Тропой памяти

Назад возвращались в молчании. Причиной тому была вовсе не великая скорбь: погибших нет, все, уллах-тагор’ин глор, живы, и не потрясение своими успехами: обвал накрыл меньше сотни врагов, да и то, по большей части, простых рабочих. Пережитый страх от неожиданного явления духов леса тоже был не при чем: энтов видел один лишь Рагхулун. Дело обстояло до невозможности просто: разговоры не клеились из-за временно наступившей повальной глухоты. Досталось даже вождю, а ведь он в момент взрыва оказался у самого выхода, почитай что снаружи! Печальной участи избежала одна Шара, но и она всю дорогу не проронила ни слова. Наверное, было бы лучше, испытывай она сейчас отвращение или чувство вины, как тогда, в деревне… Но теперь это был страх. И началось все в тот момент, когда… … Приведя оглушенного напарника в чувство с помощью пригоршни снега, Шара отправилась собирать стрелы: не оставлять же такое сокровище в трупах! Самая первая, торчащая в шее урук-тха’ай-лесоруба оказалась сломана: затоптали. К чести обоих мергенов, стрел, валявшихся на снегу, оказалось всего две. Слегка покачиваясь, Шара побрела вызволять остальные: самое неприятное дело – жмуриков тормошить. С стороны могло бы показаться, что девушка изрядно пьяна, если бы такое лихо водилось за Ночным народом: усталость после вызова энтов была столь велика, что ноги подкашивались. Про голову лучше и не говорить: казалось, что мозги болят оттого, что в затылок загнали гвоздь. Закусив губу и упираясь в мертвое тело подошвой сапога, Шара вытащила одну из доставшихся латникам стрел. Шагнула к следующему. Здесь оказалось попроще: из глазницы наконечник высунулся с противным чавкающим звуком. Что-то лопнуло под забралом глухого шлема, и Шара, стараясь не смотреть на оголовок, стряхнула его, машинально вытерла о снег и лишь после этих манипуляций закинула освобожденную в колчан к сестрам. А вот и третья сейчас будет… пхут-тха! В кольчатой вставке застряла. При помощи храга и Наркун-гуровой матери кольчужное полотнище все же удалось раскромсать так, чтобы наконечник стрелы пролез в образовавшееся отверстие. Следующая… Медленно, очень медленно колчан наполнялся приятной тяжестью, сухим шорохом оперения, тихим ивовым стуком. Ну вот, кажется, больших потерь удалось избежать – кирит-унгольский запас почти весь цел, хорошо бы и дальше так. И тут… Вытащив из щели между пластинками нагрудника очередную полонянку, девушка неожиданно для себя стащила с головы мертвеца вороненый шлем со светлой рунической насечкой. «С» - отразила отполированная стальная поверхность, но обычно падкая до мелочей лучница не заметила знака, и уж, тем паче, не успела его осмыслить: расширенные от ужаса зрачки ее глаз прикипели к мертвому лицу поверженного врага. Уллах-тагор’ин-нарт… дрогнувшая рука уронила шлем и сотворила охранный жест. Изжелта-серая маска, перекошенная предсмертным оскалом, вполне бы могла принадлежать ящерице: мелкая плотная чешуя покрывала лоб, скулы, уши, даже губы и веки. В выпуклых бесцветно-желтых глазах стыли черные полосы вертикальных зрачков, а уже начинающая мутнеть полупрозрачная пленка третьего века неровно обтягивала роговицу. По чешуйчатой щеке из угла рта сбегала струйка совершенно черной, с зеленоватым отливом, крови. Но самым страшным в облике «принявшего силу» было даже не это. Под жуткой маской взгляд еще безошибочно различал черты иртха: тяжелая, выступающая вперед нижняя челюсть, клыки, вздернутый нос, листовидный разрез глаз… Это было отвратительно… это было ужасно… это было невозможно… Лучница успела повидать соплеменников, чьи лица носили отпечаток увечья, полученного в бою или на охоте, видела все: и отсеченные уши, и сломанные челюсти, и пустые глазницы, прикрытые черной повязкой. Но сейчас глазам ее представало совсем иное… нечто противоестественное, даже с точки зрения иртха-полукровки: сколь не чудовищна подобная связь, но тем не менее сама Шара родилась на свет от отца и матери, от живых созданий, наделенных свободной волей и разумом, а мертвое тело на снегу словно бы никогда и не было живым, как нет жизни в вылепленном горшке, откованной мотыге, да даже в приснопамятной самобеглой повозке… Ненависти к «принявшим силу» не было – для этого девушка слишком мало прожила в Туманных горах, но простить Кхуру то, что он сделал с ее сородичами, не смогла бы даже она. …От бездыханного тела ее оттащил Рагхулун. Причем довольно грубо: оценив, что на окрики лучница не реагирует, а