***
— Что говорит твоя интуиция? — спросил Фогги, когда они попрощались с клиентом и остались на крыльце полицейского участка вдвоём. — Оснований для задержания недостаточно, — уклончиво отозвался Мэттью. С по-настоящему серьёзной работой пока не везло; если не считать дело Хили, подсунутое им человеком Фиска, серьёзной работы до сих пор вообще не было. Эта заняла чуть больше часа — когда они прибыли, солнце уже клонилось к горизонту, вышли — на коже по-прежнему ощущались тёплые закатные лучи. Мистер Карсон ушёл свободным человеком. — Я имею в виду, ты сам как думаешь: он говорил правду? — зачем-то уточнил Фогги, и теперь уже Мэттью пришлось лгать: — Да, он говорил правду. Но правда заключалась в том, что их клиент был виновен, в этом Мэттью не сомневался. Убийство, по меньшей мере, трёх человек, расчленение тел, поджог муниципального имущества (мусорных контейнеров, куда были сброшены тела) с целью сокрытия улик — кто угодно разволновался бы, только услышав, в чём его подозревают, но не мистер Карсон. Сердцебиение человека, задержанного в двух шагах от горящего контейнера, не менялось в течение всей беседы с адвокатами и детективами, какие бы вопросы ему ни задавали. В голосе звучали тревога и возмущение, но пульс, температура кожи и умеренная работа потовых желёз говорили о безмятежности. Что это, контроль над эмоциями или их отсутствие? Если первое, то, возможно, Мэттью посчастливилось встретить ещё одного защитника, взявшего правосудие в свои руки, кого-то вроде Стика. Все трое убитых были отъявленными подонками — когда-нибудь до них мог добраться и Мэттью, правда, убивать не стал бы, но ведь Стик не гнушался замарать руки кровью, и возможно, для этого «защитника» убийство плохого парня тоже не проблема. Но вероятен был и второй вариант: мистер Карсон мог оказаться попросту психопатом… В любом случае, Мэттью планировал этим вечером познакомиться с ним поближе, если он рискнёт покинуть свой гостиничный номер сразу после освобождения из участка. — Хорошо поработали, — воодушевился Фогги. — Отметим наше рекордно короткое успешное дело? — Не сегодня, — Мэттью виновато улыбнулся и понизил голос: — Другие планы. Фогги ещё говорил что-то одобрительное, хлопая его по плечу, и благословлял на очередное свидание, Мэттью, продолжая улыбаться, пропускал мимо ушей. Лгать всегда было неприятно — проще отмолчаться. К тому же вечером у него действительно должна состояться встреча.***
Формально его совесть была чиста. В идеальном мире все плохие парни поубивали бы друг друга, и мешать им в этом он причин не находил. К сожалению, Карсон и трое с ним вряд ли собирались сегодня умирать. Человека, привязанного к стулу, Мэттью узнал по голосу: точно так же, с доброжелательной улыбкой, тот разговаривал с адвокатами Нельсоном и Мёрдоком, когда нанимал их защищать в суде Джона Хили. — Чего же вы хотите? Денег? Информацию? Повезло найти под потолком окно, на которое никто внутри склада не обращал внимания — от него невозможно было увидеть происходящее, — поэтому Мэттью, чуть приподняв створку, внимательно слушал. Как и в случае с Карсоном, эмоции в голосе привязанного человека рассказывали одно, пульс утверждал противоположное — спокойной уверенности в нём не было, он отчаянно боялся, как любой нормальный человек, только в отличие от многих умел держать лицо даже в такой ситуации. — Информацию? Нет. Что мне было нужно, я узнал у ваших предшественников. — Карсон перемещался, шаги и голос раздавались то там, то здесь, похоже, он к чему-то готовился. Остальные стояли неподвижно по разным сторонам помещения — возможно, их было не трое, а немного больше… — Кто самый важный человек для Уилсона Фиска? И знаете, это вы. Все, как один, сказали: его