Гаски

Лесные эльфы существенно отличались от своих сородичей. Это был скрытный и часто враждебно настроенный народ. За всю свою долгую, насыщенную приключениями и путешествиями жизнь Гендальф не раз бывал в Зеленолесье* и Лориэне, но до сих пор ему не довелось даже издали видеть жилища перворожденных. Вот и на сей раз, когда из заплетенных паутиной ветвей показались патрульные с натянутыми луками, можно было не сомневаться – они здесь, чтобы провести гостя тайными тропами в обход дворца владыки. Маг не стал задавать провожатым никаких вопросов и привычно следовал за ними, особо не глядя по сторонам. Даже если бы он пытался запоминать дорогу, из этого не вышло бы ничего путного – эльфийская магия накрепко переплелась с природой этих мест, и даже теперь, когда в чаще поселилось неведомое зло, оберегала секреты лесных обитателей. Тропы зарастали, ветви накрепко сплетались прямо на глазах у внимательного путешественника, деревья нехотя, с тоскливым скрипом и старческим покряхтыванием, подвигались, тем самым изменяя лес до неузнаваемости. Гендальф не поверил глазам, когда подлесок расступился, и перед путниками предстала бурная река, срывающаяся с обрыва сотнями звенящих струй. Изящные мосты протянулись через клокочущий поток прямо к крепостной стене гномьей работы. Врата уже были гостеприимно распахнуты, как бы приглашая чувствовать себя как дома. Стражи леса провели его до самых ворот и направились назад в чащу, но, конечно же, чародея не оставили бродить в одиночестве. Очаровательная эльфийка с рыжими волосами приветливо улыбнулась и с поклоном произнесла: «Добро пожаловать, Митрандир, ты не мог выбрать лучшего времени для визита в нашу обитель!» - Надеюсь, владыка Трандуил и все его подданные в добром здравии, - чародей был немного сбит с толку. Он всерьез задумался, не запутался ли лесной король в полах своего одеяния и не ушибся ли головой при падении. К счастью, разгадка оказалась намного проще – пару недель назад он отбыл на потешную охоту и до сих пор не соизволил возвратиться. Все это время его замещал Леголас, который и принял решение принять чародея. - Смеркается, - скорее угадала, чем заметила эльфийка, ведь солнце почти не пробивалось под сень раскидистых крон. – Поспешим же! Усталого путника ждет отдых и золотое вино. Чародей улыбнулся в усы, которые снова начал отращивать по настоянию Галадриэль. Ему сразу приглянулась эта девочка, невысокая и живая, отмеченная солнышком, которое осыпало веснушками миловидное личико и даже острое ушко, выглядывающее из тщательно причесанных, но не заплетенных волос. Она так отличалась от холодной и статной эльфийки, в которую вот уже много лет был безнадежно влюблен Гендальф. Галадриэль была колкой, словно звездный свет, и такой же недостижимой, как серп луны в небесах. Однако стоило ей поманить, и слабый чародей поддавался ее чарам. И все же у женщин было что-то общее, наверное, Галадриэль была такой же светлой и беззаботной в этом возрасте. Впрочем, маг не брался гадать, сколько веков рыжей чаровнице, а сама она наверняка жила сегодняшним днем, не замечая, как пролетают года. Прохладные узкие ладони обхватили его руку, загрубевшую от ветра и натертую посохом. Девушка нетерпеливо потянула его за собой и звонко рассмеялась, предчувствуя веселье. Маг подхватил ее смех, вне всяких сомнений, эльфы выбирают для себя поистине волшебные места. Он забыл о многодневной усталости и тяготах пути, а полупустой вещевой мешок как будто перестал оттягивать плечо. Теперь Гендальф готов был веселиться до самого утра! Он с удовольствием присоединился к принцу и другим эльфам за праздничным столом. Все присутствующие были представлены ему, но имена быстро выветрились из головы, кроме, пожалуй, имени его очаровательной юной проводницы. Рыжую егозу звали Тауриэль. Она поднесла чародею кубок и сразу же потянула подругу танцевать под чарующие переливы арфы. - Тебе нравится здесь, Митрандир? – спросил Леголас, когда чародей утолил голод и немного захмелел. - Признаться, я не ожидал такого теплого приема, - он обвел просторную комнату, низкие столы, ковры и подушки. - Сегодня ведь канун Креса, - принц дал знак подданным, чтобы вынесли столы, а с ними и большую часть светильников. – Грех ложиться спать в такую ночь. Окажешь нам честь своим присутствием на празднике? Ночь долгая, все веселье еще впереди. Обычно Гендальф настороженно относился к чужим традициям, но с эльфами он дружил многие годы и думал, что знает их культуру достаточно хорошо. Песни и танцы продолжались при свете лучины, которая едва-едва разгоняла темноту – еще одно отличие от Ривенделла, открытого звездному свету. Чародей отдыхал на низкой кушетке, наблюдая за этим восхитительным зрелищем. Стройные тела текуче двигались под мелодичный звук серебряных голосов, словно струи водопада, лились по плечам гладкие пряди, руки случайных партнеров по танцу как-то уж чересчур смело