"От ненависти до любви"

Мария Алексеевна Долгорукая сидела перед зеркалом и напряженно вглядывалась в собственное отражение. В данный момент она готовилась почивать – Татьяна бережно извлекала шпильки из светлых волос барыни. Девушка прекрасно знала суровый нрав своей хозяйки. Мельком увидела в зеркале выражение ее лица. Этого было достаточно, чтобы понять: одно неловкое движение и наказание не заставит себя ждать. Итак, со шпильками покончено, предстояло помочь Долгорукой с платьем. Татьяна боялась этой величественной женщины, но еще больше уважала ее и не переставала восхищаться статью, благородством, самообладанием, аристократической красотой истинной дворянки. Вот и сейчас девушка с благоговейным трепетом принялась развязывать тесемки красного бархатного платья, которое, в совокупности с ниткой жемчуга на груди княгини, выгодно оттеняло белизну ее кожи и придавало легкости, загадочности и шарма. Мария Алексеевна пребывала в неважном расположении духа – прожитый день нельзя назвать удачным: Карл Модестович Шуллер отказался помочь ее мужу, своенравная Лизавета сегодня была особенно вспыльчивой (семейство Долгоруких так и не дождалось письма о расторжении ее брака с Забалуевым), да и сам Андрей Платонович не упускал возможности остаться с княгиней наедине – без внимания Петра Михайловича он мог всласть поиздеваться над «любимой» тещей, шантажируя, раздражая ее своими пошлыми взглядами и комплиментами. Тем более, созерцание этой привлекательной женщины и поныне доставляло ему огромное удовольствие. Княгиня освободила холеные пальчики от дорогих колец. Главное из них, обручальное, уже месяц вновь украшает правую руку… В этот момент дверь в спальню резко распахнулась – в комнату вошел князь Петр Михайлович Долгорукий. Татьяна вздрогнула от неожиданности, Мария Алексеевна лишь слегка обернулась к нему. Она была удивлена такому вторжению, но лицо ее, как всегда в таких случаях, сохраняло спокойствие. Странно... Слишком уж серьезно выглядит мой муженек, никак очередная любимая трубка пропала или не доискался в собственном столе важного письма. На губах ее мелькнула едва заметная улыбка. Супруг это заметил, и его лицо, казалось, еще больше омрачилось. - Татьяна, оставь нас, пожалуйста, – Петр явно был настроен на серьезный разговор. - Петр Михайлович, не слишком ли много себе позволяете? – княгиня возмущенно и, в то же время, насмешливо посмотрела на мужа. – врываетесь ко мне в комнату без стука, да еще и распоряжаться изволите, едва порог переступив! Князь взглянул на жену со страстью и тоской во взгляде, но она, конечно же, этого не заметила. Уже месяц, с первого дня его пребывания в доме, женская мудрость, по его мнению, изменяла Марии – она отказывалась видеть в нем что-либо, кроме того, что могло ее разозлить. Но сегодня он был настроен решительно. Слова супруги оставил без внимания и с горячностью в голосе вновь обратился к крепостной: - Ступай, я сам помогу барыне. Татьяна нерешительно посмотрела на хозяйку, та слегка заметно кивнула, после чего девушка испуганно поклонилась сперва княгине, потом князю и быстро выскочила из комнаты, испытав при этом немалое облегчение. Князь подошел к двери и повернул ключ. Марии Алексеевне это не понравилось. Она по-прежнему прямо стояла перед мужем, но взгляд отвела. Петр с удовольствием отметил, что решительности в ней поубавилось. Нет, письмом или трубкой на этот раз не обойдется. Видно, о поместье Корфов опять речь пойдет... Ну и пусть, сломить себя я не дам. При этой мысли княгиня с вызовом посмотрела на супруга: - Я не в настроении, Петя, что-либо сейчас с тобой обсуждать. Да и ты, судя по всему, не настроен на приятную беседу. - Маша, я пришел не о прошлом тебе напоминать, а о нас с тобой поговорить. - О нас с тобой!? Нет больше нас с тобой! О прошлом он вспоминать не хочет, видите ли! Думаешь, легко мне забыть? Мне-то прошлого нечего стыдиться, я перед тобой чиста. Да как он смеет? Сердце-то мое не из камня, неужели думает, что забуду эту Марфу? Тридцать лет ведь любила… И что? Да ведь никуда она не делась, любовь эта! Себя за нее ненавижу и ему измену не прощу никогда… - Я знаю, Маша, знаю! Но и ты знаешь, что только тебя по-настоящему люблю, ну сколько можно изводить меня? Ты всегда была прекрасной матерью и верной супругой, позволь же мне убедиться в этом снова! Мария не ответила, лишь сложила руки на груди, пухлые чувственные губы чуть дрогнули. Дрогнули и нервы князя, слишком долго он этого ждал… - Подожди, не горячись, давай, лучше помогу, – глубоко вздохнул, немного резко повернул супругу спиной к себе, отчего та вздрогнула, и возразить ничего не успела. Ох, эти руки… Ничто с ними не сравнится. Стоп! Нельзя позволять себе расслабляться! Петр продолжил развязывать тесемки там, где закончила Таня, а она, к его радости, только начала это дело. Взгляд остановился на нежной шее, округлых плечах, глубоком декольте – Мария прекрасно знала о своих достоинствах и всегда умело их подчеркивала при выходе в свет, но еще больше - дома. Свою красоту она всегда предназначала, в первую очередь, супругу. В глазах князя помутилось от удовольствия. - Слишком туго корсет затягиваешь, вредно… Хм. Даже у Таньки не получается делать это так бережно. Слишком уж медленно