Хоумран

1. Сена волновался. Можно сказать, его почти трясло, но повторяя, как заклинание, любимое слово Йоичи “выдохни”, ему становилось немного легче. Начать с того, что от того, что Хирума у него дома, – бросало в краску. У мамы всегда была гора вопросов, она была очень любопытной и внимательной. А Йоичи мог взять и выдать все как на духу, посчитав, что родителям-то можно сказать. Но, к его удивлению, Хирума хоть и общался на первый взгляд очень открыто, по большому счету он относился к Михаэ с настороженностью. Как если бы волк вдруг решил поговорить по душам с зайцем, в его случае с саблезубым зайцем, прячущим клыки, но так или иначе. Сена с удивлением понял, что у него позиция “родитель” по умолчанию не пользуется доверием. С запозданием Кобаякава вспомнил ситуацию со слушанием и решил, что он прав. Для Хирумы родители – хуже, чем чужие люди. Им надо доверять еще меньше, чем чужому человеку. От незнакомца ты не знаешь, что ожидать, может, он окажется неплох. А те, кто тебя бросили, по определению не заслуживают никакого доверия. Впрочем, Йоичи мило улыбался. Но Сена знал, что эта улыбка такая же как и его. Очаровательная и пустая. Они, оказывается, в чем-то очень похожи. - Все, мы пойдем, спасибо, Кобаякава-сан, но нам надо успеть на автобус. Хирума воспользовался случаем и схватил Сену за руку, потащив из дома. Икебукуро. Сена пялился в окно, провожая глазами знакомые улицы. Он знал этот район лучше, чем тот, в котором жил. Собственно, учился в Икебукуро он не потому, что там жил. Просто там работал отец и ему удобно было каждое утро подвозить Сену. К его удивлению, они играли не в его старой школе – частной академии Райра, - но и это не позволило Кобаякаве расслабиться. Они остановились перед школой Дайгары, и Хирума положил руку Сене на голову. - Думай об игре. Не обращай внимания ни на что остальное. Ты не сделал ничего плохого, чтобы переживать. Неужели ты этого не понимаешь? Сена замер: действительно не понимал. Только сейчас, когда Хирума озвучил это вслух, безапелляционно, уверенно, Кобаякава подумал: а в чем он виноват? Пусть общество считает его ненормальным, Йоичи его таким не считает. Разве этого недостаточно для начала? Йоичи сжал его плечо, встряхнул и отпустил. - Ну здравствуй, родная школа! – гаркнул Кадзуки, и Тогано с Куроки присвистнули. К ним уже мчался директор школы. - Где ваш тренер? – Хирума указал на Добуроку, который приложился к бутылке. - Этих троих дебоширов… Только под вашу ответственность! Вы ведь знаете, за что их выгнали?! Дзюмондзи и ребята гордо выпятили грудь, кажется, они совсем не раскаивались в своих действиях. Куроки и Тогано похихикивали, стоя рядом. - Вам напомнить, что мы играть приехали? – холодно сказал Хирума. – А вам, директор, стоит придержать коней со своими обвинениями. Иначе я найду, в чем обвинить лично вас. Кадзуки отступил на шаг, вежливо глядя на Йоичи: - Мы просто голову потеряли при виде родных пенатов. - Не теряйте, она вам пригодится на игре, - ехидно сообщил Хирума. Директор, не приняв всерьез Йоичи, тем временем окучивал Добуроку: - Из-за них! Из-за них один из наших учеников покончил жизнь самоубийством! Сена вздрогнул. - Вы не представляете, как это было страшно! А им хоть бы хны. Кобаякава поймал взгляд Кадзуки, полный бешенства, однако, вмешиваться парень не стал. Сена увидел, как Хирума сжимает его плечи и качает головой, предостерегая, и Дзюмондзи с трудом выдыхает. Кобаякаве вдруг подумалось, что для кого-то закон подлости сыграл, и кому-то сейчас выйти на поле будет сложнее, чем ему. Йоичи шагнул к директору, и Сена услышал тихий голос: - Кажется, я велел вам заткнуться? – в руки ему прыгнула Черная Книжка. – Или вы думали, что я пошутил? Дзюмондзи