Тропой памяти

Мимо… и снова – мимо. Так промахнуться несколько раз подряд – позор для стрелка! Шара угрюмо хихикнула в отворот капюшона. Ну, и чего ради нужно было приходить в Лориэн? С Владычицей поругаться всласть? Обе, конечно, хороши – сейчас, по здравому размышлению, девушка понимала, что надо было вести себя умнее. Но куда больше стыда за собственную резкость мучило то, что ни на шаг не удалось продвинуться в разгадке тайны Черного Властелина. А ведь было так близко – рукой подать… Хм… рукой подать. Неожиданно четко перед взглядом снова предстали аристократически белоснежные кисти рук эльфийской правительницы. Тонкие изящно очерченные пальцы без украшений… только какой-то размытый сгусток застывшего воздуха, ветер, прикорнувший в холоде шелковых костяшек. Что-то похожее уже было… вот только где? Странное чувство холода в затылке… чушь. Или нет? В любом случае, надо было определиться с дальнейшим маршрутом. Пути назад все равно нет, но каждая захлопнувшаяся за спиной дверь неплохо дает под зад, сообщая ускорение в нужном направлении дальнейшего пути. Раз остались вопросы, значит, есть и те, кому можно их задать. Только на этот раз надо поискать собеседника поспокойнее, чем царственная прабабка. В кустах послышался шорох. Сидящая у костра орчиха мгновенно подняла голову, и её рука неуловимо быстрым движением перехватила лежащий чуть поодаль лук. Стрела смотрела в сторону подозрительных тёмных кустов. Но напрасно: больше не было ни звука – лишь потрескивали в костре еловые поленья. От тугого натяга и тягостного ожидания начали затекать пальцы. Первой тишину нарушила Шара. - Послушай меня, живая тварь! Ты – у меня в прицеле, а у этого лука – двойная кручёная тетива. Выходи, если хочешь жить и, клянусь Оком, я не трону тебя, кем бы ты ни был. Шаг был довольно рискованный, как и упоминание Ока – неизвестно, кто мог стоять по ту сторону света. Тёмный вереск расступился с треском, пропуская на поляну высокого седобородого человека в остроконечной шляпе и длинном одеянии неопределённого цвета. Пришелец сделал шаг вперёд, и Шара, расслабившись, отложила оружие в сторону. - С-серый Странник? – неуверенно произнесла она, протирая уставшие от напряженного вглядывания в ночь глаза. – Митрандир? Ты… жив? Две ясные искры блеснули из-под косматых седых бровей названного Митрандиром. - Что ж, ты узнала меня… - удовлетворённо произнёс он, опираясь на длинный резной посох. – Значит, и я не ошибся, Шара, дочь Амрода… Растерянная орчиха не сразу вспомнила о вежливости, а когда всё же сообразила, то сделала широкий приглашающий жест в сторону костра. Нежданный гость ничуть не обиделся, неторопливо прошествовал к огню и, шелестя полами мантии, уселся напротив. Шара понимающе улыбнулась, сверкнув клыками: - Владычица? – прищурилась она. Маг пожал плечами, устраиваясь на стволе поваленного дерева и протягивая руки к пламени. - Думаю, что она рассказала тебе… - задумчиво протянула Шара, глядя в огонь. – Иначе ты убил бы меня, лишь только заметив… - Неужели всё Искажённое племя обладает теперь таким умом? – Гэндальф приподнял брови в весёлом удивлении. Шара одарила мага усталым взглядом: - Не бывает «искажённых» племен… - без тени улыбки ответила она, глядя в нечеловеческие глаза собеседника, и показалось, что различие возраста вдруг поменяло знак. – Или тогда уж все они Искажённые. Так о котором из них сейчас речь? Слушавший до того с улыбкой собеседник глубокомысленно хмыкнул, явно довольный ответом: - Все, понял. Свой народ ты в обиду не дашь. Причем ни один из них. Лучница оценила изящный намек последней