***
Место обитания нэнси-боя отличалось сочетанием всех удобств и стерильной чистотой. В ряд стоит вся посуда на кухне, белый ковер можно смело назвать белоснежным, белье пахнет мятой. — Так... У меня есть пара книг о романтизме, философии, искусстве. Интернет работает, вроде как. Можем приступить к работе хоть сейчас, ты диктуй, а я буду печатать. Возьми вон тот томик Канта... — Стоп. Думаю, подобного рода тему нужно осмыслить, а не хвататься за копирование книг, согласен? — я чуть приподнял бровь. В ответ он похлопал глазами. — Даже не знаю... У меня есть пара текстов, ну, я пишу иногда, — он замялся. — Я могу взглянуть? — Попробуй, — привычная нахальная усмешка возвращается на физиономию принцессы, и он потянулся к нижнему ящику письменного стола, нагибаясь. Кажется, его брюки были настолько обтягивающими, что я мог разглядеть год выпуска монет, лежащих в его задних карманах. — На, — он протянул мне несколько листов со словами, написанными черными чернилами. Почерк широкими и витиеватыми линиями ложился на поверхность. Я пробежал глазами по тексту. Напор ручки на бумагу был везде разным, но особенно сильно были вдавлены строки: Кто-то пытался причинить мне боль, Кто-то пытался причинить мне боль — это то, чего я боюсь. Я взял следующий лист. Алкогольное настроение, Потерял свою одежду, потерял свою смазку. — Специфично, — изрек я, просмотрев еще пару листов с отчетливо выделенными словами "Две резинки, две смазки и серебряная ракета." — Хочешь как-то использовать это? — усмехаясь, Молко прищурил глаза. — Я же сказал, что нужно как раз "копировать" книги. Это не творческая работа, мать ее, а гребаный проект по философии. Садись за книги. — Ты когда-нибудь любил кого-то? — сам от себя того не ожидая, я резко сменил тему. — Что? - сбитый с толку, он повернулся на стуле. — В каком смысле? — В прямом. Ведь мы говорим о романтизме, о чем-то странном и живописном, прекрасном, но в то же время прогрессивном и противоположном устаревшему. Мой собеседник задумался, взмахивая длинными черными ресницами. — Наверное, да. Или нет... Я не знаю. — Надменный принц вновь в замешательстве. — А ты? — Нет, — односложно ответил я. — А тебе никогда не хотелось этого? Я не знаю... чувств. Влюбленности. — Не знаю, — тихо ответил Молко. Чуть погодя, он добавил: — Да. — Я никогда не считал это чем-то важным. Это только затуманивает разум. — А что важно? — Важно стать тем, кто будет идти против всего. Быть отрицательным героем для сего мира. Заставить каждого бояться и уважать тебя, — кажется, мой тон изменился на более агрессивный. — Диктовать свои правила и морали. — Мне наоборот, не хочется быть рядом с обществом. — Он закрутил пальцем прядь волос. — Я хочу найти человека, который станет моим отцом и матерью, лучшим другом и лучшим любовником... И неважно, кто это будет, — Брайан опустил глаза. — Нет, я точно не хочу связываться с обществом в его количественности. — Толпа глупа сама по себе, но отдельные индивидуумы — нет. — Согласен. — Но ты можешь повести это стадо за собой. Ты можешь манипулировать ими, как хочешь. Ты можешь стать для них врагом номер один или идолом. Они могут распять тебя. Они могут обожать тебя, — я говорил с каким-то вожделением. — Мы противоположны друг другу в своих мировоззрениях, — привычная полуусмешка вернулась на лицо Молко. Он вытянул сигарету из сумки и щелкнул зажигалкой.***
Спустя несколько часов теоретическая часть работы была сделана на процентов тридцать, я утомился и предложил Брайану куда-нибудь сходить. Он отказался, свалив все на усталость. Я поехал домой. Весь вечер я просидел в раздумьях о Молко и его туманному ответу на вопрос о чувствах.