хмыкнул. - Шутки с ним стоят дорого. Директор Дайгары кланялся и извинялся, а они наконец добрались до раздевалок. - Ничего не изменилось, - сказал Дзюмондзи. Дошел до какого-то шкафчика, провел по нему рукой. Потом отошел к маленькому окошку, глянул вниз. – Даже клумб видно ровно столько же. - Предлагаю ностальгию оставить на потом, - предложил Таками. – Переодеваемся и идем. Кадзуки был абсолютно спокоен, так что Тогано и Куроки, которые во всем ему подражали, тоже выглядели довольно самоуверенно. Дзюмондзи подкинул биту в воздух, ловко перехватив. - Все-таки это изначально наше оружие. Выбьем из этих поганцев весь дух! Сена с удивлением наблюдал что такое полная концентрация. Кадзуки не слышал сейчас шума зрителей, собравшихся в спортзале. Хотя его бы это свело с ума. - Беги! У Дзюмондзи была отличная скорость, примерно такая же, как у Хирумы. Он занял сразу вторую базу – удачно отбил. На лице его была такая довольная улыбка, будто он не играл, а добрался до врага и разделался с ним голыми руками. Что же произошло? Следующим выходил Сена. Он кивнул Кадзуки. Непонятно, что было в прошлом, Кобаякава не собирался никого судить. Сейчас он должен отбить, отбить так, чтобы у них было очко. Сена вытянул биту с прищуром глядя на питчера. Тот нагло усмехнулся. - Аоба! Аоба! - Посмотрим, как играют деймоновские первогодки, - усмехнулся питчер. Сена внимательно смотрел на него. Не на мяч. Кобаякава уже понял, что этот Аоба любит хитрить. Но как бы ты ни хитрил, пока за скоростью твоего мяча можно уследить, пока контроль можно отследить – все безнадежно. - Хоумран! Мяч летит в дальнюю сетку. Сена видит взгляд Кадзуки - тот смотрит на ошеломленного Аобу. Почему Дзюмондзи так доволен? 2. Дверь в кабинет отворилась. - Можно, сенсей? – Клиффорд резко развернулся на стуле и замер. - Ген! – Льюис поднялся. – Проходи, конечно. Тебя выписали? Садись… Мусаши уселся на койку, тут же почувствовав на своей голове сильные пальцы доктора. Потом его обняли за плечи, и Ген подумал, что никто ничего плохого не подумает, если он обнимет сенсея в ответ. В конце концов, каждый имеет право соскучиться по школьному врачу, поэтому Такекура сжал тонкую талию Льюиса. - Не то что бы меня выписали, - сообщил Ген, не собираясь отпускать Льюиса, пока сам сенсей не отстранится, но тот уложил подбородок ему на плечо, - просто мне теперь не надо лежать в больнице, но играть я пока не могу – прохожу курсы реабилитации и все-такое. Надеюсь, вы Хируму тут не совсем сожрали? - Только немного покусал, - прошептал Льюис. – Но ты знаешь, у нас новый беттер. И, похоже… Характер у мальчишки… - Из какой он школы? - Из какой-то икебуровской. - Это не очень хорошо, - Льюис почувствовал в голосе Гена сильную тревогу, поэтому подорвался за документами. - Сейчас найду… Академия Райра. Ген выдохнул. - Главное, чтобы не Дайгара. - Синие квадраты? – тут же понял Клиффорд. - Вернее то, что от них осталось. Аоба Куронума - парень более чем непростой. - И они играют сегодня с нами. И ты боялся, что если Сена один из них… Ген посмотрел на Льюиса и кивнул. - У меня и у Хирумы есть подозрения. Контроль мяча у Йоичи страдает, но все-таки не настолько, чтобы зазвездить мне по голове. - Смещенный центр тяжести? - Да. Тренировка была выездная, совместная, на территории Райры. Так что если кого и обвинять в подмене мяча, то Орихиру Изаю. - Но Хирума этого не сделал. Не было доказательств? - Все указывало на Изаю. Но вы же знаете, что Йоичи очень осторожен, когда дело касается этого типа? - Да. С Изаей надо держать ухо востро даже Хируме. - И все-таки… его можно назвать другом Йоичи. Странным, непонятным… Но другом. *** Я не люблю насилие. Правда не люблю. И есть человек, которого я