фразы, согласно кивнула: - Ну да. Я, в общем-то… не совсем орк… - И это мне известно, - в голосе мага вновь послышалась ирония. – Иначе события развивались бы именно так, как ты недавно предположила. Но не затем проделал я долгий путь из Квэтлориэна по твоим следам, – голос Гэндальфа стал суров. - Я хочу предостеречь тебя от поспешных выводов и необдуманных решений. Шара подняла усталые глаза, глядя сквозь пляску огненных языков на морщинистое лицо собеседника, утопающее в густой седой бороде. - От каких решений, мудрый? Мой дар странен, и порою кажется проклятием знать всё, что было, но не иметь возможности изменить хоть что-то… Или ты тоже не веришь? - Дар можно использовать для достижения самых разных и противоречивых друг другу целей, - напомнил маг. – Ты, например, слишком много знаешь о прошлом, и ничего – о настоящем. Это опасно. Беспокойные воспоминания рано или поздно заставят тебя принять решение. Впрочем, - он поймал взгляд орчихи,- я вижу: ты уже приняла его. Ответь мне: куда ты идёшь? Шара помолчала. - Нет нужды предостерегать от неосторожных шагов того, кто лишён возможности влиять на ход событий, – она усмехнулась невесело. - Пожалуй, это действительно проклятие – дар послевидения, способность видеть далёкое прошлое. Быть прорицателем будущего, должно быть, не так страшно – оно ещё не существует, и любое малейшее изменение способно в корне переломить ход событий. А вот прошлое – оно одно. И изменить в нём что-то - невозможно… В раскосых орочьих глазах стояли слёзы. Шара встряхнула головой, и, чтобы отвлечься, поворошила веткой поленья и подкинула пару толстых сучьев. Пламя с радостным треском взвилось к ночному небу, осыпая искрами кожаную рубаху лучницы. - Ты не ответила на мой вопрос, – повторил Гэндальф с лёгким нажимом. - Ты спросил, куда иду я? Навстречу ответам на свои вопросы, Митрандир! У Крылатого было два… сына. Кто лучше братьев знает правду друг о друге? Один из них сидит сейчас в Чёрной Башне… Я иду ко второму… К удивлению Шары, Гэндальф никак не показал своей реакции на её последние слова. Ни испуга, ни одобрения, ни ярости - ничего… Как ни в чём не бывало, он раскуривал от уголька свою длинную изогнутую трубку. - Не советую… - наконец, негромко произнёс старый волшебник, выпуская сизое кольцо табачного дыма. – Тот, кто смог предать однажды, непременно сделает это ещё раз… Орчиха непонимающе смотрела во все глаза на устало-равнодушное лицо, на исчезающий в усах отполированный чубук трубки. - Да так оно и произошло. Саруман предал Свет, точно также как некогда предал своего… ну, не стоит сейчас об этом. Так или иначе, Врагу удалось лишить Светлый Совет верховного мага. Нет-нет, - он насмешливо покачал головой, видя, как напряглась орчиха. – Рановато радуешься… Никаких заверений и клятв в вечной верности меж ними не было, да и быть не могло. Эти двое ненавидят друг друга настолько, что об объединении сил не может быть и речи. А Саруман, к тому же, смертельно боится. Так что никакие сентиментальные воспоминания о совместно проведённых деньках Предначальной Эпохи его не тревожат… - орчиха вздрогнула: уж слишком цинично прозвучала последняя фраза – …он ничуть не разрывается перед выбором между долгом и чувствами, а просто ведёт двойную игру… во всяком случае, вёл её до недавнего времени. Как Глава Светлого Совета он прекрасно знал обо всех наших планах и попутно лелеял мысли о грядущем господстве вместо теперешнего Властелина… Это обстоятельство стало известно мне совершенно случайно, и не стоит об этом… - Да нет, отчего же? – Шара усмехнулась, - в неравной битве света и тьмы