Душный вечер

Душный летний вечер плавно перетекал в удушливую ночь. Едкий токийский смог опустился на город мутной пеленой, из-за чего создавалось ощущение, что сердце Японии окутано туманом. Трущобы 11-го района стояли в молчаливом запустении. Они имели тот особый, тоскливый, окаянный вид, какой бывает только у строений, находящихся на окраине больших городов. Заброшенные людьми и, кажется, даже самой Богиней Аматэрасу[1], они угрюмо возвышались над землями 11-го района, и ни лес, окружавший постройки с трёх сторон, ни Токийский залив, с его ласковым лазурным морем, не вносили сюда ни живописной красоты, ни прохлады. Апофеозом угрюмого уныния являлось убежище Аогири. Восемь восьмиэтажных зданий, пребывающих в весьма плачевном состоянии, приютили в себе новых постояльцев, пришедших на смену людям. Горы хлама и всякая рвань, сваленная в кучи и издававшая удушливый запах, были немедленно ликвидированы и комнаты приобрели более или менее жилой вид. Впрочем, это относилось только к апартаментам больших шишек. Низшие подчинённые организации, пленные и прочий сброд ютились в тесных комнатах, пропахших гарью и клопами. В четвёртом доме, на четвёртом этаже, в комнате, чей номер уже вряд ли когда-нибудь удастся узнать, на кровати лежит мужчина и, скомкав и скинув с себя простынь, усиленно пытается уснуть. Одна из шишек организации. Аято, Ямори и Нико отправились в 20-й район на поиски Ризе, а Татара-сан и Это навещали кое-кого в недрах 24-го. В логове остались лишь братья Бин, патрулировавшие территорию, и он, назначенный Татарой временным руководителем 11-го района. Норо. Совершив вечерний обход, он направился в выделенную ему комнату в западном крыле здания и теперь, ворочаясь с боку на бок, пытался уснуть. Свободные пижамные штаны пропитались потом и неприятно липли к телу. Волосы мужчины, распущенные и влажные, разметались по подушке и облепили обнажённый торс. Но удушливая жара была не единственной проблемой, которая волновала Норо. Куда больше неприятностей доставляла выпуклость в области паха, которая была болезненно придавлена штанами. Норо давно не прикасался к себе ,и теперь напряжение, копившееся месяцами, вылилось в весьма сильную эрекцию. В попытке перевернуться на другой бок, мужчина проехался членом по матрацу и это вызвало резкую волну наслаждения, поднимающуюся от паха. Не выдержав столь сладкой муки, он перевернулся на живот и начал резко и томно тереться о простынь. Дыхание участилось, и сердце стало биться, словно бешеное. Неожиданно в голове Норо начали всплывать картинки. Сегодня утром он зашёл за поручениями к Татаре-сану и застал его, когда тот переодевался. Норо уже засмущался и хотел закрыть дверь, но его остановили: -Войди, Норо. Меня не будет сегодня, надо обсудить кое-что. Татара продолжал говорить, а Норо украдкой поглядывал на подтянутое тело своего начальника: широкий разлёт плеч; мощные, мускулистые руки; накаченная грудь с тёмно-розовыми, напрягшимися от холода, сосками. От таких ярких воспоминаний член Норо сладко дёрнулся, и от головки потянулись обильные капли смазки. Мужчина смял подушку, в которую всё это время прятал своё раскрасневшееся лицо и просунул её между бёдер. В комнате стоял тонкий аромат смазки и похоти. Норо продолжал нетерпеливо толкаться бёдрами и представлять своего начальника. На миг мужчина задумался: «А что, если бы вместо этой подушки подо мной лежал...он». Подобная мысль тут-же вылилась в тёплую истому в области паха, а уши и щёки начали пылать. Пересилив собственное смущение, он обхватил рукой подушку так нежно, как только смог. Представил, как его рука скользит по животу Татары, оглаживая гладкую влажную кожу и спускается всё ниже. Наволочка насквозь пропиталась смазкой, а Норо был уже так близко к разрядке. Воображение продолжало рисовать новые картинки. Вот он гладит бока Татары, водит руками по мускулистой спине, обхватывает массивные бёдра и вплотную прижимается к ним своей эрекцией. Это стало пиком. Норо невнятно замычал и излился на подушку. Семя выходило болезненно и обильно, сказалось сильное возбуждение и долгое воздержание. Норо продолжал лежать на кровати, уткнувшись лицом в наволочку и пытаясь отдышаться. Открыть глаза и вернуться из мира фантазий в серое одиночество его комнаты было слишком больно. Обнимать Татару, доставлять ему удовольствие, хотя бы в мечтах, было неправильно, но так сладко. В реальности он мог высказать свою привязанность лишь безупречно выполняя приказы. Это было понятно. Это было правильно. Но жаль, что никто потом не рассказал, как спокойно уснуть в одинокой постели... Духота в комнате стала почти удушливой. Ночь за окнами полноценно вступила в свои права и обещала быть долгой.