развязывает. Может, зря на днях упрекнула его в том, что холоден ко мне? А без мужа год жить – не вредно, что ли? - Да уж не двадцать лет мне, если ты не забыл. – Петр почувствовал лукавство в ее голосе, и это придало ему сил. В этот момент борьба с собой стала невозможной, и князь нетерпеливо развернул жену к себе. В глазах его она увидела некоторую… страсть? Или ярость? Нет-нет-нет, не думала я, что до такого дойдет. Не могу же я… Нет, вздор, он просто меня пугает… Женщина немного смутилась и постаралась высвободиться из страстных объятий супруга, но было уже поздно – он прижал ее слишком сильно. Интересно, земля из-под ног уходит от удовольствия или от страха? Слишком сильно я его ненавижу, чтобы вот так… Ну и хватка… Голова княгини слегка закружилась, Петр заметил это, а также недоверие в ее глазах, и устыдился. Но проклятое чувство его не отпускало. Он решил поднести жену к кровати, а то еще лишится чувств. А он сюда не за этим пришел. На кровать он ее положил, но отпустить не было сил. Уйти он уже не мог. Приблизился к любимым губам… Но Мария отвернулась! - По-прежнему своенравна… - весело и нетерпеливо вслух отметил князь. Уже через миг увидел улыбку. Едва заметную. Это было последней каплей, и совесть Петра сломилась под натиском страсти. Привлек супругу к себе… Больше он ее не отпустит. Да что же я делаю? Так нельзя! Я же не могу сдаться ему! Я не должна говорить «да»! Ох, видит Бог, «нет» я тоже сказать не могу… *** Петр открыл глаза, и взгляд его тут же остановился на роскошном бархатном балдахине кровати его жены. С удовольствием отметил про себя, что во время его отсутствия тут мало что изменилось – даже в мелочах чувствовалась аккуратность Марии и изысканность ее вкуса. А балдахин… Сколько сладких ночей Петр провел под ним, и не сосчитать! В голове князя вдруг промелькнула мысль: а что если и для Машеньки он дорог как напоминание о былых днях и ночах супружеского счастья? Хотел было предаться сладостным воспоминаниям, да вспомнил прошлую ночь и вновь зажмурился – от стыда. Что же я натворил??? Поступить так с собственной женой! Она же теперь на меня и смотреть не захочет! Да что со мной произошло? А ведь наши отношения уже налаживались! Теперь я потеряю ее окончательно. Новые ссоры, обиды, слезы…Но я ведь люблю, неужели она не поняла до сих пор? Нежно и страстно. Хотя…хватит обманывать себя, после года разлуки, судя по прошедшей ночи, нежность явно уступила страсти. Как же я раньше не замечал, как мог променять ее на Марфу? Не могла же она настолько измениться? С моего возвращения прошел всего месяц, а она уже успела свести меня с ума снова, как и тридцать лет назад… Петр так и не посмел взглянуть на жену, спящую рядом на своей огромной кровати. Ее, кстати, князь лично заказывал у лучших мастеров Петербурга для любимой супруги. И для себя. Она ему так понравилась в свое время, что в своей спальне он почти не спал… Стыд. Страсть. Стыд. Страсть. За месяц эти два чувства истощили князя до предела. Вот и сейчас оба одновременно одолевали разум и сердце. Он бесшумно, все еще не глядя на супругу, приподнялся на кровати и обхватил голову руками. Каждое утро, сидя вот так в своей комнате, он готовился рассказать Марье Алексеевне о своих терзаниях, мыслях, эмоциях, просить прощения и одновременно целовать ее дни и ночи напролет, но! В очередной раз что-то останавливало его и заставляло прятать глаза от серьезного и пронзительного взгляда любимой женщины. Ненавидит. Да. Она меня ненавидит. И никогда не простит. Поглощенный своими мыслями, Петр не заметил, что пробудившаяся княгиня, сложив руки крестом на груди, удобно облокотившись на пышные подушки, внимательно и не без удовольствия, а также сочувствия, наблюдала за супругом. Спустя несколько минут мужчина, вероятно, почувствовал на себе ее внимание и нерешительно обернулся. Выражение лица жены немало его смутило. Что!? Я ожидал истерик, рыданий, проклятий, но это? Какая же она красивая… Мария Алексеевна, как всегда великолепная (и как у нее это получается?), уверенная в себе и своем обаянии, вальяжно полулежала-полусидела рядом с супругом (который, после года скитаний непонятно где, после месяца скандалов и ссор, ворвался вчера вечером к ней в спальню, как… последний забалуев) и, казалось, не испытывала и толики смущения за прошедшую ночь и, уж тем более, не собиралась бросаться в слезы или бить своевольного мужчину кулачками (хотя иногда такое желание возникало, и не всегда она старалась его сдержать). Напротив, она едва сдерживала смех, лукаво поглядывая на Петра, осознавая собственную победу над ним. Эта самоуверенная, победная улыбка всегда придавала княгине еще больше привлекательности в глазах окружающих мужчин. - Маша! Так ты не… - ошеломленно спросил Петр. - Нет! – кокетливо улыбнувшись, ответила Мария. - И ты не презираешь меня после… - Нет! – женщина плавно приблизилась, Петр почувствовал на себе ее горячее дыхание, что не могло, конечно же, оставить его равнодушным. - Но я же… - … наконец-то дал мне понять, что я твоя жена и ты любишь меня, как и тридцать лет назад, ты это хотел сказать? Ну что ж, я тебя прощаю, - Мария Алексеевна нежно, но уверенно протянула руку к Петру, привлекла его к себе, с удовольствием ощутила на талии сильную мужскую ладонь…