помощник, Джеймс Уэсли. — В таком случае, денег? Сколько? — Не беспокойтесь о деньгах, мне уже всё оплатили. Мы с вами… — скрежет, звон металлических инструментов, — снимем для мистера Фиска фильм… часов на пять, я думаю, достаточно, впрочем, если продержитесь дольше, буду только рад. Обычно мои актёры, — холодно усмехнулся Карсон, — торчки и шлюхи, надолго их не хватает, так что с вами мне повезло. Нет, дело не в деньгах, дело в искусстве… Мэттью аккуратно опустил створку. Уйти или вмешаться? С одной стороны, на воле банда психопатов, с другой — серьёзный удар по Фиску: если тот лишится помощника, наверное, это хорошо… Нет, совсем не хорошо! Фиска невозможно связать ни с убийствами, ни с наркоторговлей, ни с одним грязным делом — кто знает, вдруг той самой ниточкой, которая однажды приведёт к нему и позволит прижать, окажется его помощник? Если всплывёт связь кого угодно из людей Фиска с преступлением и удастся доказать сговор… если Джеймс Уэсли действительно слабое место Фиска… То этот козырь терять нельзя. Снова приподняв створку, Мэттью ещё раз прислушался — кажется, всё-таки трое подручных. Или четверо — невелика разница… Он серьёзно ошибся. Не учёл тех, кто ждал снаружи. Недооценил подготовку. Не уследил за Карсоном. Как планировал, удалось только освободить от ремней холёного рафинированного подонка Уэсли и выкинуть его за дверь. Но он почему-то вернулся.***
В чувство привело холодное влажное прикосновение к губам, Мэттью приподнял голову — потребовалось несколько мгновений, чтобы сориентироваться — и отобрал мокрую салфетку, которой Уэсли стирал кровь с его лица. — Это вовсе необязательно, — пробормотал Мэттью и, спустив ноги с дивана, осторожно сел. Боль в левом боку вернулась, но кожу стягивала плотная повязка, закреплённая пластырем — жить можно. Правый бок ощущался неприятно: там был порез, несерьёзный, кровотечение прекратилось само по себе, но пока Мэттью на нём лежал, приклеился к коже дивана. Щипало, саднило, было мокро и липко. — Скажем, я рад лишний раз убедиться, что мои пальцы — все при мне. — Уэсли отмотал бинт, полил из флакона — кисло запахло перекисью водорода — и, наклонившись, прижал к порезу. Хотелось уже одёрнуть майку и застегнуться, но, похоже, если его отогнать от этой раны, он найдёт какую-нибудь ещё — «лишний раз убедиться», что человек в чёрной маске вмешался до того, как его начали расчленять заживо. — Мне казалось, мы обсудили, в какой форме выразится твоя признательность за спасение, — Мэттью медленно откинулся на спинку дивана и наощупь вытер отобранной салфеткой под носом. — Верно. А в какой выразится твоя — нет. Очистив рану, Уэсли взял из аптечки пластырь, ножницы со стола и, повернувшись, приложил к порезу чистую салфетку. — Подержи. Мэттью придавил её пальцем. Скулы и щёки заливал жар — наверное, даже маска полностью не скрывала, если бы он был зрячим, то сейчас не смог бы поднять глаза, смотрел бы в пол, но его зрение от глаз не зависело. — Хорошо стреляешь. — Без ложной скромности, да. — Уэсли отрезал четыре полоски пластыря, закрепил концами на краю стола. — Учитывая наши идеологические разногласия… — напомнил Мэттью, — я бы тоже не хотел оставаться в долгу. Решим сегодня, если это возможно? Отодвинувшись вместе со стулом, Уэсли отлепил одну полоску и спустился на пол. — Думаю, решим. Мэттью закрыл рот, так и не задав следующий вопрос, снова открыл, чтобы спросить, какого чёрта он делает, но не издал ни звука. Выглядело неловко и двусмысленно. Может быть, ему так удобнее?.. Стоя на коленях между разведённых ног Мэттью… Приклеив стерильную салфетку по краю, Уэсли одну за другой снял оставшиеся полоски пластыря и надёжно зафиксировал её со всех сторон. Пальцы скользнули от