все средства хороши, как говорят у нас: «каждый й’танг в цене». Отчего бы не попытаться внушениями переманить на свою сторону чуждое всем существо? Любую вещь, поступок, цвет можно показать с той стороны, которая нужна для формирования той или иной точки зрения, да? - За обвинение во лжи я обычно убиваю на месте, – холодно отозвался волшебник. – На первый раз, так уж и быть, прощаю, ибо не станет верить чужому слову тот, кто всегда имел возможность увидеть сам. Но впредь постарайся держать на привязи свой язык, о, Шара, дочь Амрода! «Дочь Амрода» виновато опустила глаза, а Гэндальф продолжил: - Даже последнему из слуг Врага я не стал бы лгать, а уж тем более тебе, той, что носит в себе память Майя. Сейчас мы беседуем как равные, без утайки. Ответь же мне, что за способ достижения своей цели ты избрала? - Н-да-а, хорош из меня Майяр, конечно… - фыркнула Шара. – А что: «беседа двух Майя у походного костра» - звучит очень даже величественно… На этом месте она умолкла, неуверенно глядя в огонь, вздохнула, и, не отводя взгляда от углей, медленно произнесла, ни к кому не обращаясь: - Где четвертое Кольцо, хотела бы я знать… - Что ты сказала? - насторожился Гэндальф. - Кольцо, – терпеливо пояснила Шара. – Начать придется издалека… Ты ведь знаешь, что во мне – память всех моих предков, я могу видеть их глазами события минувшего. Однажды совершенно случайно в видении мне явилась золотоволосая женщина народа Эльдар. Это была Владычица, хотя тогда я еще не знала о нашем родстве. Когда же я попыталась проникнуть в ее память, то ощутило нечто вроде стены. Будто огромный кусок прошлого оказался выброшен как ненужный сор, нет, лучше даже подойдет сравнение с поземкой, что стирает следы на снегу… Словно Владычица никогда не существовала. Точно такая же история постигла меня, когда я попыталась увидеть последнюю битву Союза Эльфов и Людей глазами Элронда Полуэльфа, также приходящегося мне сородичем. Я успела увидеть поединок Исилдура и… ну, в общем, ясно - чей… видела, как осыпались пустые доспехи побежденного Врага, видела, как Элронд окликал друга, любующегося доставшимся ему трофеем… А потом снова все пропало. Точно стена, как в случае с Владычицей. Для меня Элронд исчез, его память стерта, будто он никогда не жил на свете. Единственное объяснение этой странности я вижу лишь в том, что оба моих предка: и Элронд, и Галадриэль – владеют магическими кольцами стихий. Так вот… Странно выходит: я видела Кольцо Огня и Воздуха, Владычица сказала, что есть еще одно – Кольцо Воды. А где кольцо четвертой стихии? Почему их всего три? Маг надолго умолк, он сидел, поглаживая длинную седую бороду, и, казалось, напряженно размышлял, периодически бросая полные сомнения взгляды на странную орчиху с всезнающими глазами Сотворенной. Видимо, он собирался задать еще какой-то вопрос, но вместо этого лишь сокрушенно покачал головой, и вновь углубился в тяжкие размышления. Наконец, он все же решился: - Хорошо… - медленно проговорил, наконец, Гэндальф, растягивая слова. – Четвертое кольцо действительно существует, но только это не совсем то, что ты думаешь. Оно олицетворяет собой землю… Нет, не стихию земли – всю землю. Арду. - Вот как? – прищурилась лучница. – Я не стану спрашивать, где это кольцо сейчас и кому оно принадлежит, но отчего-то мне кажется, что, в отличие от предыдущих, создали его вовсе не эльфы. Спрошу иначе: кто-нибудь видел его? - Я, – просто ответил Гэндальф. – И не только видел, но и даже держал в руках, представь себе… - И как оно? – хмыкнула орчиха с невинным любопытством. - Тяжело, - признался Гэндальф. – Очень