Я не настолько глуп.

- Дойцу! Ну Дойцу! – на запертую дверь ванной комнаты обрушился очередной град несильных, но довольно звучных ударов. Людвиг вздохнул и устало оперся ладонями о раковину. И откуда только у этого несносного, шумного итальяшки вообще силы берутся? Только что на тренировке ныл, что устал, бежал, как черепаха, и даже двух раз нормально не отжался, что уж говорить о подтягиваниях – висел на турнике, прямо как эта его паста. А сейчас вот в дверь ломится, да так, что она даже трещит, грозясь сломаться. А вдруг и правда сломается? - Ну чего тебе? – отозвался Людвиг, и удары весьма ожидаемо стихли. - Ну пусти меня! – раздался с той стороны приглушенный преградой в виде двери голос. – Я хочу с тобой мыться! Людвиг снова вздохнул. И так каждый раз. - Нет, – резко отрезал немец. – Иди в другую ванную мойся. Один. - Ну Дойцу! – надоевшая за неделю песня началась заново. Людвиг устало взглянул на себя в зеркало. И вот с чего он ломиться? Не понимает ведь, дурачок, что «Дойцу» не пускает его к себе вовсе не из-за вредности, или смущения, или чего там еще. Просто вот уже неделю – немец себе в это уже признался, полдела сделал, да? – вот уже неделю при виде даже полуобнаженного Феличиано Людвига посещает твердокаменный стояк, от которого приходится избавляться позорной дрочкой. Немец еще никогда до такого не опускался, но этот сумасшедший – итальянец в смысле, а не немец, конечно, – может расхаживать по дому в одних трусах или даже совершенно голым. И, как выяснилось, тело у него оказалось на удивление крепкое, стройное, изящное даже. И вот как только Людвиг обратил на это внимание – он пропал. Пропал окончательно и бесповоротно. За дверью воцарилась подозрительная тишина. Еще не полностью расставшись со своими мыслями и почти не осознавая, что делает, Людвиг поинтересовался: - Италия! Ты все еще там? – спросил и спохватился, но было уже поздно. - Там-там, – отозвался уже спокойно голос. – Может, все-таки пустишь меня, ве~? Я тебе спинку потру. Предложение звучало весьма заманчиво, если учесть еще и то, что на одной из тренировок Людвиг потянул спину, и теперь она ощутимо ноет. Но осознание того, что Феличиано будет рядом с ним – обнаженный, стройный, так близко, только руку протяни… Немец не выдержит. Не выдержит и сорвется. А Феличиано такой наивный, такой милый – он может не так понять, и тогда их дружбы больше не станет. И не станет этого шумного, невозможного, раздражающего, но уже ставшего таким родным, нужным даже маленького итальяшки. Не будет его рядом. Этим Людвиг жертвовать не мог. - Дойцу? А может, ну его к черту? Мысли лихорадочно бились о стенки черепной коробки, наскакивая одна на другую. Людвиг устало вздохнул и сдался. - Черт с тобой, Италия! – он открыл дверь и, отвернувшись от сияющего, как медный таз, радостного Феличиано, начал раздеваться. Движения были скованными, он кожей чувствовал заинтересованный, изучающий взгляд, но все же немец пересилил себя и разделся донага. Он хотел просто постоять под горячим душем минут двадцать, но упрямый итальянец настоял на том, что надо набрать ванну – непременно с пеной – и отмокать в ней. Глядя в решительные медовые глаза, Людвиг махнул на все рукой и сдался – будь что будет. Феличиано сам набрал для немца ванну с огромным облаком пены, от которой исходил легкий аромат лаванды. Людвиг забрался в ванну, прислонился спиной к бортику и, закрыв глаза, привычным движением запустил пальцы в волосы. Теперь главное не смотреть, как раздевается итальянец. Только не смотреть… Феличиано между тем снял с себя тренировочную форму и в полном беспорядке побросал ее на пол, после чего забрался в ванну и уселся напротив Людвига. Некоторое время они напряженно молчали. - А можно я к тебе прижмусь? – неожиданно выдвинул предложение итальянец. Людвига словно током прошило. - Нет! – резковато отозвался он. - Ну пожалуйста! – заныл Феличиано, шлепая ладонями по пене и разбрызгивая ее по всей ванне. - Хорошо-хорошо! – раздраженно отозвался немец только для того, чтобы итальянец прекратил это безобразие. Тот, радостно векнув и подняв волну, перебрался на другой край ванны и уютно устроился между разведенных ног Людвига, прижавшись спиной к его груди. Стало как-то даже спокойнее. Феличиано тихо мурлыкал какой-то веселенький, простой мотивчик, собирая пену между пальцами и пытаясь в перерывах между мурлыканьем выдуть мыльный пузырь. Когда у него это получалось, он удовлетворенно векал и снова начинал мурлыкать известную одному ему песенку. «А может, он ее сам придумал? – подумал Людвиг, отрешенно глядя на гладкое, покрытое бархатным золотистым загаром плечо итальянца – у него вся кожа была такого оттенка. – С него станется. Он рифмоплет тот еще…» - Дойцу? – Феличиано откинул голову на плечо немца, заглядывая ему в глаза. – Давай я тебе спинку потру? Людвиг непроизвольно вздрогнул и только кивнул в ответ, освобождая пространство позади себя. Подняв очередную волну, итальянец перебрался к нему за спину и, налив гель на мочалку, принялся осторожно тереть спину немца. Тот заметно расслабился. - Нажимай сильнее, не бойся, - совсем другим, потеплевшим голосом произнес Людвиг, и Феличиано усилил нажим. В какой-то момент Людвиг просто начал млеть и даже не сразу заметил, что Феличиано уже отбросил мочалку и теперь довольно умело массирует его плечи. Постепенно его руки спустились чуть ниже, и немец томно выдохнул. - Да…именно здесь… Итальянец еще несколько минут разминал его спину, и Людвиг почти было успокоился, что итальянец ничего не замечает, но Феличиано вдруг тесно прижался к его спине и обхватил ладонями возбужденный член немца. Людвиг вздрогнул. - Италия! Ты что делаешь? - Я все-таки не настолько глуп, Дойцу, чтобы не замечать, – томно шептал Феличиано прямо над ухом немца, касаясь его губами, между тем его пальцы скользили по его члену. – Расслабься и получай удовольствие. И Людвиг расслабился, по-хозяйски запустил руку во влажные мягкие волосы и, повернув голову, сорвал умопомрачительный поцелуй. Много позже, когда они лежали на кровати Людвига, уставшие, но удовлетворенные, немец все же поинтересовался: - И давно ты заметил? - Да почти сразу, – отозвался итальянец, пристраивая голову на его груди. – Больно уж долго ты раскачивался. Мне ждать надоело. - И что теперь? – Людвиг с интересом посмотрел на каштановую макушку. - А что теперь? Все предельно ясно – наши отношения перешли на качественно новый уровень, и теперь мы… - Да замолчи ты, умник, - немец крепко обнял итальянца, прижимая его к себе. Феличиано потянулся за поцелуем.