ненавижу. С самого первого взгляда он мне не понравился. С самого первого взгляда стал моим врагом. Орихара Изая. Мне даже не хотелось понимать, что творилось в голове у этого типа. Его манипуляции, его шутки. Все мне было чуждо. “Ты мне не нравишься”. Я ему сразу об этом сказал. Но он, как блоха, крутился и скакал вокруг меня. “Я люблю людей”. То ли правда, то ли ирония, то ли сарказм. Зачем ему нужно проверять других на прочность? Зачем играть чужими судьбами, будто они стоят как бесплатный пакет в магазине? Он терпеть не может тех, кто легко попадается в сети, кто не может за себя постоять. Поэтому я рву их раз за разом, с упрямством лягушки взбиваю молоко, чтобы выбраться. Но, кажется, ему только смешно. Он любит делать из людей игрушки. Но не сегодня. Он стоит передо мной, но на нем нет лица, Изая прикусывает губу, сдерживаясь. Что случилось? - Это не я… - хрипло и очень тяжело говорит Орихара. – Я… не думаю, что ты мне… поверишь. Слезы в его голосе? Отчаяние? - Шизу… - голос обрывается. – Каска… Он… Орихара бледен как смерть. Он не может этого сказать, он даже посмотреть на меня не может. Почему-то я знаю, что произошло. Мой брат. - Его больше нет, Шизу-тян. Изая шагнул ко мне, зная, что, возможно, следующим движением я убью его, прихлопну, как блоху. На таком расстоянии он не увернется. - Каски больше нет. Я прижимаю его к себе, не очень понимая, что происходит. Будто мир вокруг потерял цвет и выключился звук. Только его слова стоят комом в горле. Я сжимаю руками его волосы и плечи. Одной рукой я могу легко свернуть ему шею. Он столько раз меня подставлял. Устраивал травли. Сейчас что? Обнимая его, я вдруг понимаю, какой он щуплый. Если бы он пропустил хоть один мой удар – был бы мертв. - Это плохая шутка, Изая. Как бы ты меня не ненавидел, - язык плохо повинуется мне. Плечи Орихары вздрагивают. Эта блоха ржет надо мной? В ярости я сжимаю его волосы, тяну вниз, чтобы он глядел вверх. По его щекам текут слезы. - Твоя ненависть – моя любовь. А не наоборот… - прошептал Изая. Каски больше нет. Что случилось потом? Это была вспышка, яркая, опаляющая, разрушающая. Наутро я мог вспомнить только куски. Я сидел на кровати, растирая виски, – боль в голове все еще давила. - Черт… Изая на кровати тяжело дышал, даже во сне ему было больно. Все его лицо и тело было в ссадинах и синяках. Что я натворил? Зачем? Разве это вернет мне брата? Я откинул одеяло, и Орихара застонал. - Холодно… - прошептал он. - Потерпи, блоха. Я попытался его осмотреть, но он дернулся, пытаясь сбежать. - Я не переживу еще одного раза, чертово чудовище, - я сжал его худые запястья, а потом, глянув в черные глаза, дернул за руки, усаживая и прижимая Изаю к себе. Он обнял меня. Обнял. - Отошел немного? – тихонько спросил, проводя рукой по спине. - Да, - тяжело сказал я, касаясь рукой его волос. - Я найду тех, кто столкнул его с крыши. Я клянусь тебе. Сколько бы времени на это не ушло. Мне хотелось крепко сжать его в объятьях, но я боялся что-то ему сломать. Моя сила слишком чудовищна. Я не умею ее контролировать. Изая ведь этого и добивался. Ему казалось, что это весело. А теперь я даже не могу нормально его обнять. - Почему ты не ушел? – выдохнул я. – Если бы ты сбежал… - Только не в этот раз. Я не признаю дружбу. Но не семью. У меня две маленькие сестрички… Я вздрогнул: даже у этого жуткого типа есть семья? Почему я об этом не знал? - И если бы я их потерял… Я хотел бы, чтобы кто-то оказался рядом со мной. Кто-то… кто ближе всего к понятию семья. Это было признание. Я смотрел на него и понимал это. - Я никогда бы не тронул Каску. Сейчас я ему верил. А еще он поднялся, будто ничего не было. Наверное, сейчас пойдет к Шинре, куда еще податься таким как он? Но, когда