тяжело. И это притом, что я – Майя. Ты права, создание такой вещи не под силу никому из Детей Эру. Дрянь получилась почище Феаноровых Сильмариллов – тебе-то, я думаю, объяснять не надо, что это были за камешки… - Дрянь? – улыбнулась Шара, приподняв бровь углом. - Ну так кто создавал! – парировал старый волшебник. Шара осуждающе покосилась на него, но все же не смогла сдержать смешка. Двоякая вышла шутка: не то о создателе ужасного Кольца, не то - о великом древнем мастере-Нолдо. Даже как-то неловко… - Ну, хорошо… - Шара вновь придала своему не по-орочьи подвижному лицу серьезное выражение. – А откуда вообще взялись все эти Кольца, ты не знаешь? Для чего они? Повелевать миром, его стихиями и живыми созданиями? Но это же бред… тому, кто способен творить подобные предметы, власть над миром – просто условность, он и так могуч. А вот те ничтожества, которых вечно заботит господство над Вселенной, к счастью для остальных, не обладают ничем, кроме болезненно развитого самомнения и далеко идущих планов. Гэндальф только головой покачал, в несказанном изумлении созерцая собеседницу. Ого! Кажется, он недооценил эту клыкастую остроухую девицу в забрызганном форменном плаще и стоптанных сапогах. - Что ж… В таком случае, я просто вынужден ответить правду, Шара, дочь Амрода, – вздохнул волшебник. – Правду, которую скрываю, и буду скрывать впредь даже от немногочисленных друзей, ибо такое знание им ни к чему. Я много изучал свойства этих колец: точно так же, как и тебе, мне не давало покоя то, что стремиться обрести власть над миром при помощи такой магии – нелепо и бессмысленно. Ты знаешь, сколько всего существует этих колец в Средиземье? - Ну, мы говорили о четырех, - задумчиво начала Шара. – Насколько я поняла, существуют и другие, просто именно эти четыре наиболее могущественны… Вернее, три и Одно…а еще, хм-м… знаешь, в Черном наречии слова «девять» и «кольцо» созвучны – «н’азг» и «назг»… Это имеет какой-то смысл? Волшебник едва уловимо кивнул: «продолжай». Девушка обхватила колени и замерла, слегка покачиваясь на бревне. Но больше никаких ценных выводов ей сделать не удалось. - Значит, девять, три и одно… Тринадцать колец. Многовато что-то… уже цепочку впору плести! – попыталась пошутить дочь Амрода, но Гэндальф охладил порыв на взлете. - Нет, не многовато. В самый раз, даже больше скажу – на самом деле их некогда было ровно два десятка. А насчет цепочки… хм… я назвал бы это уравновешенной системой. Семь колец Подгорного народа уравновешивают Девять мертвецких, Три эльфийских же являются противовесом Единого, все это довольно просто. Но, к сожалению, сейчас это равновесие нарушено, ибо семь гномьих бесследно исчезли, что привело к небывалому усилению мощи Назгульих колец… - А Единое? – перебила Шара. – Его роль в этой э-э… системе какая-то особенная? - Единое… Оно вообще особенное. Если свойства всех прочих я приблизительно представляю, то насчет этого можно только догадываться. Что вложил в него его создатель – ума не приложу, но сила у этого Кольца страшная. - Что невольно приводит нас к мысли о том, что создателем подобной вещи может быть только… - Шара замялась, подбирая имя, которое не оскорбило бы слух собеседника, но тот опередил лучницу: - … Майя Таирэн Ортхэннэр, совершенно верно. Хотя от прежнего Таирэна Ортхэннера, ну или Гортхауэра, в этом существе осталось всего ничего. При звуках истинного имени Черного Майя Шара вытаращила глаза. Так он тоже… знает? Ее удивление не укрылось от взора Гэндальфа, маг усмехнулся в густые усы и прикрыл на мгновение веки, будто кивнул. - Вначале я сомневалась в