касались точеных бедер. Эльфы не делали разницы между мужчинами и женщинами, просто наслаждаясь танцем и свежестью ночи, проникающей в открытые окна, за которыми в густой листве не мерцало ни огонька, если не считать крошечного светляка, тоже пришедшего послушать дивное пение. Лучина догорела, выпустив на прощание тонкую извивистую струйку дыма. Чародей думал сотворить рассеивающее тьму заклинание, но с удивлением понял, что перворожденные именно этого и ждали. В темноте послышались смех и шорох ткани, а потом тонкая рука коснулась лица мага, пощекотав еще не ставшую привычной бородку. Это была Тауриэль – Гендальф узнал егозу по тонкому, чуть терпкому аромату. Все перворожденные пахли чуть уловимо и совершенно изумительно, но каждый по-своему. Пожалуй, лесные эльфы имели чуть более яркий запах, чем их сородичи из Ривенделла, или просто он раскрылся именно сейчас. Девочка ощупью забралась к нему на колени – легче и нежнее пуха – и подарила поцелуй, который был слаще гречишного меда. - Тауриэль, - хрипло произнес мужчина, не зная, что сказать. - Тауриэль, сестра,** - позвал Леголас, и девочка послушно пошла на голос. Должно быть, маг нарушил какое-то негласное правило. «Под покровом темноты пара не должна быть узнана, – догадался Гендальф. – Но наверняка есть исключения». Обострившийся в отсутствие зрения слух подсказывал, что принц обнимает и целует рыжую красавицу. Стоило вообразить, как эта гибкая лоза подставляется под ласковые сильные руки, и томление разлилось по телу душной волной. Как жаль, что Галадриэль никогда не позволила бы себе так откровенно проявлять чувства! Плотская любовь чужда той, что может заглядывать в душу. Осанвэ - дар и проклятье. Насмешка судьбы – перворожденная, что опустилась перед ним на колени, обладала тонкими теплыми кудрями, которые так приятно оказалось перебирать в пальцах. Послушные и ласковые, словно шелк, ни одна красавица человеческого рода не могла похвастаться такими – маг проверял. Исполненный любви стон прозвучал среди вздохов и шорохов, и Гендальф пожалел, что не способен видеть во тьме, как темные твари или гномы, что большую часть жизни проводят во мраке. Маг многое отдал бы, чтобы взглянуть на прекрасную рыжую деву, отдающуюся своему брату. Увидеть румянец, тронувший точеные скулы, потемневшие от вина и поцелуев губы, изгиб спины под руками лучника. Тауриэль могла быть его, но ее выбрал другой… Чуть загрубевшие от соприкосновения со струнами пальцы расстегнули ремень и откинули полы одежды, короткие ногти слегка царапнули живот под рубахой. Наверное, для эльфов одежда чародея была слишком груба, они привыкли к совсем другим тканям, из которых шили свои легкие и струящиеся одежды. Для мага было ново предаваться любовным утехам вслепую. Он и подумать не мог, как явственно может чувствоваться каждое касание. Головка уперлась в плотно сомкнутые губы, однако стоило чуть двинуться вперед, и они раскрылись, плотно охватывая со всех сторон. Глубже, еще немного до упора, и с легким усилием дальше. У Гендальфа заломило затылок. Он хотел податься назад, чтобы не задушить или не сделать больно, но просто не смог себя заставить. Тесно, глубоко и влажно, твердые кромки зубов смыкаются у самого основания, каждое трудное глотательное движение заставляет вздрагивать. Это длилось очень долго, пока хватало дыхания. - Возьми меня, брат мой,** - низкий голос с хрипотцой принадлежал вовсе не эльфийке, как он сперва подумал, и это шокировало мага. Прежде он думал, что только гномы предаются подобным утехам. Видимо, лесные эльфы переняли этот странный обычай у соседей, обосновавшихся в Одинокой горе полторы сотни лет назад.*** А может, и раньше, когда гномы работали на лесного короля. - Разве я тебе не люб? – в тихом, словно шелест ветвей за окном, голосе перворожденного было столько неподдельной обиды. Гендальф не нашелся, что ответить, это был второй раз, когда он спутал юношу с девушкой, в темноте ошибиться оказалось очень просто. Молодой эльф так старался ему угодить, и чародей хотел отблагодарить его, поэтому еще раз погладил по волосам и поцеловал упрямые губы, уловив тонкий аромат табака. Снова его поразило ощущение невесомости партнера, оседлавшего его бедра. Маг не знал, как им это удается, наверное, это было что-то сродни ходьбе по снегу без единого следа, и очень надеялся, что перворожденный не представляет сейчас на его месте огромный сугроб. Смешок застрял в горле, потому что прохладные сильные пальцы сомкнулись на его члене, прижимая к чему-то теплому и шелковистому. Шельмец решил приласкать сразу их обоих, и теперь, довольный своей находчивостью, улыбался Митрандиру в губы. Тот углубил поцелуй и, упершись локтем, двинул бедами, отчего перворожденного слегка подбросило. Член у члена. Они гладко скользили друг о друга, и это было так хорошо. Достаточно, чтобы раздразнить, но не для того, чтобы утолить желание. Перворожденный