повязки, зацепили расстёгнутые штаны, резинку и потянули ниже. — Какого… — Мэттью отпрянул, скребнув по полу подошвами. Свежие раны полыхнули проснувшейся болью. Он поражённо замер, упираясь руками в диван и ногами в пол, как будто мог продавить себя через спинку. Дёргаться больно, из слов на ум приходили только союзы и междометия. До сих пор ему удавалось выбраться из любой ситуации — как выбираться из этой, не было ни одной идеи. Может быть, Уэсли сам его отпустит, если ничего не… Его рот был горячим и нежным, чуть сдавливал, потом отпускал, язык влажно скользил по твердеющей плоти, обводил вокруг, осторожно прижимался к головке. Тело какого-то чёрта поддавалось, не слушая разум. Ему нравилось, что с ним делают, и не волновало, кто и почему. Даже не обмануть себя: он чувствовал мужской запах и чувствовал мужчину, он не должен был так реагировать, тем обиднее становилось, как легко этот подонок добивается, чего хочет. Губы плотно охватили уверенно вставший член, вобрали поглубже, медленно выпустили — тщательно, с чувством, Уэсли провёл языком от основания по всей длине и снова глубоко взял в рот. — Часть твоих рабочих обязанностей? — зло выдохнул Мэттью. Почему нет, помогает Фиску во всех смыслах этого слова, вошло в привычку… Только вот хамить время было неподходящее: Уэсли очень легко мог заставить его пожалеть о сказанном — но не стал, как будто не слышал. На бёдра с внутренней стороны легли крепкие ладони, сжали, поднялись, поглаживая через плотную ткань — тёплые пальцы коснулись обнажённой кожи между повязками, обвели напряжённый пресс, скользнули под майку, замирая на кубиках и выступающих рёбрах, спустились, прослеживая старый шрам. Осторожные прикосновения, будто его изучал слепой, будто для этих рук очертания его тела были слишком необычными, от них расходилось успокаивающее тепло, злость угасала — Мэттью постепенно расслабился и перестал цепляться за реальность, мир плыл, погружаясь в темноту с багровыми всполохами сердцебиения. Оставалось только быстрое дыхание, нежные касания пальцев на животе, запах и привкус крови, всполохи крови, боль, затаившаяся в израненном теле, и почти невыносимый глубокий жар. Закусив губу, Мэттью судорожно опустил руку в перчатке на затылок Уэсли, стиснул короткие волосы, потянул от себя — он отстранился, обхватил ладонью — и тело захлестнула яркая вспышка эйфории, сладкое онемение. Медленно отступили, разливаясь по телу слабостью и растерянным замешательством, мир обретал ясность. Встав с колен, Уэсли забрал с дивана салфетку и шагнул в сторону — с тихим шорохом повернулась крышка пластиковой бутылки. Пока он вытирал руки и полоскал рот, Мэттью кое-как заправился, одёргивая порезанную майку над повязками, застегнул штаны. Поднял голову навстречу вернувшемуся Уэсли. Целоваться с ним после случившегося было… даже не странно: весь мир казался нереальным. Тонкие горячие губы — слишком горячие, сильный ловкий язык, ласкающий его рот, как до этого… — профессионал, мать его. И те же осторожные прикосновения к волосам под узлом маски, от которых по шее расходилась приятная согревающая дрожь. Потом всё закончилось. Уэсли отстранился и после долгого молчания, наполненного только гулкими ударами сердца и тяжёлым дыханием, указал направление: — Выход там. Выход был где-то впереди — жаль, не в полу, чтобы провалиться туда быстро и незатейливо. Мэттью с трудом поднялся и, прижимая рукой бок, дошёл до двери — на пороге остановился. Уэсли за его спиной стоял неподвижно, ждал, его взгляд Мэттью чувствовал всем телом. — Фиску недолго осталось отравлять этот город, — глухо проговорил он, обернулся и, хорошо понимая, что Уэсли только усмехнётся в ответ, всё равно указал направление: — Выход там.