правдивости воспоминаний своих предков… - призналась девушка, не сводя глаз с Истари. – И решила расспросить Владычицу… ну, и еще кое-кого. Так вот… все они: и заклятые враги, и давние союзники, помнившие прежнего Гортхауэра – в один голос подтвердили, что он очень сильно изменился. Очень сильно. И я пытаюсь понять – отчего. Гэндальф потер лоб. - Ну, на этот вопрос я отвечу тебе с легкостью. Магические кольца сильно меняют своих хозяев, об этом ты знаешь даже больше моего – вспомни, ты говорила о непонятном барьере или стене, скрывающей от тебя память той же Владычицы. То же самое произошло и с другим твоим предком: видение последней битвы Союза Эльфов и Людей оборвалось для тебя в тот самый миг, когда Элронд, надеясь переубедить Исилдура при помощи чар, надел свое кольцо. Шара кивнула, и Гэндальф продолжил: - Так вот. Эльфийские кольца были изготовлены самими эльфами, их сила в точности соответствует силе своих носителей, поэтому это не столь опасно. А вот с Единым все иначе: не думаю, что в Арде найдется существо, способное вынести тяжесть его мощи. - Зачем же он тогда дал своему творению такую Силу? – спросила окончательно сбитая с толку лучница. – И тем более, зачем носил его, не снимая в течение столетий? - Предполагаю, он вообще не собирался его надевать, - пожал плечами маг. – Видишь ли, та уравновешенная система, о которой мы говорили в самом начале беседы, является своего рода ключом, способным открыть или напротив, запечатать любые двери. О дверях я упомянул в образном, разумеется, смысле, - на всякий случай уточнил он. – Ну, например, нечто похожее применили Валар при сокрытии Прямого Пути… знаешь, что это? Девушка досадливо поморщилась: при чем тут Прямой Путь? К чему он клонит? - Хорошо, выражусь яснее, - смилостивился Гэндальф. – Замкнув цепь, Единое Кольцо даст своему владельцу неслыханные возможности. К примеру, отворить Двери Ночи… - Что? – задохнулась Шара, не веря своим ушам. – Но ведь… Но… Она искала слова и не находила их. Выходит, он ничего не забыл, он все так же по-прежнему любит своего Учителя и поэтому ищет способ всеми правдами и неправдами освободить его… не останавливаясь ни перед чем. Или нет… - Не спеши с выводами, Шара, дочь Амрода, - вздохнул Гэндальф, словно мысли прочел. – Эта идея с ключом могла бы принадлежать прежнему Гортхауэру. Но вот беда: стоило ему приблизиться к цели, создав это проклятое Кольцо, как оно подчинило его себе. Впрочем, «подчинило» - не слишком подходящее определение, говорю же – всех свойств этого Кольца мы не знаем. Я предполагаю, что в величайшее и самое могущественное из Колец он вложил свою память. Да-да, именно память! А когда Кольцо покинуло его в той последней битве, то… - То одновременно он утратил часть себя, так? – перебив собеседника, воскликнула лучница. - Но однако не рассыпался прахом, не исчез, и слабее при этом не стал… А что исчезает незаметней всего? - Это уже твои собственные предположения… - поправил маг, но загоревшаяся внезапной идеей девушка не обратила на то ни малейшего внимания. - А если он получит назад свое Кольцо? – выпалила Шара. – Он станет прежним, отворит Двери Ночи и выпустит на свободу Учителя. Я понимаю, что Валар решительно против такого варианта, но и ты согласись, мудрейший, они тоже могут ошибаться. К слову, Вала-Отступник не был тем чудовищем, каким его стремятся представить. Если он обретет свободу, то думаю, предпочтет тихо и незаметно поселиться где-то в Арде, никому не причиняя вреда… Гэндальф закатил глаза, прошептав что-то вроде «так я и знал!», а после обрушился с криком: - Дура ты, анхур-ману! Всесильная