ритмично подавался бедрами вперед, сопровождая толчки поцелуями и томными стонами. Гендальф прикусил нижнюю губу любовника, вцепившись пальцами в его бок и руку. Он хотел сказать, что не стоит и дальше испытывать пределы терпения, но эльф и сам это понял. Чародей едва не застонал от досады, когда незнакомец соскользнул с него, а потом – от чистого восторга, потому что шельмец уже успел себя подготовить и теперь буквально улегся спиной на любовника, приняв того в себя одним плавным осторожным движением. Зажмурив глаза – все равно в темноте ничего не было видно – и немного робея, чародей потянулся вниз и на пробу провел ладонью по члену перворожденного от основания до самой головки. «Кожа такая гладкая, шелковистая», - подумал он, обхватив теплеющий ствол чуть сильнее, как привык ласкать себя. К его величайшему удивлению, оказалось, с мужчиной все в некотором роде получается даже проще и привычнее, чем с женщиной. Он наперед знал, что может понравиться любовнику, оставалось только попробовать и понаблюдать, как он будет реагировать. Стройное тело напрягалось и выгибалось под его прикосновениями, член окончательно отвердел. Запрокинутая голова эльфа удобно улеглась на плечо, он ахнул, совершенно захваченный страстью. Это значило, что Гендальф все делает правильно. Действуя по наитию, он слегка сжал руку, касаясь пальцами крайней плоти и слегка поворачивая ее, чтобы подразнить находящуюся под ней головку. Перворожденный вскинулся, пролепетав несколько слов на синдарине, но так прерывисто, что маг не уловил смысла. Впрочем, это и не требовалось. От понимания, как легко ему было бы сейчас довести эльфа до оргазма, у Митрандира перехватило дыхание. Он и сам был близок к кульминации, а ведь его случайный партнер еще даже не начал двигаться по-настоящему. Поза была не слишком удобна. Эльф путался в приспущенных штанах и длинных полах туники, но все равно так приятно потирался и ерзал. Не прекращая ласкать его член, чародей сжал упругое бедро, помогая двигаться резче, соскальзывать и снова насаживаться на вздрагивающий ствол. Жаркие звуки и стоны, доносящиеся со всех сторон, только подстегивали воображение. Маг вообразил, как было бы восхитительно провести ночь наедине, неспешно наслаждаясь друг другом. Это намного больше соответствовало характеру перворожденных, чем торопливое совокупление с незнакомцем в кромешной темноте. А сблизились бы они, сложись все иначе? Эта мысль подействовала как ушат холодной воды, пригасив желание. Пожелал бы перворожденный осчастливить чародея своей благосклонностью, доверить самое сокровенное? Наверное, нет. Но в то же время страсть, которую разбудил в незнакомце Гендальф, не могла быть поддельной. В этот короткий промежуток времени они будут принадлежать друг другу, и не имеет значения, кому будет принадлежать перворожденный, когда зажжется и погаснет следующая лучина. А в том, что это произойдет, Гендальф уже не сомневался. Перед закрытыми глазами засверкали белесые искорки, от напряжения свело челюсти и, кажется, пальцы на ногах, но возрастающее с каждым мгновением почти болезненное удовольствие не давало отвлекаться на такие мелочи. Эльф задушенно вскрикивал, тихо и глуховато, как будто через собственную ладонь. Впрочем, его навряд ли могли услышать увлеченные друг другом сородичи. Ощутив на пальцах влагу, чародей выпустил член любовника и подхватил за талию. Так брать его было еще удобнее и туже. Всего несколькими толчками Гендальф довел перворожденного до отчаянного срывающегося крика, для него это уже было слишком. Резко, грубо, одуряюще хорошо, все сразу. Натянув его в последний раз, маг поцеловал подвернувшийся под губы влажный висок и тяжело выдохнул в острое ухо, унизанное по меньшей мере десятком мелких сережек. Финал, казалось, забрал у него все силы. Хорошо еще, что не все эльфы угомонились, и у них было еще немного времени, чтобы просто полежать и придти в себя. Некоторое время спустя перворожденный грациозно соскользнул с него, слегка шикнув, когда обмякающий член покидал его узкое теплое нутро. Гендальф мысленно попрощался с ним, как вдруг чуть потеплевшие руки нашли его лицо, а губы, все еще хранящие тонкий аромат трубочного зелья, запечатлели на губах чародея благодарный поцелуй. Чиркнул кремень о кресало, высекая колкую искорку. Когда лучина разгорелась, Тауриэль как бы невзначай поправила юбку, подол соскользнул с бедер лихолесского принца. На ее зацелованных губах играла озорная улыбка. Она подскочила к чародею и снова потянула его за руку, с легкостью вовлекая в танец и, пожалуй, слишком откровенно прижимаясь к мужчине. Митрандира, впрочем, это не беспокоило, он уже натворил достаточно, чтобы потом было стыдно смотреть в глаза Галадриэль, а сколько еще только собирался наделать… С этим можно было не спешить, ведь до рассвета оставалось еще очень много времени. В ту ночь лучина гасла и зажигалась еще пять раз.