Часть 12
6 июня 2015 г. в 20:58
Мне требуется сорок минут, что бы принять душ. Серьезно, более медленным я не был ни разу в жизни. Всё внизу болит. Струи прохладной воды смывают следы и запах Луи с меня, но естественно, они не могут смыть стыд и раскаяние.
Чёрт! Я непроизвольно сжимаю кулаки, мысленно возвращаясь на несколько часов назад. Слёзы вместе с водой стекают по моим щекам. "Хоть бы попрощался... ."
Я выхожу из душа и предо мной предстаёт красочная картина нашей близости: смятая постель... и только. Всё, что осталось мне от него — это смятая постель и неприятный холодок в груди. Я закрываю глаза и перевожу дыхание. Одеваюсь я медленно, несмотря на то, что боль отступила. После почти ледяного душа мне становится значительно лучше.
Мой телефон одиноко лежит на столе и я, наконец, могу позвонить. Я засовываю его в рюкзак, не включая. На полу лежит футболка Лу. Я осторожно беру ее в руки, как самую великую драгоценность в мире, и зарываюсь в неё лицом. Она пахнет им. Не раздумывая, кладу ее к своим вещам.
С самого пробуждения я думаю лишь об одном: куда, нахрен, делся Лу? Я вспоминаю его за прошедшие сутки и не могу найти объяснения ни единому его поступку. Почему он злился на меня во время телефонного разговора с Шарлоттой? Почему он приехал на автовокзал? Почему сел со мной в автобус? Не мог Томлинсон настолько заморочиться только для того, что бы заняться сексом со мной. Вспышкой в моей голове всплывает его фраза, которую он бросил невзначай, когда мы выходили из автобуса: "я не такой дурак, чтобы ехать до конца".
Я со злостью натягиваю рюкзак на спину, он трещит по швам, но мне плевать. Во мне скопилось столько злости, что она буквально рвётся наружу из моей груди. Сейчас в номере мотеля посреди пустынной дороги я не могу думать ни о чем, кроме того, что Томлинсон просто воспользовался мной. В моем воспаленном мозгу все его действия складываются в аккуратный паззл, который привел меня к нему в кровать. И единственное, что остается непонятным, так это зачем Лу проделал все эти манипуляции, я бы отдался ему еще в туалете на автовокзале, стоило лишь намекнуть.
Я дергаю входную дверь, собираясь, теперь уже наверняка, покинуть эту часть страны и оставить Томлинсона, и все что с ним связано тут, в этой комнате. Дверь не поддается. Я берусь за ручку двумя руками и тяну изо всех сил. Она явно закрыта. Закрывая на секунду глаза, я пытаюсь успокоиться, и лишь надеюсь, что это не очередной жестокий прикол Луи. Мне все еще хочется верить, что хорошего в нем больше, чем плохого.
Окно в спальне выглядит достаточно большим, чтобы я не застрял, и к моему огромному облегчению, открывается. Когда моя нога уже переброшена через раму, в замочной скважине раздается щелчок и дверь медленно открывается. Луи в недоумении смотрит на меня, а я на него.
Томлинсон отмирает первым. Он кидает ключ от номера на столик и захлопывает входную дверь ногой:
— Низковато для того, что бы покончить с собой, не находишь?
— Я не пытаюсь покончить с собой, придурок! — у меня внутри все клокочет от злости. Я перекидываю ногу обратно в комнату и спрыгиваю с подоконника. Клянусь, если он сейчас подойдет ко мне достаточно близко, я его ударю.
— Ты встал не с той ноги? — я показываю ему средний палец, на что Лу лишь хитро улыбается.
Он ставит бумажный пакет, что держал в руках все это время, на стол и подходит ко мне. Его руки опускаются мне на плечи, но я стряхиваю их и толкаю Томлинсона в грудь.
— Что не так? — голос Луи звучит озадаченно.
— У меня все в порядке, спасибо! — яду в моём голосе позавидовала бы самая опасная змея в мире.
— Ладно, — Лу пытается зайти с другой стороны. — Что ты делал в окне?
— А сам–то как думаешь? Я пытался выйти из номера!
— Почему ты просто не дождался меня? — он все еще недоумевает, его брови сходятся на переносице, образуя очаровательную морщинку, а мне вдруг становится так стыдно.
Я чувствую себя истеричной школьницей. Он не бросил меня после того как трахнул, он просто ходил за кофе для нас. Для меня.
— Я не был уверен, что ты вернешься, — я отворачиваюсь к окну. Мой голос тихий, едва слышный. Злость исчезла, оставив после себя лишь неловкость за собственную несдержанность и недоверие.
— Гарри, долбанная королева драмы, Стайлс! — Лу рычит, хватая меня за волосы. Его глаза совсем близко, горячее дыхание касается моего лица. Я не отстраняюсь, потому что не боюсь, лишь кладу руки ему на поясницу, прижимая к себе крепче.
— Я не буду сейчас признаваться тебе в любви, потому что никогда не влюблялся и не знаю, что это такое, но никто до тебя не относился ко мне так, и никто не называл меня...
— Лу... - опередил его я.
— Да... Гарри, подожди, — он касается своим лбом моего и пытается держать себя в руках, но это уже невозможно. Я чувствую губами его дыхание. Мои руки под его футболкой. Кожа раскаленная, будто я вожу пальцами над пламенем, но мне определенно начинают нравиться все эти болезненно–возбуждающие ощущения.
— Гарри, я пытаюсь говорить с тобой, черт, - он дрожит, а я вижу мурашки на его коже. Собравшись, он всё-таки отталкивает меня, но я успеваю схватить его за край футболки и дёргаю обратно к себе.
— Слушай, Лотти рассказала мне о том, что ты сделал для нее... Гарри, я плохой человек. Я полон дерьма. Со мной трудно. Я вспыльчивый и жестокий. И после всего, что я сделал с тобой...
— Я прощаю тебя! — я прерываю Луи в середине предложения, потому что и так знаю, что он хочет сказать.
И я давно со всем согласен. Я смотрю в его голубые глаза и больше не вижу в них льда, лишь летнее небо. Конечно, оно еще не раз затянется тучами, но я готов. Я готов ко всему, если Луи будет рядом.
— Я хочу быть с тобой, Гарри, — произносит он осторожно.
Я кладу голову ему на плечо и чувствую, как он прижимается горячими губами к моему виску. Словно контрольный в голову. Мы молчим несколько минут. Нам многое предстоит решить. Куда мы поедем? Что будет, когда мама Луи выяснит, с кем пропал её сын? Кто мы теперь друг другу? Множество проблем впереди, но сейчас меня волнует лишь одна:
— Я хочу тебя, Лу.
А он лишь довольно улыбается в ответ.
Нам не удается уехать из этого мотеля еще три дня. И я впервые по-настоящему счастлив...