и всезнающая дура!!! Ты вообще способна видеть хоть на ладонь дальше собственного носа? Отдать бедному мальчику Кольцо, чтобы он отворил Двери Ночи и освободил Того, кто в свое время едва не уничтожил всю Арду! Того, кто… - А может, хватит уже взаиморасчетов?! – рявкнула лучница в ответ, стискивая кулаки. - Неужели за столько веков Он все еще не заслужил прощения? - Следи за тоном! – осадил ее Гэндальф, а когда вскочившая было девушка со вздохом опустилась на место, устало произнес: - Я вообще не о том сейчас, если ты до сих пор не поняла. Совершенно не о том. Я не могу допустить, чтобы Он вернулся… Вовсе не из-за того, что я несу волю Могуществ Арды или так уж защищаю Свет. Просто тогда Миру, в котором мы живем, действительно придет конец. Попробую объяснить, почему… Представим себе, что Двери Ночи открыты и узник может, наконец, покинуть ненавистную темницу. Допустим даже, что это по-прежнему тот добрый, мудрый и всепонимающий Тано, каким он был для того же Гортхауэра и каким считаешь его ты. В таком случае, оказавшись на воле, он не станет мстить своим судьям. Но куда ему идти? Он потерял все, что имел, он одинок и несчастен, он чужой в этом мире – ведь облик Арды так изменился за время его изгнания. Окажись в таком положении Эдайн или Эльдар, они бы действительно, как ты и говоришь, тихо поселились бы где-то в уединении, никому не причиняя вреда и никого не упрекая, а лишь баюкая свою скорбь и тоску по тому безвозвратно ушедшему времени, когда они были молоды, дерзки и безнаказанно счастливы… Шара всхлипнула и вытерла нос рукавом. - Печальная, но все же идиллическая картина, не так ли? Этакая светлая грусть о несбыточной мечте повернуть прошлое вспять и начать все сначала… И вот именно здесь, о, Шара, дочь Амрода, я напомню тебе, что Он – Вала, и, что бы там ни говорили иные, самый могущественный из всех. А что самый отчаянный и порывистый – это уж точно! Что произойдет дальше? Некогда он уже пытался изменять Арду по своему разумению и прихоти, и, поверь, ему это удавалось. В Предначальную Эпоху все было не столь страшно: ну, образовались на месте прежнего моря высокие скалы, ну, изрыгнули огонь недра земные, разверзлась пара трещин – что с того? Ведь живых созданий в ту пору еще не существовало! А теперь представь себе, что произойдет с нами, если томимый тоской по дням своей юности, Он решит вернуть Арде ее изначальный облик – шар, пылающий в пустоте. Он это может, не забывай! Девушка растерянно молчала. Ей и вправду нечем было возразить. Как бы ни было жаль, но мысль вернуть Кольцо хозяину оказалась неудачной с самого начала. «Тьма отомстит Свету и это будет справедливо…» - передразнила она сама себя. Ну и что с того? Будет ли это иметь значение после гибели мира… да и не при чем здесь месть, просто если время начнет новый отсчет, то никакой Дагор Дагоррат не нужно. И все же. Как он там назвал Харт’ана Гортхара? «Бедный мальчик»? В свое время, год назад, она бы, может, тоже посмеялась над таким определением. Это правитель и создатель Унсухуштана, великий вождь Ночного народа, повелитель ужасных Уллах-тхар и гроза врагов – бедный мальчик?! Сейчас же лучнице просто было безумно жаль осиротевшего ученика. Что стоит Сила Майя и бессмертие, когда его не с кем разделить? - О чем думаешь? – окликнул ее Гэндальф. Шара в ответ пожала плечами. - Да вот, отгадать пытаюсь, что теперь с Кольцом этим делать… - хмыкнула она. – Спрятать его надо, что ли, куда? А то и вовсе… Нет, нельзя! В Кольце его память, как же он без нее? Маг внимательно посмотрел на лучницу, но промолчал, ожидая