Чумные кошмары

Вместе с купцом пришла чума, его последняя подруга. Она неслышно вошла в избы, отогрелась у жарко натопленных печей и спустя неделю вышла на охоту. О. Громыко, "Профессия: ведьма" Мне больше никогда не снились кошмары. То же.

В серебре твоих глаз вижу я отголосок тревоги. Не смотри на меня! Заклинаю, молю: не смотри! Ты не знал той девчонки, бредущей по мёрзлой дороге, – исцарапаны руки, до крови истоптаны ноги... Ты её не буди. Мы от голода были готовы уйти за ворота. Пусть к волкам, пусть на смерть – всё равно так погибнешь быстрей! Двадцать пять уцелевших... Закончилась злая охота. Знать, исчезла старуха-чума за судьбы поворотом. Слышен топот коней. Я, на крыше сарая притихнув, обоз увидала (видно, боги шепнули мне здесь поискать колоски). На задворках за домом собака моя забрехала; ей в ответ взвыли волки – в лесу их осталось навалом. Голос полон тоски. Очень странный обоз: три телеги укрыты тряпицей; два десятка солдат, не моргая, стоят впереди. В напряжённой тиши заскрипели сухие ступицы. Кто-то, бочки увидев, пытается к лесу пробиться... Не беги, не беги! Пламя, вспыхнув, родную деревню мгновенно объяло. Лишь моргнула – а рядом обрушился старый сарай. Я металась подбитою птицей, от страха рыдала. Дым меня укрывал, как диковинное одеяло... Где там ад, где там рай? Лишь ребёнок в горящей избе понадеется скрыться. Я забилась в подвал, затаилась, как раненый зверь. Каждый шорох – как смерть. Надо мною скрипят половицы... Помню копоть и дым, злые слёзы, попытки молиться – и закрытая дверь. Я брела по дороге, сжимая котомку с картошкой, я ногами касалась ещё не растаявших льдин... В старом тёмном лесу вышла я на избушку-сторожку, там жила тётя-ведьма, коза и бродячая кошка. Ну а дальше – в Стармин. Ты молчишь, серебро твоих глаз превращается в пепел. Ну скажи, умоляю, хоть словом, хоть жестом скажи! Лён, ты слушал меня? Так давай, объясни глупой ведьме, что паденья и взлёты – то гулкий пронзительный ветер под названием "жизнь". Ты сомненья читаешь в потоке несвязанных мыслей, но виденья и страхи, что выход из детства нашли, – чьи-то лица, гримасы и сотни не прожитых жизней – исчезают, стираются, тают, как прелые листья. А кошмары ушли.