при попытке поднять за локти еще и на ногах толком не держится, он попросту сгреб ее за поясной ремень и, закинув на плечо, понес к останкам Южных врат: благо сила позволяла. Остальные воины, увидев это зрелище, спрашивать ничего не стали: живая, вроде, наша ирк-мани и ладно – а башка сейчас у всех кругом и в ушах звенит… Где-то в лиге от подземного стойбища хозяева пещер остановились на привал. Из мешков показались остатки припасов: экономить больше смысла не имело, так как дойти оставалось совсем чуть-чуть – заодно и сытым веселее, и ноша легче. К воде здесь и вовсе относились с вопиющей расточительностью, только что на пол не лили. «Хм… их бы в горгоротские солончаки на седмицу» - ворчливо подумала Шара. Сама она к пище не притронулась, хоть и не ела давно, а вместо этого сняла с пояса флягу с талой снеговой водой да извлекла из-за пазухи кисет. С наслаждением набрав полную грудь крепкого табачного дыма (дядьку Шаграта она сейчас понимала как никогда!), она медленно выпустила сизую струю в потолок сквозь полусомкнутые губы и сделала маленький глоток воды. Отлично… Пока дети подземелья уплетают остатки вяленой оленины, можно просто посидеть вот так, прислонившись спиной к холодному камню: лархан достаточно толстый, не застудишься. Беспримерная в истории подгорного клана битва с урук-тха’ай – на редкость бестолковая и совершенно негероическая – осталась в прошлом. Самое смешное, что ребята, похоже, всерьез ощущают вкус победы… было бы с чего! Шара едва заметно усмехнулась: вот и у нее появился повод для гордости – первая боевая операция, спланированная ею лично. Могла ли безвестная восьмидесятидвухлетняя девчонка из далекого Кундуза когда-нибудь предположить… нда-а, чего в жизни только не случается порой! Впрочем, к делу: пора подвести итоги. Начнем с Кхуру, ибо с ним более-менее все ясно. Возомнив себя очередным отцом Ночного народа, он принялся клепать себе непобедимую армию. Это у нас вообще первым делом… у истоков, разумеется, опять лежала высокая и благородная идея священной мести притеснителями избранной расы Средиземья… охо-хо, похоже, у сыновей Крылатого это в крови: что один, что другой – дайте только кому-нибудь заблудшему путь-дорожку в жизни указать! Мысль получилась кощунственная, и лучница даже сама устыдилась подобного сравнения. Хороший ли, плохой ли, но Харт’ан Гортхар прежде всего государь и правитель иртха, а вот Кхуру Ночной народ интересует даже не как сила, а как сырье. Как расходный материал для создания безжалостных боевых машин. Первая проверка «изделий» на прочность и соответствие – это рейд в Туманные горы. Сможешь без колебаний убить бывшего сородича, значит, стал одним из «принявших силу», все просто. Только непонятно, чего Кхуру добивается? На кого приготовлен скрытый в Изенгарде железный кулак? Явно, что не для расправы с кланом Халрагхахар: там, если всерьез взяться, одного рейда будет предостаточно. С одной стороны – Туманные горы, с другой – земли, населенные какими-то степняками… С третьей – опять сухну-кочевники, а посреди всего этого – Скала Змеи, скальная башня, и Кхуру с ее четырехрогой вершины обозревает окрестности. Четырехрогой вершины… хм… совпадение? Шара ни разу не бывала в столице, но видела на гравюрах резиденцию Харт’ана Гортхара в Луугбурзе. Она знала, что над главной башней чернокаменной цитадели, будто зависнув меж зубцами вершины, пылает багровый символ Унсухуштана - Восходящее Солнце. И зубцов этих… также четыре. Это же знак… Лучница поперхнулась дымом и мучительно, до слез, закашлялась. Ну, Кхуру… создать тварей неуязвимыми к солнечному свету, покрыть тело чешуей, через которую не испаряется вода, сделать их выше и сильнее обычного иртха… Как впечатляюще будут смотреться эти красавцы на Горгороте! Тьма Изначальная! Настолько похоже на правду, что верить не хочется. Унсухуштан… Дикий горный край, продуваемый всеми ветрами, страна солончаков и таингура, вулканического пепла и железных рудников… родина. Мысль о том, что по священной земле предков будут шагать стальные сотни чешуйчатых змееглазых тварей, причиняла почти физическую боль, и Шара закусила губу. Это много хуже извержения Роковой горы… ибо нет врага страшнее того, что во всем подобен тебе! Табачные листья дотлели. Девушка, не глядя, выбила трубку о пол и встала, пряча кисет под рубашку. И очень вовремя – закончившие обед воины Рагхулуна уже собрались, готовые продолжить путь. Ее же, судя по всему, так и не дозвались… если