продолжения. - И Кольцо – нельзя, и без Кольца – нельзя… Она яростно потёрла лоб под кожаным шнурком, перехватывающим волосы. - Да спасет ли Кольцо? Если ты говоришь, оно его уже себе подчинило, а уж если оно ещё и попадёт к Нему в руки… Тогда… тот Гортхауэр, которого я помню, исчезнет навсегда… Ну, кроме того, что вдобавок уничтожит весь мир, – добавила она специально для собеседника. Тот тяжело вздохнул, на всякий случай кивнув. - Правильно поняла… - Что же делать?! – орчиха беспомощно смотрела на мага, точно прося совета или защиты. Гэндальф молчал, яростно выколачивая трубку о край бревна. Недоверие в его душе боролось с иными чувствами. Безмолвие продолжалось минут пять, всё это время Шара с надеждой смотрела, не отрываясь, на выражение лица Серого Странника. - Светлый Совет принял решение уничтожить Кольцо, – произнес он, наконец. – Это единственный ход, который сможет прекратить эту жестокую и бессмысленную бойню. И когда лава Ородруина поглотит Кольцо, вместе с ним исчезнет вражья власть и рухнет возведённая Им твердыня боли, смерти и страха… Вот и всё. Большего мы сделать не в силах… - И… Он погибнет вместе с Кольцом? – обречённо догадалась Шара. Это был даже не вопрос – ведь ответ известен заранее. Но Гэндальф пожал плечами: - Тот Гортхауэр, которого помнишь ты, погиб давно. Он растворился в злобе и мести Чёрного Властелина, слившись с помыслами Кольца в единую безжалостную мощь. Гибель Кольца уничтожит теперешнего Властелина. Саурона. Но… - волшебник сделал паузу. - Ты хочешь сказать, что… - начала Шара. - Память не знает смерти… - едва заметно улыбнулся Гэндальф, перебивая. – Это тебе так, на досуге подумать. А что касается твоего желания помочь, то с этим посложнее… Видишь ли, с Детьми Эру все просто и ясно: чертоги Мандоса, Эльдар – к новому перерождению, Эдайн – на неведомые пути за Пределы мира. О Ночном народе, иртха – не ведаю, но отчего-то мне кажется, что их судьба так или иначе связана с Ардой. А вот Майя… Понимаешь, нет такого места, где собирались бы сущности развоплощенных Айнур, потому что для нас наличие тела вообще не является обязательным условием жизни. Иными словами, мы неспособны погибнуть, потому что сами и есть жизнь. Лишенный телесной оболочки Майя рано или поздно вновь соберет достаточно сил, чтобы создать себе новую. По своему опыту помню, это очень трудно и неприятно, но все-таки возможно. - Почему ты говоришь мне это? – негромко спросила девушка. – Разве ты не на стороне Света? Для тебя Он – Враг, ты собираешься сражаться с ним и победить. Победить любой ценой - такова цель - что для светлых, что для тёмных. Тогда я не понимаю: отчего же тебе не всё равно, что станется с побеждённым противником? Отчего эти слова о том, что памяти неведома смерть? Зачем тебе Его свобода? Какую цель в этом преследуешь ты? – Шара окончательно запуталась и умолкла. И эхом прозвучал голос старого мага: - Всякий, кто бы он ни был и сколько бы зла не сотворил в своей жизни, заслужил прощение. Это говорю я: один из Младших Айнур, Майяр Ниэнны-Плакальщицы, сестры Отступника… – устало ответил он. – Это она научила меня сочувствию, ибо в своей бесконечной скорби простила она и своего непокорного брата, и верных учеников, разделивших с Ним чёрный путь в Пустоту. Она простила и других: тех, что в Круге Судеб вынес приговор Отступнику и предал смерти его народ… - Н-да-а, а я-то, дура, ещё спрашивала: верит ли он мне… - растерянно пробормотала лучница, стараясь, чтобы маг не услышал. - Долго помнящего обиды называют злопамятным, ибо он не хочет простить тех, кто причинил ему боль, копя в душе