он пошатнулся, уже почти полностью одевшись, я подхватил его на руки. - Ты же не думаешь, что я позволю нести себя на руках, как принцессу? - А мы по крышам. Никто и не заметит, - усмехнулся я. А после, как оставлю его у нашего одноклассника и начинающего доктора-без-лицензии, мне предстояло столкнуться лицом к лицу с реальностью. Но, можно сказать, именно с того момента, с того ужасного дня, наши отношения начались. Я вдруг понял, что если не научусь контролировать свою ярость, то рано или поздно – убью его. Совершенно случайно, даже не заметив. Но без него краски в этом мире исчезнут навсегда. Он сделал из меня чудовище, но ради него же мне надо остаться человеком. Шинра, как всегда, подкалывает, но я не ухожу, жду пока он закончит. - Я знал, что вы, ребята, психи, но настолько? – улыбнулся Кишитани. – Я думал, что вы не можете в одной комнате находиться рядом, а вас вон в одну постель затянуло. Я сжимал металлические кружки, вместо шей всяких зарвавшихся докторишек. Мы не психи, нет. Мы - чудовища. Один хуже другого, как не посмотри. - Вали уже к себе… - буркнул Изая. – У тебя много дел, разве нет? Шинра посерьезнел. - Руи тебя отвезет. От Каски мало что осталось. Официально прощание проходило при закрытом гробу. Когда Изая вошел в зал крематория, Том попытался сделать так, чтобы я его не заметил, и он очень сильно удивился, когда Орихара сжал мое плечо и пошел к гробу. О чем он думал, когда положил руку на дубовую крышку. Судя по глазам и улыбке, тем, кто устроил нам это событие, серьезно не поздоровится. Потом Орихара выдохнул и тяжело вздохнул. - Прощай, Каска, - услышал я. Я знал, что этот тип умеет плакать. Он все умел. Даже быть человеком. Чертов информатор, для которого люди - игрушки. Он снова сжал мое плечо и пошел назад. Я знал куда. Туда, где на подоконнике сидел Хирума, надувая жвачку. Кто бы это не сделал, они свое получат. Я был уверен. Моему же брату оставалось только покоится с миром. Я развернулся, когда в моих руках осталась лишь урна, и подошел к тем двоим. Изая обнял меня за талию. Сколько же силы в этом хрупком человеке? Той силы, что никогда не будет у меня. В тот момент когда у меня не стало брата, я едва не сломался. Я потерял брата, но взамен вместо ненависти я получил любовь. Я понял это в тот момент. Один единственный. “Твоя ненависть – моя любовь”. Изаю трудно понять, почти невозможно. Но и отпустить… Не получится. - Пойдем, - тихо сказал Орихара. – Надо развеять пепел. 3. Кадзуки был бандитом. Так же как и два его друга детства. Отбросы общества, на которые давно стоило махнуть рукой. Впрочем, Дзюмондзи был гордым, так что вступать во всякие молодежные “цветные” банды было против его желания. Дайгара была пристанищем “Синих Квадратов”. Рана Идзумия не раз лично подходил к нему с весьма деловым предложением стать частью его Синих Квадратов. Но Кадзуки предпочитал быть сам по себе. К тому же ему очень не нравился его младший брат – Аоба. Хитрые глаза и невинная улыбка - сочетание по определению так себе. Дзюмондзи не считал себя ахти каким человеком, он просто жил в свое удовольствие и не сильно над этим заморачивался. Однако бейсбол ему действительно нравился. Ради этого он пытался держать себя в руках и вести себя неприлично, только когда никто не видит. И их новый питчер, их одноклассник, ему нравился. Молчаливый и спокойный тип. С таким лицом только подавать: никто ничего не прочитает, ибо морда кирпичом. Он сидел рядом с ними, давал списывать конспекты, и они часто обедали вместе. Каска чаще всего молчал, иногда слабо улыбался. Но этого было достаточно. Время шло – они стали друзьями. Хейвадзима Каска никого не боялся. Отнюдь не потому, что у него есть такой брат, как Шизуо. Совсем