рожать я решила самостоятельно — в память о своей матери. Адам, пусть и не сразу, но поддержал моё решение.
Всё это время Адам продолжает петь; вероятно, чувствует себя за тысячу миль отсюда, увлекаемый мелодией к тем далям, куда не могут проникнуть ни наши голоса, ни любой другой отзвук событий этого мира. Туда, где находятся те, кого мы любим.
***
POV Адам
Я просыпаюсь и вижу, что дом залит светом, и чувствую себя таким отдохнувшим, что пару секунд мне кажется, будто я продрых всю ночь и проспал ночную кормёжку Эми. Но бросив взгляд на настенные часы, я вижу, что нет даже двух. Значит, я спал всего полтора часа, и где-то ближе к трём в своей кроватке начнёт возиться наша дочь.
Мия ещё не проснулась, она дышит глубоко и тихо посапывает. Она кажется такой умиротворенной и довольной. Я до сих пор не справился с бессонницей и засыпаю с трудом, а Мие же, как и прежде, достаточно нескольких минут чтения, после чего она поворачивается на бок и сразу отключается.
Прядь волос упала ей на лицо, и её кончик затягивает в рот и выталкивает обратно с каждым вдохом и выдохом. Я привычным движением наклоняюсь к ней и убираю волосы, случайно коснувшись пальцем её губ. Это так естественно, и меня охватывает искушение гладить её щеки, подбородок, лоб.
Она не поднимает голову с подушки, одарив меня заспанным и ласковым взглядом.
— Эми проснулась? — спрашивает она, прислушиваясь к звукам из кроватки.
— Нет, только я.
Она заговорщицки тянется ко мне, и нежно целует.
— Сколько у нас ещё времени? — тихо спрашивает она, чтобы не спугнуть наше уединение.
— Около часа.
Она удовлетворенно кивает и ложится обратно, приглашая меня к себе.
Мы будем любить друг друга осторожно, с опаской, чтобы ненароком не разбудить наше сокровище.
Когда она проснётся, покормив её, уютно устроимся с Мией в объятиях друг друга, и оба будем счастливы от испытываемого чувства удовлетворения — хорошо, что она осталась.