злобу. Это неверно: обиды можно простить, а можно и забыть. Забыть проще. Но лишь только тот, кто помнит всё, способен на настоящее прощение. В этом твой невероятный дар, Шара, дочь Амрода, дитя шести народов Арды, их скорби и боли, побед и поражений, надежды; наследница их памяти. И не говори, что ты ничего не можешь, ибо твоя встреча с Владычицей Золотого Леса доказала обратное… Заметив, что орчиха смотрит с полным непониманием, Гэндальф произнёс всего два слова: «жребий Нольдор». - Так кому же ты помогаешь? – воскликнула Шара, потерявшись в потоке фраз. – Тьме или Свету, ответь! - Мне, Майяру Скорбящей, не под стать носить белое. Некогда серыми были мои одежды, как и всё в этом мире, ведь он не делится на чёрное и белое, а существует лишь в их слиянии. - Серый... Чёрный и Белый одновременно… – понимающе улыбнулась орчиха. – Да? И маг кивнул, улыбаясь в ответ: - Серое носят те, кто служит Ниэнне. Шара ожесточённо ковыряла прутиком в золе. От малейшего движения вверх поднималось облако удушливого пепла, но орчиха этого не замечала. - Жребий Нольдор, говоришь?… н-ну, это произошло случайно… просто, в какой то момент мне показалось, что я понимаю эту чопорную эльфийку, находящую своё единственное утешение в правлении игрушечным королевством посреди непролазных чащ. В тот миг, когда она пригрозила мне смертью за моё нежданное появление, у меня было только одно желание – чтобы эта королева трёх сосен исчезла куда-нибудь подальше, и наша первая встреча стала бы последней… Вот, собственно, и всё… - Шара хмыкнула. - А вот Эрэнно, тот, кого мне всерьёз было жаль… Хотя, нет, всё верно! – удивлёно воскликнула она и посмотрела на Гэндальфа. - Ведь ты же убил его, Митрандир? Барлога? Старый волшебник вздрогнул от нахлынувших воспоминаний. Кивнул. - Ну… да, - протянула она. – Нет, я понимаю, что у тебя не было иного выхода. Да и его бесполезно было останавливать. Видишь ли, помимо мучительного вечного желания отомстить, у него была ещё одна причина для поединка. Это был его единственный способ умереть. Я знаю, он давно ждал тебя… «Горячий и мёртвый»… - Он мёртв, – подтвердил Гэндальф. – Вместе с ним я низвергся с заоблачных высей, и багровое пламя Удуна погасло навеки… Шара посмотрела на мага долгим немигающим взглядом. - Хорошо. Это хорошо… Он хотел уйти… Я благодарю тебя за него, – шепнула она, не отводя глаз. – И ещё: ты убедил меня. При этих словах Гэндальф поднялся с бревна и встал в полный рост, как и прежде опираясь на посох. - Эта ночь пройдёт, как все предыдущие и последующие, – негромко заговорил он, медленно роняя слова. - Здесь, у этого костра, ты в последний раз видишь меня Серым, Майяром Валы Скорби и Прощения. С рассветом я приму иной приличествующий мне облик – Гэндальфа Белого, главы Светлого Совета, служителя вечного пламени Анора и беспощадного врага наступающей тьмы. Никогда впредь не повторится разговор, подобный этому… И потому постарайся запомнить и понять: ты – Память, тебе ведомо всё… Тысячи жизней лежат пред тобой как на ладони. Я уже говорил: своим даром ты можешь распорядиться как угодно. Ты можешь судить, сочувствуя одним и обвиняя других; ты можешь признать абсолютную правоту одной из сторон: Света или Тьмы, объявив другую воплощённым злом; ну и напоследок, ты можешь, зная всё это, простить всех, даже тех, чья вина неизмерима. Ибо даже тот, кто недостоин оправдания, прощение всё равно заслужил. Ты сетовала на невозможность ничего изменить? Напрасно. Ты можешь исправить не так уж мало чужих ошибок, ведь не случайно слова: «Нет тебе прощения!» - одни из самых страшных слов на земле…