нет. Он просто был таким от природы. Смерть могла пронестись в сантиметрах от его лица, он даже не моргнул бы глазом. Но в тот день, когда Аоба стал снова доматываться до Кадзуки, Каска вмешался, подписав себе смертный приговор. Дзюмондзи так и не забыл этот день и не сомневался, что не забудет никогда. Было больно. Он не помнил, сколько пропустил ударов по ребрам, он помнил, как глотал свою же кровь, но пытался вырваться, чтобы спасти Каску. Кто его толкнул? Аоба? Кто-то другой из Квадратов? Когда люди падают с такой высоты, потом от них остается только лужа крови на асфальте. И да, память о них – слабое утешение. Кадзуки пришлось еще хуже. Он коснулся его пальцев. Почти схватил за руку, едва не улетев следом. Кто-то из Синих Квадратов схватил его за шкирку. Это произошло на его глазах. Секунда. И он бы спас его. Лицо Каски… Он был как всегда спокоен, этот тип, но Дзюмондзи был уверен, что губы прошептали: - Прощай. Кадзуки плохо помнил несколько дней потом. Суды, домашний арест, снятие обвинений. Именно тогда он познакомился с тем парнем, что сейчас выходил на горку. Хирума Йоичи. Дзюмондзи сразу понял, что пришли по его душу. Он рассказал все как есть, даже не надеясь, что ему поверят. Но Хирума верил. Конечно, вера его была не абстрактной. Клещ. Если он вцепится в кого-то, то уже не отпустит. Зеленые волчьи глаза искали жертву. И они собирались ее найти. В кои-то веки это было непросто. Однако, именно благодаря Хируме все обвинения были сняты, но им пришлось перевестись в Деймон, который ждал их с распростертыми объятьями. - Хейвадзима Шизуо – мой друг, - сказал Йоичи, хищно улыбнувшись. От его улыбки бросало в дрожь. – И так просто я это не оставлю. А вы мне – поможете. Хирума Йоичи - жестокий человек. Те, кто не знают его, считают именно так. Те, кто немного знают, говорят, что у него много принципов. Те, кто знают его по-настоящему, говорят, что “он умеет расставлять приоритеты”. И это действительно так. Он считает, что друзья - это главное. Такой приоритет влияет на все остальное. Даже игра, ради которой, кажется, он и убить готов, отступает на второй план. Таками поправляет очки. - Началось… Сейчас кому-то отомстят за все. Сена внимательно следит – сейчас он на скамейке. Когда очередь доходит до девятого беттера Дайгары, которым был Аоба, Сена понял, что имел ввиду Таками. Хирума берет мяч в левую руку. Прикрывает лицо перчаткой, пряча мяч. Бросок. Судья свистит, не понимая, что произошло. Аоба выронил биту из рук, сжимая кисть. По его лицу проходят волны боли. - Ты-ы… - он шипит. Но судья ничего не видел и не понял. А когда после матча начнут просматривать записи камер, то обнаружат их стертыми. Хирума улыбается, кидая мяч в землю и ловя его. - Будете продолжать? – спрашивает судья, странно, но Аоба кивает. Таками выдыхает: - У Хирумы нет никаких доказательств, да, Манабу? – Сена не понимает, о чем они. Каких еще доказательств? - Нет, - отвечают Юкимитсу. – Но тем не менее, интуиция редко подводит Хируму. А так как Изая с ним согласен… Сене почему-то очень тревожно. В зеленых глазах горит черный уголек холодной ненависти. Расчетливой жажды мести. - Дедбол! Йоичи усмехнулся. - Замена питчера! Манабу! Юкимитсу дал пять Хируме. - Отомстил за Мусаши? – усмехнулся Юки. – Ты сломал ему руку в локте. Очень сложная операция будет. - За Каску… потом, - выдохнул сквозь зубы Хирума. – Когда достану доказательства. В комнате, откуда велась видеосъемка, Орихара Изая усмехнулся, подкидывая свой ножик. Кто-то отчаянно пытался переиграть его. Похоже, Аоба Куронума заигрался в великого вершителя судеб. Орихара почти ласково улыбнулся. - Опасная история выйдет, для отдельных личностей. А может, игра не на жизнь, а на смерть.