Неродные

Дорожка убегала глубоко в сад, в рассадник полудиких, недавно распустившихся майских роз, и терялась между душистыми кустами, будто нарочно созданная для тайных свиданий и желанных поцелуев; по ней хотелось бродить пешком, неловко прижиматься рукавом к руке любимого человека, слушать заливающихся от счастья птах и мечтать, чтобы она никогда не кончалась. Земля так красива! Так глубоко ее небо с соринками далеких звезд, так свеж ветер, так прекрасна природа. Миливия бы все отдала, чтобы в унисон дышать с легкокрылыми бабочками, опьяненными розами, подставлять лицо ветру, смотреть на эти звезды. И не для того, чтобы скрывать слезы, отводя взгляд, нет! Чтобы любоваться, мечтать, надеяться!.. Но это все бред. Чаще всего она смотрит в пол, сжав зубы и юбку платья. А все-таки Земля опьяняюще прекрасна! И если бы вновь перед Миливией встал выбор, за какого лорда выходить замуж, девушка выбрала бы Зойсайта. Пусть не из личного счастья, но ради этих прекрасных мест — плодородных, полных жизни, почти неестественной прелести и пышности. Даже сейчас, когда Миливия знает, что Зойсайт с любовницей, ей почему-то легче от того, что мир красив. Не все так черно, не все так унизительно и больно. На свете все еще есть радость и любовь, есть безмятежность и свобода. Это немало. Когда-то и с ней приключится чудо. И любовь будет, и нежность. И кто-то, едва взглянув ей в глаза, пораженно замрет, ударенный в самую грудь. Миливия часто запрещала себе в это верить и при этом не могла не мечтать, иначе не было бы сил смотреть в глаза придворным, дышать, жить. Иначе все было бы так пусто! Ведь есть где-то ее человек, только ее; они просто еще не встретились. Но когда это произойдет… — Ты одна? Девушка вздрогнула и обернулась. На дорожке стоял Зойсайт — обманчиво юный и подкупающе красивый, рыжий, как лис, и почти такой же хитрый. Зеленый китель с золотыми эполетами ладно сидит на плечах; брови вопросительно приподняты. Он держится с ней просто, как с приятельницей, и это зачастую так ранит! — Одна, — девушка машинально кивнула и кинула взгляд на пыльную дорожку под ногами; ей никогда не быть такой легкой, такой… равнодушной и чужой. Никогда не забыть, что они несостоявшиеся муж и жена. — Зря, праздник в самом разгаре, — мужчина несколько раз качнулся с носка на пятку, как бы раздумывая над чем-то. — Ты бы не бродила тут одна, Мил. Ты и так слишком часто тоскуешь, — в его голосе прозвучала не то забота, не то жалость. Она жалкая, да. Она ничего не может с этим поделать. — Мне тут лучше, Зой, иди. Я погуляю в саду, — девушка с трудом подняла глаза и выдавила улыбку. — К концу вечера я обязательно вернусь. Зой кивнул, тревожно нахмурив брови, развернулся и скрылся в саду, оставив Миливию в одиночестве. Наверное, он все понимает. А ей снова стало томительно и горько. Он так хорошо к ней относится, что ей стыдно быть капризной, стыдно волновать его. Они почти что брат и сестра, как бы глупо это ни звучало. Зойсайт никогда не обижал ее, ни в чем не обделял, не унижал, но Миливия еще больше чувствовала себя обиженной, обделенной и униженной перед всеми. Потому что за всей этой мишурой не имела ничего и мечтала совсем о другом, о том, что Зой был не в состоянии ей дать. Чем больше заботы она получала, тем было больнее, тем сильнее ныло сердце. Так уж повелось. В его душе не вспыхнуло ничего по отношению к ней, кроме покровительственной привязанности. И на какой-то миг ей показалось, что в чертогах Кунсайта ей было бы все-таки теплее, чем в этот душный майский день…