звали, конечно. Закинуть за спину колчан с анхуром и стрелами было делом мгновения, и вот уже взмах руки вождя просигналил «вперед». Эхо пустых коридоров подхватило звон-шелест кольчужных рубах, шарканье шагов, усилив ничем не примечательный шум до уровня слышимости. В середине строя пахло гарью, смолой и сырой кожей – прокоптились защитники пещер что твоя рыба. Да… хорошо, что иртха - не сухну, те воняют преотвратно, потому что потеют, и даже вынуждены тратить воду на такую глупость, как мытье: вот ведь жалкие создания! – у Ночного народа кожа влагу понапрасну не расходует. Шагали ходко, шли шестые сутки пути, и если бы на месте иртха были люди, то вся честная компания уже давным-давно смердела бы как стая дохлых гиен. А так – ничего особенного. Ну, пыльные… ну, закопченные… только и всего. То ли еда на крайнем привале придала сил, то ли неудержимо тянули к себе близкие уже родные пещеры, но идти с каждым шагом становилось словно легче, хотя быть должно наоборот. Девушка понимала своих соплеменников – их-то впереди ждал дом. Та самая единственная ценность, ради которой мирные духовные чада Рраугнур-иргита стояли насмерть против прежних хозяев Мории, против урук-тха’ай, против воинственных сородичей из Дол-Гулдура… хм… Шара прибавила шаг и поравнялась с вождем. Рагхулун глянул вопросительно: «чего?», мол. А девушка скосила глаз на торчащий из ножен эфес трофейного й’танга и, ни к кому не обращаясь, произнесла: - Око и дубовый лист, говоришь? – и помолчав пару мгновений, добавила: - Нда… кажется наш непогрешимый кхургуб-у-уллаг’ай, совершил еще одну тактическую ошибку. Рагхулун то ли не расслышал, то ли просто не понял смысла туманной фразы, но переспрашивать и уточнять ничего не стал. И то радость: пускаться в долгие и пространные объяснения не хотелось совершенно. Рагхулун здесь не при чем… принятое шаманом решение не пропустить воинов Дол-Гулдура в Морию принадлежало ему лично. А вскоре стало не до объяснений, потому что настала пора готовиться к рассказам иного рода: по тоннелю потянуло живым теплом и на отполированных стенах и изукрашенных затейливой резьбой сводах потолков заиграли розоватые отсветы дальних огней. Наконец-то! Вот теперь точно – с возвращением! Высокая фигура в забрызганном кровью доспехе заслонила собою свет, за ее спиной метались неясные тени. Двое караульных в южном коридоре, игравших от нечего делать в чамгат73 , поспешно вскочили, хватаясь за копья. Понять их было нетрудно: вождь ушел в великий поход против Кхуру, вот уже две седмицы нет никаких известий, а напряженное ожидание никого еще не делало рассудительней. Неожиданно возникший отряд, возглавляемый стальным незнакомцем, в первое мгновение заставил предположить самое худшее – не удержали, урук-тха’ай прорвались в пещеры. К слову, «стальных незнакомцев» могло быть куда больше, но доспехи убитых врагов оказались по росту лишь вождю. Но стражникам и того хватило с лихвой: рявкнув свое «басхаха лат!», с мужеством отчаяния они подняли копья, перекрывая проход. Тот из двоих, что был помоложе, скорчил зверскую рожу. Но не успел Рагхулун даже рта раскрыть, как из темноты за его плечом прозвучало: - Тише, Ругбар, это же твой вождь… Мы… мы вернулись! Женский голос мгновенно успокоил дозорных: ведь всем известно, что у тварей Кхуру женщин не бывает вовсе, а на свет появляются они способом незнаемым. Шару заметили не сразу, а вот Рагхулуна, наконец, признали. Недотепу Ругбара подняли на смех, а Шара вспомнила, откуда знает его имя: незадачливым любителем игры в чамгат оказался не кто иной, как подмастерье Харуфа Ташкулуда! Даже странно, что вначале он показался девушке таким взрослым. А Рагхулун – Волчья Песнь – окинул усталым взором почтительно склоненные головы бдительных дозорных, разбросанные по полу деревянные квадратики с изображениями, и, наконец, каким-то будничным голосом сообщил: - Мы вернулись с победой! И тотчас же за спиной не в меру скромного вождя грянул ликующий рев, многократно усиленный подземным эхом: это усталые, оглохшие и обожженные воины клана Халрагхахар дали воли распиравшей их гордости. Ругбар бросил надоевшее тяжелое копье, и прытко помчался в сторону жилых пещер, неся радостную весть соплеменникам. А еще через несколько минут, показавшихся вечностью, откуда-то издалека все то же эхо донесло неясный гул: будто встречать победителей бросилось навстречу все племя. Да, так оно, в сущности, и было. _____ 73 - чамгат - разновидность кхандской игры пиксисо