Преступник наказан

Ча Джун Пё не верил, что пролежал в коме целых двадцать лет. То есть, он понимал, что спал не один год: и мать, прибежавшая к нему первой, выглядела куда старше и изможденнее, и оборудование в больнице было странно-новое, как будто из фильмов о будущем, и была ещё целая куча фактов, указывающая на его долгое отсутствие, но он не верил. Не двадцать один год. За двадцать один год с маленькой Ча До Хён могло произойти слишком многое – всё, что угодно. И даже если в этом виноват будет не он, не Джун Пё, винить он будет именно себя – чересчур велика вина перед малышкой. В первый день своего пробуждения больше всего Ча Джун Пё хотел увидеть сына, Джу Нёна, и дочку Мин Со Ён – Ча До Хён. Но пришла только его мать – счастливая до слёз, она едва могла что-то внятно рассказать, только повторяла срывающимся голосом: «Ты очнулся… очнулся!..» Когда он спросил за сына – она стушевалась, чуть не отпустила его руку. «С ним всё в порядке, сынок» - и имени внука не назвала, как будто что-то помешало ей сказать эти три слога. Сердце Джун Пё тревожно забилось, и осознание, что его не было так долго, провело по спине холодными коготками. Как же много он упустил?.. Ты пропустил свою жизнь, Ча Джун Пё. Когда в палату, распахнув дверь, зашел молодой мужчина – на вид ему было около тридцати или чуть меньше – Джун Пё удивился. Это был явно не санитар и не врач, тогда – посетитель? Но он его не знал, что этот парень тут забыл? Или он его всё же знал?.. Понимание того, кто перед ним стукнуло в голове железной кувалдой. Маленький Ча Джу Нён был похож на него. Взрослый Ча Джу Нён больше походил на свою мать – но только внешностью. -Сынок?.. – Джун Пё прекрасно понимал свою вину перед сыном, а потому вложил в это ласковое обращение всю горечь своей вины, всю свою любовь к отпрыску. Отпрыск не оценил. Отпрыск, не жалея отцовских чувств, рассказал всё, что думает о папаше и то, как он относится к нему – всё ещё отцу и всё ещё преступнику. Уже выходя из палаты, он бросил через плечо – как будто случайно: -С семи лет меня зовут Ча До Хён. Джун Пё был готов опять впасть в кому от отчаяния. Наверное, именно когда незнакомый мужчина со своей личной историей и чужим именем зашел в палату как его сын – именно тогда Ча Джун Пё осознал, что двадцать один год – это очень, очень много. Перед ним был не тот милый, улыбчивый мальчонка, который обещал ему лодку «Фэрри Пак». Перед ним не мальчик, который своим телом пытался защитить подружку от побоев. Перед ним взрослый мужчина, у которого наверняка есть своя работа, свои увлечения, своя женщина, в конце концов! Джун Пё положил руку на сердце, которое больно кольнуло, а из глаз – без его желания – покатились горькие слёзы отчаяния. Как много он упустил, как много он потерял! И даже не из-за двадцати одного года комы – из-за своей ненависти к чужому ребенку, из-за давления, которое он оказывал на сына. Он потерял их доверие тогда. Преступник наказан по деяниям своим и сожалеет всем своим естеством. Ещё одним ударом был приход Ча До Хён – которая теперь О Ри Джин. Её он узнал сразу: слишком велико сходство с матерью – женщиной, которую он ненавидел просто за то, что она существовала; ненавидел за то, что она была его женой; ненавидел за то, что отец слушал её больше, чем его. Эту девочку он тоже ненавидел – когда она была семилетним шпендиком и рыдала, видя его занесенную для удара руку. Теперь он её боялся. Он боялся, что она будет кричать, с пеной у рта обвинять его в смерти матери, сломленной детской психике, черт знает в чем ещё обвинять! Всё было намного хуже. О Ри Джин была практически спокойна – держалась она, по крайней мере, великолепно – ещё один пунктик сходства с матерью, а это убивало Джун Пё ещё больше. Её холодное спокойствие с внутренней бомбой замедленного действия. Её невероятное сходство с Мин Со Ён. За неё на него орал родной сын со взглядом незнакомого человека. Он же – этот ещё более чужой человек - душил его, пытаясь лишить жизни. Ча Джун Пё был не против. Как жаль, что Ри Джин оттащила его. Девушка назвала юношу Сын Се Ги. Никто ему не сказал, но Джун Пё сам понял, что именно этот мальчик – а не его ребенок - подпалил особняк. Намного позже он найдет документы на столе матери, подтверждающие, что у его сына – диссоциативное расстройство личности. Его мальчик был психом. И, бесспорно, виноват в этом был именно он – Ча Джун Пё. Избивая одного ребенка – грех для любого человека – он довел до психически-больного состояния другого – родного сына. Двойной груз, в двое тяжелее гора на плечи мужчины, который за одну ночь – как ему показалось – резко стал старше на двадцать один год. Гора, которую не скинуть никогда, потому что прощение этой взрослой девушки и этого взрослого мужчины уже ничего не изменит. Раньше надо было просыпаться, Ча Джун Пё. А потом была свадьба этого взрослого мужчины и этой взрослой женщины. С белым платьем, мягко облегающим стан невесты, со счастливой улыбкой жениха. Со слезами радости приемных родителей невесты и с несколько горькой улыбкой её приемного брата-близнеца. Со скрипом зубов со стороны родственников жениха. И с незаметной тенью в дальнем конце зала, которая даже права тут быть не имела. Джун Пё не хотел жить, он хотел заснуть – обратно, но уже навсегда. Но ещё он прекрасно понимал, что и на это не имеет права. Эта жизнь – его тюрьма, в которой он принимает наказание за совершенные злодеяния. И преступник отбудет свой срок до конца.