Светофор

Светофор моргает желтым долго, минуты полторы, а то и две. Нил стоит на перекрестке, засунув руки в карманы, смотрит на светофор и думает о разном, пока его обтекает толпа, которой нет дела до правил дорожного движения. Например, думает о том, что Иуда Искариот носит желтый плащ и выделяется из массы. Пожалуй, мало кто обратит внимание на эту историческую деталь, особенно, в городе, полном желтых дождевиков. Она ценна только для фанатов искусства, не для любителей, которые стекаются в музей через два квартала, чтобы посмотреть на прекрасные полотна. Или вот Нью-Йорк. Один русский назвал его Городом Желтого Дьявола. Спрашивается, что знают русские о Нью-Йорке? И все-таки, этот русский был прав: деньги, шик, роскошь - правят Нью-Йорком напоказ, заливают его неоновым светом, ароматом дорогих духов и брендовыми шмотками. Но ближе всех к желтому подобрались французы, их rire jaune - желтый, искусственный смех - говорит о людях больше, чем платья и манеры. - Иди прямо и не оборачивайся. В ребра упирается дуло. Впрочем, это может быть и палец, Келлер не стесняется в выборе методов. Впрочем, это может быть и дуло, а Нил не готов умирать, одна идея вынуждает его поморщиться и сделать шаг, влиться в толпу, несмотря на то, что светофор все еще моргает желтым. Нил молчит: Келлер все равно начнет трепать языком, ему даже вопросы задавать не надо. Удивительно, но Келлер тоже молчит. Нилу кажется, что в нем пульсирует желтый, что сломался он, а вовсе не светофор. Да и можно ли считать светофор сломаным, ведь он работает? Ну и что, что застрял на одной фазе, каждый имеет право застрять. Вот Нил - застрял в трех километрах, не самых худших трех километрах, стоит заметить, с интересными людьми и даже Келлером впридачу, но застрял. Наверное, Нил - немного светофор, в костюме и при шляпе, элегантный, улыбчивый и мигающий. - Налево. Келлер так близко, что Нил чувствует жар его тела. Это напоминает о Монако и той графине, которой было мало одного мальчика для развлечений; тогда тоже было жарко, Келлер дышал на ухо, влажно прижимался к спине и до боли кусал плечи. Нил запинается, останавливается и оборачивается: - Тебе этого, что ли, не хватает? - с удивлением спрашивает он. В солнечное сплетение упирается дуло - все-таки, дуло, Нил успевает заметить пистолет, но не боится. Келлер поджимает губы, вокруг его глаз собираются лучики злости. - Я сказал «налево», а не «развернись и работай ртом». Нил копирует его выражение лица: хмурит брови, поджимает губы, смотрит прямо в глаза - со злостью и даже ненавистью. И только надев лицо Келлера понимает, как бесконечно устали они оба. Впрочем, нет, это Келлер устал, у Нила все в порядке, он просто слегка заевший светофор. Нил разворачивается и идет налево. Они постоянно остаются в радиусе действия браслета, оба молчат, холодный ветер с залива забирается под плотную ткань костюма и норовит сорвать с головы шляпу. Нил задается вопросами - куда, зачем и что задумал, - но про себя. Желание задать их вслух - и Келлеру - обжигает гортань, от него немеют прочие мысли, а губы складываются под звуки, но Нил молчит. Они приходят на пирс, тот самый, на котором Нил провел немало часов, откуда Келлер знает про него? Нил косится на Келлера, смотрит на катер и неподвижно стоит, пропускает через себя ветер и впитывает в себя жар Келлера. До предела браслета остается всего несколько метров. Катер. Катер - это транспортное средство для передвижения по воде. Очень быстрое транспортное средство. Нил облизывает пересохшие губы и пытается успокоиться. С одной стороны, досадно, что они с Моззи никогда не брали в расчет воду. С другой, дуло пистолета на ребрах не вселяет оптимизм. - Вперед, - приказывает Келлер. - И не подумаю, - разворачивается Нил. - Сначала ты расскажешь, что тебе надо, а потом я решу, подчиняться ли твоим приказам. - Знаешь, в чем твоя проблема, Кеффри? Ты сначала делаешь, а потом думаешь. Мы одни здесь, я вооружен, мне никто не помешает, но я хочу сделать красиво. Помоги мне в этом, вперед - и сам. - И не подумаю. - Нил отступает на шаг, ближе к воде, холодной воде залива, за несколько минут тело остынет до судорог, но вряд ли Келлер даст ему эти несколько минут. - Твоя вторая проблема, Кеффри, в том, что ты привязываешься к людям, а когда пытаешься их защитить, то не думаешь даже потом. Миссис Берк живет все там же. Миссис Эллингтон - прекрасная собеседница, которая тоже не переехала. Твой друг Моззи не особо смотрит по сторонам. Я не хочу причинять им боль, я лишь хочу достичь своей цели, поэтому будь хорошим мальчиком, вперед. Нет никаких гарантий, что Келлер не навредит близким Нила, просто так, чтобы посмотреть на реакцию, чтобы сделать больно. Зато можно быть уверенным - искалечит любого, лишь бы добиться своего. Мозг лихорадочно работает, Нил ищет выход из ловушки, ноги сами идут к катеру, на катер, к поручню. Келлер стягивает руки Нила пластиковыми наручниками - бесполезно пользоваться классикой, знает по себе. Надежда остается только на Питера, на браслет, на общую тревогу, время реагирования - чуть больше минуты. На языке горчит от досады: Питер решит, что Нил сбежал, что его нужно поймать и примерно наказать. А вдруг не догонит? Вдруг?.. Ветер сдувает шляпу, та тяжело падает на свинцовую воду; ревет мотор, вибрация поднимается по телу от ступней до кончиков волос, выбивает зубами дробь; слезятся глаза; руки стянуты так крепко, что не получается прибегнуть к милым маленьким трюкам. Нил с ненавистью смотрит на Келлера и спрашивает себя, почему вообще связался с ним. В мире полно других мошенников, можно было работать с кем-нибудь, кто предпочитает действовать головой, а не кулаками. В доли секунды катер вырывается за пределы трехкилометровой зоны, Нил запускает обратный отсчет и невольно заражается азартом Келлера: ведь и правда интересно, что из всего этого получится, смогут ли они выбраться из Нью-Йоркской бухты или Нил останется в ней, на дне, с ногами в цементе? Ну и что, что не Чикаго. Катер несется вперед, браслет противно пищит, вся королевская рать мчится по следам беглого преступника, а Келлер улыбается. Улыбается он и тогда, когда останавливает катер, достает нож и подходит к Нилу, шатаясь от качки. - Так и не расскажешь, что задумал? - Ты сам поймешь, mon ami, - подмигивает Келлер. В ушах колотится пульс, в горле - сердце, от занемевших пальцев разливаются волны холода, через горящие запястья. Келлер наклоняется, Нил не думает, просто бьет коленом, метит в лицо; разбираться он будет потом, когда появится Питер. - Кеффри, ты такой предсказуемый. Келлер легко уворачивается от удара и беззлобно смеется, на его лице - чистое удовольствие, Нил по-настоящему испуган. Нож легко ломает скрепы браслета, Нил чувствует себя голым и беззащитным, кусает в досаде губы, даже испуг отступает. Келлер поднимает обломки браслета, смотрит на них и тянет задумчиво: - На что только не пойдет правительство, чтобы заставить умных людей работать на себя, так, Кеффри? Браслет практически беззвучно врезается в воду - вокруг слишком шумно, чтобы выделить один-единственный всплеск. Нил совсем не чувствует рук и от беспомощности впадает в ступор. Ненадолго, на долю секунды. Любого человека можно сыграть, и Келлер не исключение, скорее, наоборот - наглядный пример этого правила. - Слушай, Келлер, наше прошлое в прошлом. Мы никогда не будем вместе, ни снова, ни опять. Разошлись так разошлись, понимаешь? - Жаль, мы были бы непобедимы. - Ты не понимаешь, нас все равно поймают. Питер... - Заткнись, Кеффри. Питер, Питер, Питер. Он хорош, этот твой Питер, но ты никогда не будешь для него человеком. Впрочем, хочешь его любить, люби, мне от этого ни горячо, ни холодно. Брызги пропитывают ткань костюма, оставляют на ней соленые разводы, убивают ее. Нил с сожалением выдыхает и смотрит на Либерти, которая остается позади; до свободы всего несколько километров. Все-таки, удивительно, что они с Моззи ни разу не пытались бежать по воде. Нил расслабляет сведенные мышцы, откидывает голову и смеется от души. Келлер косится на него, но пожимает плечами и продолжает резать катером свинцовую воду. Свобода накатывает волнами - одна за другой, пьянит, несмотря на связанные мертвые руки и лицо в брызгах, которые стягивают кожу. Нил обязательно сыграет Келлера, потому что все они предсказуемы. «День сюрпризов», - решает Нил, когда катер покидает бухту и выходит в открытое море, оставив Нью-Йорк далеко позади. Руки уже не болят, тело сотрясает крупная дрожь, Келлер не оборачивается, уверенно правит, Нил сожалеет - вряд ли ему удастся вернуться в город на прежних условиях, в конце концов, преступнику веры нет. Нил закрывает глаза и улыбается: ну и пусть. Катер останавливается, мотор глохнет, на Нила обрушивается тишина, а за ней - голос Келлера: - Прости, что так неаккуратно, но ты бы мне во всем помешал, если бы я не связал тебя как следует. Келлер перерезает пластиковые наручники, разминает запястья Нила, боль - холодная и горячая, два-в-одном - растекается по всему телу, из глаз бегут слезы и дрожат губы. Нил молчит, Нил терпит и ждет, а потом удивляется, когда жар Келлера становится слишком близко, обволакивает его, вжимает в поручни. Все-таки, Нил был прав в своей догадке. Он открывает глаза, смотрит в Келлера, видит его насквозь и чуть заметно улыбается. - Нет, Кеффри, ты ошибся. Мне нравится твоя задница, и я не против, только предложи. - Тогда зачем? - Всего два слова: янтарная комната. - Вот теперь Нил возбужден, настолько, что готов предложить Келлеру и задницу. - И одно-единственное условие, в деле только ты и я, конечно, я сверху. По рукам? - По рукам, - Нил даже не задумывается, он согласен на все, и когда полчаса спустя Келлер влажно прижимается к его спине и до боли кусает плечи, Нил остро осознает, что светофор ему просто янтарно подмигивал. Охота за сокровищами началась.